4
28 ноября 2014 г. в 13:33
Они шли по Лондону, и Холмсу казалось, что он видит город заново вместе с Джоном. Того удивляли совершенно обычные вещи: световая реклама, банкоматы, светофоры, уличная толчея. Он крутил головой во все стороны и задавал множество вопросов. А Шерлок парадоксально не чувствовал раздражения от его непонятливости и с удовольствием показывал и объяснял. Будь окружающие люди хоть чуточку меньше заняты собой, они бы, возможно, обратили внимание на странноватую пару, но в этом сумасшедшем мегаполисе никому не было дела до восторженного пришельца из неизвестного мира и его сдержанного спутника. Джон же то торопился, стремясь побыстрее добраться до привлёкшего его внимание предмета, то, наоборот, замирал на месте, стараясь понять и изучить увиденное. При этом он умудрялся проскальзывать между людьми в самой густой толпе, ни с кем не соприкасаясь и не сталкиваясь. Во всяком случае, Холмс не заметил никого отшвырнутого или хотя бы встряхнутого невидимыми разрядами вокруг джинна. Шерлок же, наоборот, бесцеремонно расталкивал прохожих и не тратил время на извинения, стараясь не потерять из виду своего любопытного приятеля.
– Ты что, никогда не бывал на улице? – не удержался от ехидного вопроса Холмс, когда всё-таки догнал Джона, замершего напротив красочной кондитерской витрины. – Всю жизнь проводишь в дыму и старой спиртовке?
Джон оторвал на секунду заворожённый взгляд от тортов и пирожных и вполне серьёзно ответил:
– Редко кто хочет общаться и встречаться со мной при свидетелях. А свободного времени у меня не бывает.
– Чем же ты обычно занят?
– Людьми и выполнением их желаний – постоянный круговорот.
– А между этим?
– Я не знаю. Я не помню то время, когда меня никто не вызывает.
– Иными словами, спишь в анабиозе в своей посудине? – насмешливо поддел его Холмс.
– Может быть и так... Я могу выходить оттуда лишь когда меня призовут в мир. Но я не постоянно живу в ней. С каждым выполненным заданием место моего обитания меняется. И сегодня я покину твою спиртовку, чтобы перебраться куда-то ещё.
– И куда же ты направишься?
– Пока ещё не знаю. От меня это не зависит.
Джон выглядел не то чтобы расстроенным, но смирившимся с устоявшимся положением вещей.
– Неужели тебе не надоели эти постоянные появления и исчезновения? – задумчиво спросил Холмс. – И разные глупые люди? Я не о себе, естественно.
– Я никогда не задумывался об этом, – Джон был смущён непривычным интересом к собственной персоне. – Так было всегда, и я не могу изменить правила. Возможно, было бы неплохо что-то знать заранее и самому принимать решения, а не выполнять чужие, прости, но порой совершенно бессмысленные желания. Но я привык.
– И что, даже ни разу не пытался что-то изменить?
– А как называется вот эта необыкновенная белая еда? – Джон слегка нахмурил брови и указал на корзиночку в витрине, не слишком ловко переводя тему. Было заметно, что продолжать разговор о себе он не намерен. Шерлок был совсем не доволен переходом на столь бессмысленную тему, но пояснил:
– Это меренги. Сахарные пирожные.
– О, понятно. Сладости, – сказал Джон. – Однажды один мальчик попросил у меня целое ведро мороженого. Это было забавно, особенно когда оно начало таять. Мне не нужна еда, но иногда становится интересно, что люди в ней находят... Ну да ладно, пойдём дальше. Думаю, у вас тут есть ещё много чего интересного.
Когда они проходили мимо Скотланд-Ярда Джон, заинтригованный рассказами детектива, буквально прирос к тротуару рядом со зданием. Но Шерлок, моментально поняв неозвученное желание, останавливаться упорно не хотел. Он вовсе не собирался знакомить Джона с полицейскими, и даже не из-за возможных дотошных вопросов (он всегда плевал на мнение окружающих), а просто, чтобы не делить его внимание с кем-то ещё. Отговорившись необходимостью специальных пропусков (как будто это его когда-то останавливало), он настойчиво потащил спутника в другую сторону, обещая показать гораздо более увлекательные столичные достопримечательности. Ведь Холмс, имея в голове полную энциклопедию исторических фактов и полезных сведений, знал Лондон не как туристический объект с рекламного проспекта, а как живой, дышащий город.
Но нельзя же было гулять вечно. К вечеру даже Шерлок, всё это затеявший, уже утомился от своей роли гида и наставника.
– Нам пора обратно, на Бейкер-стрит, – сообщил он, тоже казавшемуся ошеломлённым от переизбытка впечатлений, Джону. Тот моментально приобрёл самый деловитый и собранный вид, что весьма забавно смотрелось в сочетании с всклоченными волосами и подрагивающими от возбуждения ресницами.
– Да, конечно. День уже скоро закончится, а у тебя ещё осталось невыполненное желание. Пойдём.
В квартиру они вернулись затемно. Шерлок, не раздеваясь, бросился в кресло, а Джон сразу же пошёл на кухню.
– Я должен вернуть тебе одолженный костюм, – пояснил он.
– Не стоит, оставь его себе. Тебе идёт, – Шерлок не считал это подарком, скорее рациональным решением. Он предпочитал лицезреть Джона в своих вещах, чем в его экзотическом ориентальном одеянии. Мысль о том, что скоро, выполнив его последнее желание, Джон окончательно исчезнет и уже не будет никакой разницы, что на нём надето, он старательно изгонял.
Джон с сомнением посмотрел на свою одежду, но спорить не стал. Холмс тоже молчал. Тогда джинн, не дождавшись новых указаний, прошёлся по комнате, смахнул образовавшуюся за прошедшие дни пыль, поднял разбросанные по полу газеты, унёс грязную посуду. Он явно не привык находиться в бездействии. Когда порядок был полностью восстановлен, он, наконец, остановился и, не выдержав, вопросительно взглянул на детектива:
– Прости, но день подходит к концу. Ты всё же должен определиться, иначе твоё последнее желание пропадёт.
– Я знаю, – недовольно буркнул Шерлок, закидывая ноги ещё выше на спинку кресла. – Не стоит мне всё время об этом напоминать.
Холмс действительно всё последнее время только и думал об этом дурацком желании, никак не приходя к конкретному решению. Он всегда считал, что самое важное в жизни у него уже есть: его разум и его работа. Всё остальное он относил к незначительным мелочам. Но почему-то сейчас, после проведённого совместно с Джоном дня, Шерлок уже не был так уверен в полной самодостаточности своего существования.
Джон, похоже, воспринял его молчание за неуверенность и с жаром произнёс:
– Уверен, ты не ошибешься! Ты самый умный, интересный и необычный человек, которого я встречал. Ты устроил лучший день и лучшую прогулку в моей жизни. Спасибо! И теперь я сам с удовольствием выполню любой твой приказ, чтобы отблагодарить тебя.
Шерлок был поражён этими искренними словами. Он не знал, что ответить, но в одном был уверен – расставаться с Джоном он не хотел. За пару дней тот успел стать Шерлоку компаньоном, собеседником, помощником, как раз тем, чего у того раньше никогда не было, идеально сочетая в себе все необходимые детективу качества. И тогда Шерлок решился. Он встал напротив Джона и твёрдо произнёс:
– Я хочу, чтобы ты перестал быть джином, а стал обычным человеком. Хочу, чтобы такие дни могли быть у нас постоянно и не приходилось всё время что-то считать и беспокоиться о времени. Хочу, чтобы ты был свободен, но остался рядом.
Джон ошеломлённо слушал эту тираду, не соглашаясь и не споря.
– Что? – воинственно прошептал Шерлок, в эту минуту он был готов возражать даже тишине. – Это и есть моё желание. Я подтверждаю свою волю.
Джон замер, и было не понятно, понял ли он всё, что было только что сказано. Внезапно раздался громкий хлопок, такой же, который обычно сопровождал его появление в доме, но дыма не было, и казалось, ничего не изменилось. Он по-прежнему стоял, не шевелясь, посреди комнаты. Холмс медленно подошёл ближе и протянул вперёд руку.
– Эй, ты слышишь меня?
Он аккуратно дотронулся до кисти Джона. Под пальцами ощущалась мягкая тёплая кожа и никакого электричества.
– Это произошло? Ты согласился? – Шерлок порывисто притянул к себе материализованного друга. – Ну, думаю, теперь всё будет просто замечательно.
Через мгновение Джон немного пришёл в себя, в беспокойстве озираясь вокруг и судорожно себя ощупывая. Он заметался по квартире, размахивая руками, натыкаясь на мебель, словно разом потерял всю свою недавнюю ловкость.
– О! О! Так нельзя! – взывал он неизвестно к кому, разбив по пути стеклянную колбу. – Это невозможно! Странно! И что мне теперь делать?
Шерлок с опаской наблюдал за разошедшимся Джоном. Несомненно, с ним что-то произошло, но пока трудно было определить, чем всё это закончится. Тем временем Джон налетел на стол, свалил с него ставшую ненужной спиртовку и, вероятно, не выдержав нарушения столь ценимого им порядка, в отчаянии опустился на диван.
– Я же теперь ничего не могу...
Встревоженный Шерлок моментально почувствовал совершенно непривычное сочувствие по отношению к другому существу. Ему захотелось срочно утешить и успокоить Джона. Он осторожно подошёл и сел рядом, всем телом ощущая от находящегося рядом Джона тепло, и не только физическое.
– Наоборот, можешь! Теперь ты можешь гулять, общаться, есть пирожные, смотреть на город и людей, даже ходить со мной на так заинтересовавшие тебя расследования, одним словом, сам распоряжаться своей жизнью и выбирать, что тебе делать.
Эта оптимистическая речь достигла своей цели, изгоняя скорбь и растерянность с лица Джона. Похоже, тот стал постепенно осознавать открывавшиеся перед ним привлекательные возможности, но потом, бросив взгляд на пресловутую спиртовку, вновь сорвался:
– А мой дом! Где же мне теперь жить, чем заниматься?
Он посмотрел на Шерлока с выражением полнейшей обречённости, как будто именно тот был виновником всех несчастий в жизни бывшего джинна. Но Шерлок не хотел быть виновником, сегодня он хотел быть благодетелем и спасителем.
– Ну, этот вопрос я могу решить прямо сейчас. Ты поселишься здесь. Завтра же сообщу миссис Хадсон о новом жильце. Учитывая твою любовь к порядку – она будет только рада. А занятий для тебя найдётся более, чем достаточно. Уж этим я тебя обеспечу.
В голове Холмса тут же промелькнула сотня вариантов того, что они смогут делать вместе (причём семь из них были не совсем целомудренными), но, глядя на медленно приходящего в себя от потрясений Джона, он решил повременить, не вываливая на того все возможные перспективы сразу. У него ещё будет время.
Ведь главное сделано. У Шерлока появился друг. А с тем, кем он ещё может ему стать, он разберётся позднее.