Прерванная лебединая песнь

«Не забыть и не найти мне лесов с небесными кронами. Вот уже конец пути, продолжаю жить, иду в сторону. Не забыть и не найти мне свою душу ту что я потеряв, стал навеки изгоем. Бремя жизни я откину прочь в ту полночь, когда смерть мне отплатит вечным покоем». Аркаим — «Вой»

      Ульфхеднар не сказал Хью, куда они держат путь. Он вообще замкнулся с той минуты, как кельт не ответил на его извинения, но что Хью мог сказать? Что в нем изначально не было обиды на викинга?       Да, он чувствовал отвращение к тому, что сделал людоед с соплеменниками, остро переживал утрату свободы и потерю воинской чести, но Хью сам не заметил, что принял Мадса таким, какой он есть. Внутри до странности и дикости ничего не восставало ни против людской, ни против звериной сущности дана. И кельт винил себя за это. Стыд исчезал, стоило викингу прикоснуться к его коже, посмотреть на него жаждущим взглядом, но если Хью хоть на секунду задумывался, вина просыпалась и терзала его душу с новой силой. Что-то в нем самом отчаянно тянулось к этому страшному человеку, и это что-то было сильнее морали, общественных устоев и любых других привязанностей. Ему не за что было прощать дана — единственный, кого он не мог простить, оказался он сам. Черт знает, почему Хью не сумел выдавить из себя хоть пару слов в ответ ульфхеднару, чтобы успокоить его и не дать отгородиться, потому что страх сейчас сковывал его нутро. Ему хотелось коснуться Мадса, лишь бы вновь почувствовать уверенность в том, что все будет хорошо. Он уже пожалел о своем молчании, но больше времени на разговоры у них не осталось.       Мадс отправил его вперед, а сам еще остался у опустевшего жилища. Хью не торопился, ждал, когда же услышит за спиной знакомые шаги. Когда дан нагнал пленника, стала понятна его задержка. Со стороны покинутого дома потянуло гарью, пламя взметнулось выше деревьев. Мадс не смотрел на потрясенного кельта, обошел его стороной и устремился вперед. У Хью защипало в уголках глаз, он поспешил следом, не смея приблизиться и провести ладонью по неестественно прямой закаменелой спине викинга. Перед его глазами стояло лицо Мадса, больше походившее на застывшую маску. Этот лес и этот дом — целая жизнь для ульфхеднара, которую он перечеркнул навсегда, не оставляя для себя надежды вернуться.       — Мне жаль, — Хью все же нашел в себе силы, чтобы это произнести.       — Я знаю, — ответил викинг, и линия его плеч чуть расслабилась. — Это ничего, только нам нужно поторопиться.       Дальше они двигались с удвоенной скоростью, почти бежали. У Хью разболелась нога, и лубки на руке мешали, пот то и дело заливал глаза, но он, стиснув зубы, двигался, стараясь не отставать. Дан и так забрал у него практически всю ношу, оставив только оружие. Они шли вдоль ручья, вниз по течению, значит, должны выйти к реке, решил кельт, гадая, далеко ли еще до нее. Постепенно лес редел, буки начали перемежаться с другими деревьями, берега водоема становились болотистыми, и под ногами все чаще хлюпала влага. Через некоторое время был уже слышен шум большой воды. Вскоре беглецы выбрались на крутой берег, поросший березами, здесь ручей скатывался в извилистую реку, превращаясь в водопад. Возле него виднелась едва заметная тропка, ведущая вниз, в небольшую бухточку. Мадс, наконец, остановился, сбрасывая вещи. Хью утер лицо рукавом и взглянул на небо, через тучи едва заметно просвечивало солнце. Хью с удивлением понял, что был полдень, и они шли не больше пяти часов, а ему показалось, что намного дольше.       — Здесь мы должны дождаться лодки, — проговорил дан за его спиной. — Я известил Бурого, что время пришло, надеюсь, он принял послание.       — Когда ты успел? — все еще задыхаясь, удивленно спросил кельт. — Стоял туман, мы не выходили из дома два дня.       — Колдовские штучки, — серьезно поведал ульфхеднар, усаживаясь под березой. — Провел небольшой ритуал.       — Ааа, — протянул Хью, так, впрочем, ничего и не поняв. Он тоже упал под соседнюю березку, с удовольствием опираясь о ствол и вытягивая ноги, благо высокий берег был сухим, влага с него уходила быстро. Хью принялся разминать ноющую ногу, пальцами, чувствуя, как закаменели мышцы вокруг рубца, но Мадс отстранил его руку, вынимая из сумы баночку с мазью. Ловко втерев состав в яркий еще шрам, он долго не отпускал его ногу, то ли растирая ее, то ли гладя.       — Я давно простил, — неожиданно прошептал кельт в макушку Мадсу, тот вскинул голову, пристально вглядываясь в его лицо. — И за это мне, наверное, никогда не пировать в «ор-бис».       Викинг прикрыл глаза, выдыхая так, словно целая гора скатилась с его плеч. Он взял руку кельта в свою и поцеловал, оставляя горячий след на костяшках пальцев. По позвоночнику Хью прокатилась волна удовольствия, оседая жаром внизу живота, место поцелуя чуть покалывало. Он отнял свою руку и ласково погладил Мадса по колючей щеке, тот потерся в ответ о раскрытую ладонь, ластясь, словно прирученное животное. Кельт смотрел на него, ощущая внутри необъяснимое тепло, поднимающееся из центра живота, расползающееся по органам. Сердце словно стало очень большим, стучало, отдаваясь пульсацией во всем теле, дыхания начало не хватать, а в голове было пусто до звона. Казалось еще чуть-чуть и Хью поймет что-то для себя, станет обладателем тайны, недоступной больше никому. Он склонился к ульфхеднару, мечтая избавить его от горькой складочки в самом уголке губ, но далекий волчий вой вдруг разрушил все. Дан вздрогнул и распахнул глаза, вмиг становясь другим собой. Он отшатнулся, ускользая из рук кельта, его лицо помертвело, теряя весь внутренний свет, что исходил от него секунду назад.       Хью понял — случилось что-то очень плохое. Мадс немного покружил на месте, размышляя, затем стянул с себя рубаху и вынул оружие, подобрался, наливаясь решимостью и злостью. Душу же кельта сковала паника.       — Что случилось? — в который раз спрашивал он у викинга, и тот все-таки соизволил ответить:       — Мне нужно вернуться.       — Зачем?! — воскликнул Хью недовольно.       — Новый отряд появился в моем лесу, снова Эдмунд Рыжий, — поведал Мадс, прислушиваясь к стройной песне волков. — Стая видит чужаков, их немного, но я должен задержать их.       — Я пойду с тобой, — подорвался с земли Хью, чувствуя, как подводит его раненная нога.       — Нет, — остановил его дан взмахом руки, — ты будешь меня задерживать. Лодка скоро прибудет. Гребцы должны были ждать нас до рассвета завтрашнего дня, но ты-то уже здесь. Договоренность будет в силе. К утру я вернусь.       — А если нет? — прошептал кельт потерянно. — Что я буду делать, если ты не успеешь?       Глаза ульфхеднара заледенели, в них вспыхнули зеленые искры.       — Если опоздаю, ты уплывешь, — отрезал он. — Прибудешь в Бирку, тебя встретят, будешь ждать меня там.       — Я не хочу, — начал было Хью, но его оборвали.       — Это не обсуждается! — гаркнул Мадс. — Я должен спешить.       Он развернулся, проверил — хорошо ли прилажено оружие, и сделал несколько шагов прочь, но потом остановился, совершил полный разворот и подбежал обратно к кельту, притянул его за шею к себе и поцеловал, страстно отчаянно. Поцелуй закончился слишком быстро, Хью вцепился в волосы викинга, стараясь продлить касание губ и языков еще ненадолго, но тот не позволил, отклонился и прошептал задушено:       — Помни, ты все, чего я хотел когда-либо в жизни.       И Мадс разорвал кожу ошейника на шее кельта, отцепил его руки от своих волос и исчез, растворяясь среди деревьев.       Ульфхеднар ушел, без сожаления оставляя за собой расстроенного Хью. Он снова лгал, волки пели ему о большом вооруженном отряде, с каждой минутой все ближе подходящем к тому, что осталось от его дома. От судьбы не убежишь, как ни старайся, вот и викингу не удалось, новый дом и новая жизнь рядом с Хью так и остались мечтами. Ему не выстоять в одиночку, хотя он приложит все силы и не даст подонкам броситься по следу кельта. У него еще все впереди, и дан сделает возможное и невозможное, чтобы обеспечить ему будущее. Мадс твердо верил, что Хью сделает все как надо. Пусть он и не хотел отпускать дана от себя, но лишь из-за страха и привычки. Почувствовав себя свободным, кельт сможет все забыть, перешагнуть и собрать свою жизнь заново, поэтому ульфхеднар не сказал, что не вернется к положенному сроку, что в Бирке Хью пробудет только сутки, а потом Бурый посадит его на первый же корабль до Британских островов. Он никогда бы не осмелился поделиться с парой тем, что все его имущество превратилось в мешочек с золотом, который будет надежно зашит Хельгой в заплечную суму Хью. Когда Мадс заглянул в глаза конунгу Виглеку, то понял, что тот не даст бывшим берсеркам и ульфхеднарам жизни. С крестом или на кресте — выбор будет невелик, и бежать нужно будет сразу и навсегда. У него не сложилось, так пусть получится у Хью.       Шагая меж деревьев, постепенно убыстряясь, переходя на бег, Мадс старался не чувствовать, как разбивается вдребезги сердце, как по щекам скользят редкие слезы, высыхая от бьющего в лицо ветра. «Мы ждем ответа», — твердили волки в своем послании, — «если ты хочешь помощи, ты получишь ее. Жаждешь защитить? Боишься потерять? Одно слово — и мы поможем. С нами ты станешь сильней. С нами забудешь о боли. Все станет далеким и неважным. Обретешь дом, станешь семьей». Они пели и пели, звуча в голове отголосками эха. Мадс не верил им, не хотел их слушать, но ради кельта он готов был на все, даже потерять себя. Он позволил себе сорвать все ограничители, выпуская наружу зверя, и ответил. Это не было похоже на священную ярость, это казалось полным крахом и одновременно возрождением, человеческое в Мадсе ушло, отдавая полный контроль звериной сущности, он упал на четвереньки и, вскинув голову вверх, завыл, отвечая: «Да, да, да».       Где-то в буковом лесу, негромко переговариваясь, двигался отряд во главе с Эдмундом Рыжим. Эрл сам не знал, повезло ли ему или нет в том, что он добрался до датских берегов так просто. Плавание не было легким, драккары то и дело грозило разбить о блуждающие льдины, но у самых заветных берегов их окутал туман, корабли Рыжего проникли в русло нужной реки, никем не замеченные. Шпионы Виглека были слепы, впрочем, как и рулевые эрла. Двое суток пришлось стоять на приколе драккарам, прежде чем туман рассеялся. Снарядить удалось неполный отряд, всего двадцать восемь человек взял Эдмунд с собой, остальные должны были охранять корабли и в случае опасности уплывать на них в море, и в условленном месте забрать оставшихся.       Они наткнулись на обгоревшие останки дома ульфхеднара после полудня. От пожарища еще тянуло жаром и дымом, и Эдмунд, в ярости пиная раскаленные головни, понял, что опоздал. Но тут в лесу, совсем рядом, завыли волки. У эрла волосы приподнялись на затылке, и всем вокруг стало не по себе. Стая пела в разгар дня, а дозорный прибыл с известием — найден совсем свежий след. Перед Рыжим встала дилемма — продолжать или нет задуманное. Словно в ответ на его решение откуда-то из глубины леса, навстречу голосу стаи, полетел одиночный волчий вой.