«Я подожду тебя здесь, я не умею летать И ты мне скажешь, прощай, а я отвечу, как знать И может лучше не будет уже никогда Это не небо плачет, это просто вода. И уже все равно, что так было всегда Мне очень холодно здесь, я закрываю глаза Я закрываю глаза, я засыпаю вновь и вновь И все что останется мне, это просто любовь Твоя любовь»… Беловодье «На краю»
Эдмунд Рыжий никогда не отступал перед трудностями. Он давно жил на свете, и знал, как справиться практически с любыми препятствиями, первым из которых стал его отец. В молодости его спасала хитрость и изворотливость, с годами к ним прибавились могущество, бескомпромиссность и сила. Рыжий собственноручно сковал свою славу, богатство и собственное войско. Но что-то вдруг пошло не так. Все покатилось к Хель буквально за считанные дни, удача ушла, оставив череду поражений и потерь. Это началось со злосчастного похода в Гардарики, где Эдмунд потерял восемьдесят воинов и корабль. Он с трудом смог сохранить остальные драккары и сам вернуться невредимым. Перед отплытием ничего не предвещало беды, боги приняли жертвы, суля немалую добычу. Единственное, что огорчило тогда Рыжего — отказ, который принесли его вербовщики от свирепого ульфхеднара-людоеда. Эрл давно зазывал его в свое войско, но это был не первый и не последний воин-зверь, ответивший «нет». И если бы не одно «НО», Рыжий не обратил бы на отказ особого внимания. В первую ночь похода на корабле ему приснился волк, матерый, злой. Хищник щерил на него клыки и огрызался, брызгая слюной. Эрл тогда проснулся в холодном поту и с явным ощущением хватки на горле. Сон был ярким и жутким, но раскинутые руны не показали ничего плохого. Личный предсказатель военачальника истолковал видение, как хороший знак от богов, как желание Одина подарить силу через одного из своих посланников. Тот ведун давно издох, подавившись своим предсказанием и кровью, но чертов ульфхеднар крепко засел у Эдмунда в голове. Во что бы то ни стало, он должен был заполучить его для своего войска. Первый посланник — племянник ульфа Йен, поджидавший дядьку из похода, вернулся ни с чем, а затем и вовсе сгинул вместе с напарником. Рыжий сам был готов сорваться и под зиму отправиться в родные края с отрядом лучших бойцов, но местные жители начали роптать. Выжигать недовольство среди норвежцев пришлось огнем и карающей рукой, разборки с ульфхеднаром отошли на второй план. Но, когда не вернулось еще несколько отрядов, Эдмунд крепко решил поквитаться с обидчиком. Его не оставляли мысли о волке, раздирающем его горло, он знал, что не успокоится, пока собственноручно не прирежет паршивого людоеда. Эрл с нетерпением ждал весны, но его вербовщики вдруг принесли плохую весть — у данов появился новый конунг. После позорной гибели Харальда Великого никто так и не смог захватить власть, а своих наследников старик перебил. Среди эрлов начались свары и междоусобицы, и Эдмунд неплохо нагрел руки на бывших соотечественниках, совершая набеги на знакомые с детства места. Сейчас у данов появился конунг, и пусть он принадлежал свенскому племени, но власть держал крепко, придавив к ногтю всех грызущихся между собой эрлов. Еще одна плохая новость заставила Рыжего скрежетать зубами от ярости и бессилия. Он не мог рисковать всем, возглавив отряд, тем более, идущий по душу одного-единственного воина. Собрав лучших своих людей, эрл дал лишь один приказ — уничтожить любой ценой все, что ему близко и дорого, а затем и самого ульфа. Эдмунд много знал о Мадсе благодаря любопытной переписке с матерью покойного Йена. Женщина была уверена, что ульфхеднар уничтожил ее сына, и готова была мстить. Рыжий дал ей пару советов, но они успели обменяться лишь несколькими письмами, прежде, чем это стало слишком опасно. Когда до Эдмунда Рыжего долетела весть о разгроме его отряда, он впал в бешенство. Сгоряча убил любимую наложницу и переломал все в своих покоях. Эрл знал, что послал отряд слишком рано и что их было недостаточно, чтобы справиться с ульфхеднаром, но ублюдок Виглек не дремал. Конунг все больше подчинял себе недовольных, у Рыжего оставалось все меньше шпионов и меньше союзников. Даже деньги не помогали, люди боялись молодого свена-христианина, путь в родные края оказался закрыт для эрла. Пережив новый удар судьбы, Эдмунд уже был готов сдаться. Плюнув на свою гордость, он решил оставить людоеду его жалкую жизнь, но тут случилось страшное. Один из его воинов, дан, пришел еле живой. Он уходил с еще одним дружинником — норвежцем, в дом его родителей, (Рыжий не считал себя зверем и позволял своим парням иногда навестить семью), а возвратился один. Избитый до полусмерти воин рассказал об измене: несколько эрлов-норвежцев сговорились с конунгом Виглеком и готовились напасть на Эдмунда. Родители завербованного норвежца опоили дружинников и заперли сына, чтобы спасти от смерти. Дана поручили убить, но тот очухался и сбежал. Рыжий не был дураком и прекрасно понимал — это конец. Конец сытой обжитой жизни. Нужно сниматься с якоря, хватать, что уместится на корабли, которые успели подготовить к походам, и бежать. Эрл был слишком стар для всего этого, но жить ему хотелось, а еще сводила с ума ярость и желание порвать кого-нибудь на куски. Виглек был слишком могущественен и силен, а вот ульф-Мадс, сидевший костью в горле, казался, несмотря ни на что, легкой добычей. Эдмунд Рыжий приплывет с войском на своих драккарах, и целая армия напоследок наведет шороху среди данов. Ульфхеднару не справиться с целым войском, он умрет, а эрл поплывет к Британским островам навстречу новой жизни. Эдмунд Рыжий собрался в путь меньше чем за сутки. Воины-норвежцы, воспользовавшись суматохой, сбежали по домам, но эрлу было плевать. У него осталось около шестидесяти верных дружинников, которым некуда было идти, только вперед, только с ним. Туман окутывал окрестности уже вторые сутки, не желая пропадать или развеиваться. Мадс напрасно мерил шагами все свободное пространство жилища, белесая пелена оставалась на месте. В груди Хью нарастала тревога, он не мог спать, неотрывно следя за ульфхеднаром. Ему было страшно остаться одному в ставшем вдруг неуютном доме, и все казалось, что Мадс шагнет за порог и больше не вернется. Наконец, Хью удалось уговорить дана поспать несколько часов. Все это время он крепко сжимал ладонь викинга и, для подстраховки закинул на его бедра свою ногу. Проснувшись, они долго приходили в себя, в голове у обоих было мутно и вставать не хотелось. Кельт пересилил себя и выбрался первым, приготовил поесть. После трапезы, Мадс расплел волосы, расчесал их костяным гребешком и принялся заплетать совсем по-другому. Хью происходящее все больше пугало. Их вещи уже были уложены и готовы, хоть их оставалось совсем немного. Из оружия ульфхеднар оставил только пару мечей и большой нож. Злополучный кинжал кельта уехал вместе с остальным вооружением к Бурому. Викинг, закончив с волосами, сидел, скрестив ноги посреди кухни, он что-то беззвучно шептал, закрыв глаза, а затем взял нож и полоснул себя по раскрытой ладони. Хью даже ахнуть не успел. — Ты зачем это?! — вскрикнул он, подбегая к Мадсу с куском льняной ткани наперевес. Тот открыл глаза, сам себе удовлетворенно кивнул и протянул кельту кровоточащую конечность. — Было нужно, — лаконично ответил он, терпеливо выдерживая его неуклюжие манипуляции. — А предупредить не судьба? — рычал зло Хью. Его руки, расправляющие готовую повязку, дрожали. — Прости, — извинился дан, накрыв здоровой ладонью трясущиеся пальцы кельта. — Я не подумал. Хью опустился рядом с ним, обхватив здоровой рукой его талию, уложил свою голову на его колени. — Мне страшно, — прошептал он, зная, что ульфхеднар услышит. — Все будет хорошо, — гладя кельта по кудрям, уверял Мадс. — Просто верь, и все будет… Когда Хью поднялся и потянулся к викингу, глаза его были полны слез. Их поцелуй отдавал горечью. Мадс осторожно уложил его на теплые доски пола, сцеловывая с его лица предательскую влагу. Неспешно стянув с них обоих одежду, он долго ласкал и гладил каждую частичку тела любовника, словно хотел запомнить и сохранить все до последней детали: скользил языком по коже, пробовал на вкус губы, шею, соски, подмышки, целовал запястья, раскрытые ладони, пропускал в горячий рот кончики пальцев, вылизывал живот, впадинку пупка, пах, член, яички. Доведя Хью до исступления, спустился ниже, чуть касаясь губами внутренней стороны бедер. Вздернув ноги кельта вверх, целовал ступни, посасывал пальцы ног, тот сходил с ума от тягучих ласк, дрожал и плавился от нежности, срывая голос от стонов. Но в крови Хью вместе с жаркой волной наслаждения пульсировала безысходность, он молил Мадса поторопиться, выжечь страстью это болезненное ощущение, вытрахать, но тот не слушал. Так же медленно и неспешно брал кельта, глядя в его глаза, не давая опустить взгляд. Раздвигая собой, входил глубоко и мощно, задевая центр наслаждения. Переплетал пальцы их здоровых рук, силился что-то сказать, но каждый раз лишь касался губами губ в коротком поцелуе. Они кончили практически одновременно, Мадс чуть задержался, впитывая в себя пик чужого удовольствия, глядя на чуть запрокинутое, прекрасное в страсти лицо любовника. После никто из них не спал. Время шло неспешно и неумолимо. Зверь плакал, в груди Мадса наливалась тяжестью тоска. Хотелось выть, судьба явно готовила для него нечто особенное. Волки больше не пели, время песен прошло и время раздумий тоже. — Знаешь, я не только бешеный зверь и людоед, — заталкивая внутрь глухую тоску, начал разговор Мадс. Его мозг не покидала мысль: «Вдруг больше не придется… Нужно сказать все, что должен». — У меня есть сила ведьмака или колдуна. Хью уставился на него во все глаза, и Мадс против воли улыбнулся, любуясь вроде бы совершенно мужским, но великолепным и немного детским лицом. — Моя сила не в зельях и мазях, — продолжил он, — этому искусству может любой обучиться. Я же могу видеть духов, в основном души мертвых людей. Кельт не перебивал, но видно, что о многом он уже и сам догадался. — Я отнял твоих родных и знаю, что не первый, кто поступил так с тобой. Но я сделал нечто более ужасное…- викинг замолк, а Хью сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну. Его затрясло от воспоминаний, но Мадс не стал его успокаивать, отвернулся. — Мои слова ничего не изменят. Но я прошу простить меня, если сможешь, — сказал он. Кельт не ответил, лишь все так же смотрел, не отрываясь, не в силах произнести ни слова. — Я тебя понял, — с горькой усмешкой оборвал тишину викинг. — Можешь ничего не говорить. Дан знал, что не в праве был ожидать чего-то другого, и смиренно принял молчаливый ответ Хью. Больше они не разговаривали, лежали рядом, но словно разделенные стеной, и глупо пялились в прокопченные балки потолка. На третьи сутки туман исчез. Утро выдалось хмурым, но совершенно обыкновенным. Вокруг не было и следа брошенных волками трупов. Пропуская Хью вперед себя, дан обернулся, и кинул прощальный взгляд на комнаты, ставшие свидетелем самых счастливых минут его жизни, которые больше не повторятся.Прощание
29 июня 2015 г. в 10:46