Прерванная лебединая песнь

«Ах, вот и кто меня сможет отогреть? Ах, вот и кто приготовит ложе? Где те двери, что открыты для меня, Кто ждет меня за ними, кто же?». Башня Rowan «Черный Самайн»

      Хью шел по вересковой пустоши. Ни души вокруг, лишь он, бредущий в неизвестном направлении. Низкое небо хмурилось, но дождя не было, и кельта этот факт расстраивал, ему хотелось пить. Горло пересохло, язык распух, и все, о чем он мог думать — это глоток прохладной, свежей, чистой влаги. Неимоверно горячий ветер дул ему в лицо, пульсирующими порывами высушивая слезы на глазах. Очередной такой порыв слишком резко ударил в скулу, и Хью проснулся. Он был в доме Мадса, сына Миккеля, на его ложе и в его загребущих лапах. Дан, в буквальном смысле, пыхтел в лицо кельта, опаляя жарким дыханием и производя при этом забавные шелестящие звуки. От него пахло брагой и, почему-то, медвежьей шкурой.       Хью действительно до умопомрачения хотелось пить, и он постарался вылезти из постели, не потревожив спящего. Босые ноги тут же замерзли на ледяном полу, и кельт поспешил натянуть шерстяные копытца. На тонкую льняную рубаху, в которой спал, накинул вязаную тунику. Жирник засвечивать не хотелось, и он делал все на ощупь. В коридоре мрак рассеивал тусклый свет, льющийся из щели над входной дверью, позволяя видеть очертания предметов. Хью снял полог, который закрывал проход в кухню и шагнул внутрь. Из глубины помещения тянуло влажной звериной шерстью, слышалось какое-то шевеление. Он застыл, чувствуя, что на его затылке волосы встают дыбом. На полу кухни заворочалось что-то огромное, темное, и тут же в его голове всплыло воспоминание — кошмар с Эббой в главной роли. Он пытался сдержаться, перебороть наползающий изнутри ужас, но когда из черной шевелящейся массы вынырнул косматый сгусток тьмы, кельт закричал. Неожиданно тонкий и пронзительный звук разорвал тишину раннего утра. Тело Хью сделало попытку убежать, но ноги подвели, он завалился назад и осел на пол, отбивая себе многострадальный зад.       — Чего ж так визжать, — недовольно заговорила темнота. Над головой кельта зажегся светильник, это Мадс абсолютно голый, даже не успевший прикрыться, прибежал на его зов. Вмиг успокоив рычащего внутри зверя, викинг сам облегченно выдохнул, оценив обстановку и сообразив, что Хью ничего не угрожает. Он прошел в кухню, по пути помогая ему подняться, и установил жирник на столе. Кельту стали видны импровизированное ложе и человек, лежащий на нем и укутанный в огромный подбитый мехом плащ. Косматый сгусток темноты оказался кудлатой головой, что высунулась из-под шкуры, заслышав, видимо, его приближение. Краска стыда обожгла скулы пленника, медленно расползаясь по лицу и шее. Он действительно взвизгнул, испугавшись темноты, словно маленький ребенок. На него с недюжинным любопытством уставились небольшие карие глаза, принадлежащие самому огромному и волосатому человеку, которого он когда-либо видел. Незнакомый мужчина, сон которого потревожил Хью, уселся на шкурах, поднимаясь и почесывая свою растрепанную макушку. Мадс тем временем зачерпнул воды и протянул глиняную кружку кельту, тот даже не удивился такой прозорливости викинга, автоматически выпивая жидкость.       — Я думал, девчонка орет, — прогудел басом великан, — не признал бы в нем парня, если б не щетина и волосатые ноги. Хотя, была у меня когда-то подружка из свенов, до того волосатая, что…       — Заканчивай, Бурый, — прервал его излияния Мадс. — Не хочу ничего знать. Твоя морда кого угодно напугает, так что уймись и ложись досыпать. Позже познакомитесь.       С этими словами дан, забрав с собой жирник, схватил оторопевшего кельта за рукав и утащил в спальню.       — Только не вздумайте заниматься всякими пошлостями, пока я здесь, — прогудел гость, вновь устраиваясь на ложе и спустя пару мгновений захрапев. Ульфхеднар же, установив светильник в спальне, стянул теплую тунику с кельта и уложил его обратно в постель.       — Испугался? — шепотом спросил он и, дождавшись кивка, успокоил, — бывает.       Они какое-то время лежали в полной тишине и пристально смотрели друг другу в глаза. Потом викинг вдруг задышал часто и положил свою тяжелую руку на бедро Хью. Рука плавно скользнула вверх, оглаживая ногу и пытаясь забраться под рубашку кельта. Тот замотал головой и, стрельнув возмущенным взглядом в лицо Мадса, крепко свел ноги и намертво вцепился руками в подол. Дан, хмыкнув, чмокнул Хью в подбородок, а потом накрыл своим ртом его губы. Кельт решил не поддаваться, стиснул крепко зубы, он не горел желанием заниматься сексом, когда за стенкой храпит гость, но ульфхеднар применил запрещенный прием, зажав пальцами его нос. Хью пришлось все-таки разжать зубы, чтобы вдохнуть, этим и воспользовался викинг, пробираясь своим гибким порочным языком в его рот. Через пару мгновений кельт уже сам отвечал на жаркие поцелуи, растеряв контроль над собственным телом. Он потянулся к дану, вцепляясь руками в его волосы, и только когда горячая ладонь Мадса обхватила его истекающий смазкой член, он очнулся, вспоминая о чужом присутствии за стенкой. Разорвав поцелуй, Хью вновь протестующе замотал головой и зашептал возмущенно: «Не надо». В ответ на это ульфхеднар лишь шикнул на него, прижимая палец к губам, жестом приказывая ему затихнуть. Затем Мадс придвинулся ближе, притерся своим членом к члену Хью, выбивая из того судорожный вздох, и обхватил оба их члена широкой ладонью. Второй рукой он мял ягодицу кельта, время от времени, словно ненароком задевая сморщенное колечко его ануса.       Пленник все же смирился, прикрыл глаза, спасаясь от горящего взгляда любовника, и стал наслаждаться медленным ритмом, что задавал его кулак. Но Мадсу было мало пассивного участия кельта, он притянул его руку, принуждая соединить усилия. Ладонь дана обхватывала ладонь Хью на их крепко притершихся фаллосах, контролируя движения и убыстряя темп, от этого жар поднимался из самого нутра пленника, заставляя сходить с ума от наслаждения. Не сдержавшись, он застонал в голос, но викинг заткнул его поцелуем, и в жаркой схватке их языков победителей не было. Когда разрядка была уже близка, и Хью чувствовал ее приближение, палец дана проник в его анус, безошибочно находя заветную точку. Кельта прошиб такой разряд наслаждения, что его выгнуло в сладкой судороге, и он кончил, полностью растворяясь в блаженстве. Под его веками вспыхнул белый свет, и на какое-то время его выдернуло из реальности. Он пришел в себя, когда ульфхеднар, развернув его, протискивался членом в его задницу. Расслабленное тело пропустило в себя безболезненно, и Мадс, сделав лишь пару мощных толчков, кончил, выплескиваясь внутрь. Они даже не услышали, когда храп, доносящийся с кухни, прекратился.       Шум крови в ушах кельта не успел затихнуть, как вдруг его перекрыл волчий вой. Хью еще ничего не успел понять, а ульфхеднар уже скатился с ложа, срывая со стены лук и стрелы и устремляясь прочь из дома. «Снова голышом», — отстраненно подумал кельт. Со стороны кухни прогрохотали шаги, раздались чертыхания и жалобы, он четко расслышал только: «Просил же, блядь, без пошлостей». Гость выбежал вслед за даном, а затем все смолкло. Кельт было решил последовать за ними, но вытекающая из задницы сперма заставила его передумать.       Мадс был зол. После безуспешного метания по лесу, только присутствие Бурого не давало ему выйти из себя. Великан отвлекал его разговорами и байками, пока они пешком возвращались к жилищу ульфхеднара. Стая появилась возле владений викинга, а он даже не смог учуять или отследить их запах. Все было тщетно, предупреждающий вой прозвучал лишь единожды и пропал вместе с волками.       — Тебе не надоело сверкать передо мной своим хером? — между тем поинтересовался берсерк, удобнее устраивая на плече лук и тул побратима. — Я тут меньше суток, а уже налюбовался на тебя во всех видах.       — В мой лес практически никто не суется, — в ответ рыкнул дан, — хожу, как хочу. Не нравится, не смотри.       — Куда же мне смотреть прикажешь? — удивился Бурый. — Кроме тебя здесь никого нет.       — Лесом любуйся, — бросил Мадс, не в силах отвлечься на легкомысленный разговор от своих тяжелых мыслей. Еще раньше он поведал берсерку всю свою непростую ситуацию, великану викинг доверял безоговорочно.       — Слушай, друг, — остановил Бурый Мадса, переходя на серьезный тон, — я и мое оружие в твоем распоряжении. Пусть этот Эдмунд только посмеет сюда сунуться. Вдвоем мы положим и его и все его горе-воинство.       Ульфхеднар, услышав такие слова от товарища, улыбнулся, хлопнул его по плечу и печально покачал головой.       — Нет, Бурый, — сказал он, — я никогда не попрошу тебя об этом. Ты только что обрел дом, а я свой потерял. Мое место рядом с Хью, и я твердо решил увезти его отсюда. Здесь нам нет жизни. Осталось продержаться совсем немного, скоро зимние ветры утихнут, и на первом же корабле мы уплывем подальше.       — Дался тебе этот кельт, — расстроено проговорил великан, — столько проблем из-за одного никудышного парня.        И, не получив в ответ никакой реакции, берсерк продолжил:       — Я все равно хочу помочь, только скажи чем.       Тогда в голове Мадса вдруг щелкнуло, он сообразил, от какой проблемы может избавить его Бурый, ничем серьезным для этого не жертвуя. Договорившись, довольные друг другом даны поспешили вернуться в уютный дом ульфхеднара.       Хью до прихода викингов успел привести себя в порядок, тщательно убрать спальню и проветрить дом. Брошенный посреди кухни плащ вонял мокрой шкурой, и пленник вытащил его на двор, чтобы избавиться от забивающего ноздри запаха. Подумав, он все же рискнул приготовить для ульфхеднара смену одежды, не хотелось выглядеть уж очень заботливым, но наверняка бегать по лесам в чем мать родила было не сладко. Хью сам чувствовал себя увереннее, натянув на тело как можно больше одежды.       Позже он начал собирать к обеду: сваренная с вечера мясная похлебка, вяленые рыба и мясо, солонина, козий сыр, лепешки, самостоятельно приготовленные им — все это оказалось на столе. Еще раз прикинув габариты гостя, Хью добавил купленные Мадсом специально для него ягоды в меду, и нацедил из небольшого бочонка, хранящегося в пристройке, кувшин ячменного пива. Не зная, чем еще занять руки, он все больше волновался. Когда в дом ввалились чересчур бодрые и довольные чем-то мужчины, то он почувствовал иррациональную обиду. Нашипев на данов за притащенную с улицы грязь, кельт поспешил скрыться в спальне.       — Ну, и сварливая у тебя хозяюшка, — полетели ему вслед язвительные слова великана. Мадс лишь рассмеялся в ответ, подталкивая берсерка в сторону теплой кухни.       Услышав за спиной легкие шаги ульфхеднара, Хью сделал вид, что очень заинтересован в полировке лезвия своего кинжала. Викинг хотел было отчитать пленника за грубость, но, заметив на аккуратно заправленном ложе приготовленную для него одежду, смягчился. Его горло перехватило от поднимающегося из груди теплого чувства, повесив на место оружие, он тихо переоделся и, так и ничего не сказав, вышел из спальни. Кельт же еще больше нахмурился, сердито пыхтя.       Викинги трапезничали, о чем-то неслышно переговариваясь. Хью же все больше накручивал себя, хотя и не понимал, что его так выводит из себя. Пределом его терпения стало брошенное на пороге: «Буду поздно», и звук захлопывающейся за данами двери. В бревенчатую стену воткнулся кинжал, брошенный Хью в порыве злости. Он знал, что оставаясь один, должен быть предельно собран и готов отразить нападение врагов, поэтому постарался унять раздражение. Кельт и так успел в последнее время подзабыть о грозящей им с викингом опасности. Его поведение становилось все более странным, словно он начал забывать, что ульфхеднар не друг ему и, тем более, не возлюбленный. Мадс — опасный получеловек, людоед и его хозяин, испытывать к такому чувства все равно, что окончательно сойти с ума.       Хью не желал задумываться над всем этим, поэтому решил обойти окрестности дозором, оставаться в доме одному на долгие часы совершенно не хотелось. Он убрал со стола, оделся теплее, и, захватив небольшую суму с припасамии, отправился по старому маршруту, к небольшой лесной поляне, где проходили их с Мадсом тренировочные бои. Позабытый кельтом кинжал сиротливо торчал из деревянной стены опустевшей спальни.       Мадс же с чувством выполненного долга и неимоверного облегчения шел пировать к Ларсу. Бурый уже был на пути к своему имению, уводя за собой бледную, но храбро смотрящую вперед рабыню. Хельга не испугалась, когда узнала, что станет прислуживать в доме огромного и с виду страшного берсерка. Она больше не была похожа на ту глупенькую, довольную жизнью девушку, которая строила глазки Хью и хвасталась рубахой, подаренной госпожой. Тир, с покрытой пожелтевшими синяками кожей, в плотном холщовом платке, закрывающем уродливо стриженную голову, выглядела повзрослевшей и очень сильной. Она знала, что не может больше оставаться у приютивших ее лейсингов, поблагодарив их, Хельга ушла вслед за Бурым, ни разу не обернувшись.