Ромашковое поле

С самого утра в замке все бегали и суетились: натирали полы и сервировали столы, готовили столько еды, что хватило бы на целый полк солдат, празднично украшали обеденный зал и выслушивали приказания королевы. И только двух человек эта суматоха ещё не коснулась. Джерард и Фрэнк сидели на кровати в покоях принца. Они оба наблюдали в окно за первым снегом, плавно спускающимся с небес, и восхищённо молчали. Снежинки медленно устилали землю белым ковром, и это было словно каким-то волшебством. Наступила самая настоящая зима. Фрэнк повернулся к принцу, продолжая безмолвно наблюдать, только теперь уже за его восторженным лицом. В Джерарде всегда было что-то чистое и детское, хоть парню и исполнилось почти шестнадцать лет. Но для Фрэнка он всегда оставался тем же мальчиком, который боялся грозы и страшилок, имел самую красивую улыбку и доброе сердце, расстраивался, когда у него не получалось решить пример и просто нуждался в том, чтобы его обнимали. Его светлые волосы чуть закручивались на концах, потому что воздух был влажным, и Фрэнку подумалось, что на голове Джерарда не хватает венка. Он невероятно ему шёл и имел такое огромное значение. Однажды, надев на принца сплетённый им самим венок вместо короны, Фрэнк сделал его своим принцем. Принцем, которого любил всем своим сердцем. Джерард, почувствовав на себе взгляд друга, повернулся. — Фрэнки, всё в порядке? Ты выглядишь грустным. Мальчик только кивнул в ответ. У него был весомый повод для грусти, но он не собирался рассказывать об этом принцу. Дело было в том, что вчера сообщили о том, что в замок прибудет королевская семья из Ирландии, и Джерард и Анна будут представлены друг другу. И от этого на душе у Фрэнка было не спокойно. В дверь постучали, и секунду спустя зашла Луиза. — Джерард, спускайся, тебя уже ждут. Не забудь, что ты должен вести себя так, как подобает принцу. — До встречи, не скучай без меня, — сказал Джерард, выходя из покоев вслед за Луизой. Фрэнк остался один, и в голове у него эхом отдавались несказанные слова. «Я буду скучать по тебе». *** Натянув на лицо самую вежливую улыбку, принц вошёл в тронный зал. Анна с отцом уже были здесь, стояли около его отца и мачехи. Подойдя, он представился гостям и поцеловал изящную ручку в перчатке, протянутую ему Анной. Девушка четырнадцати лет отроду была собой совсем не дурна, и Джерард даже мог назвать её красивой. Он, как учила его Луиза, отвесил ей несколько комплиментов, смущаясь от сложившейся ситуации. Принц никогда раньше не находился рядом с девушками своего возраста и чувствовал себя жутко неудобно. — Я надеюсь, что вы легко найдёте общий язык, — промолвил Дональд. — Джерард, ты мог бы показать Анне наш сад, уверен, в снегу он выглядит прекрасно. Мы будем ждать вас к обеду. Принц, поняв, что у него нет выбора, пригласил Анну следовать за ним. На выходе из зала слуги протянули им верхнюю одежду и проводили до самого сада. *** Джерард и Анна медленно прогуливались по припорошённой снегом дорожке из камня, ведя незатейливую беседу. Принц вежливо попросил девушку рассказать немного о себе и теперь с интересом слушал. — … Когда есть возможность, отец берёт меня на охоту, мне нравится это занятие. По крайней мере, больше, чем вышивание, которым меня заставляет заниматься мать. Я часто выезжаю на разнообразные фестивали и ярмарки, моя семья принимает много гостей, замок у нас больше, он огромный, и есть много пустых комнат. — А друзья у тебя есть? — Конечно, — принцесса легко рассмеялась, — наверное, нет такого человека, которого я не могла бы назвать своим другом. Помню, в детстве я часто играла со своими двоюродными братьями и сестрами, иногда и со слугами. А что насчёт тебя? — У меня только один друг, — Джерард улыбнулся, вспоминая Фрэнка. — Я знаю его всю свою жизнь. — Как его зовут? Принцу отчего-то совсем не хотелось рассказывать едва знакомой девушке о своём Фрэнке, не хотелось называть даже его имя, слишком дорогим оно для него было. — Не важно. — Настроение у парня не было совершенно, он начинал замерзать, и сейчас хотел лишь оказаться в тепле в своих покоях или Фрэнка. — Ты не замёрзла? — поинтересовался он у Анны, надеясь, что ответ будет положительным, и они вернутся в замок. — Совсем немного, — она взяла принца за руку, — но мне хочется погулять ещё немного. Джерард только кивнул, никак не обращая внимания на ладонь девушки в своей, ему было совсем безразлично и немного неприятно, и он не мог перестать дрожать от холода и думать о том, что Фрэнк сейчас в тепле замка скучает без своего принца. Вот только Фрэнк сейчас был не в замке. Он стоял у замёрзшего фонтана, провожая взглядом спины идущей пары. Анна смеялась, пока Джерард о чём-то рассказывал ей, и они держались за руки, и Фрэнк был уверен, что они счастливы. Принц и принцесса вместе, совсем как в детской сказке, им суждено любить друг друга и провести вместе всю свою жизнь. И для мальчика для битья, который всем своим израненным сердцем любит принца, в этой сказке совсем нет места. Фрэнка поглотила такая безотчётная тоска, а где-то в груди заныло оттого, каким счастливым казался его принц, идя с этой девушкой. Он держал её за руку, подумать только, держал за руку. И от этого факта мальчику хотелось закрыть глаза и никогда больше не видеть картины их сцепленных рук, хотелось бежать без оглядки. И он побежал. Холодный ветер бил в лицо и развевал его тёмные волосы, лёгкие горели от недостатка кислорода, и где-то глубоко внутри него зарождалась обида, совсем детская, но от этого приносящая лишь больше боли. Фрэнк остановился, оказавшись на ромашковом поле. Оно было покрыто снегом, и никаких ромашек уже не наблюдалось, засохшие стебли цветов были сломаны; это показалось мальчику символичным, он сейчас был сломан так же. Постелив меховую накидку на землю, он уселся сверху, закрывая лицо руками. С удивлением Фрэнк обнаружил, что его щёки мокрые от слёз, он даже не заметил, как начал плакать. Его плечи подрагивали, а горло саднило, и он сидел совершенно одинокий посреди пустого поля, которое когда-то было усеяно цветущими ромашками. Ветер пробирал до костей, но казалось, что мальчик совсем не замечал холода. Он был глубоко погружен в свои мрачные мысли, и боль заполняла его сердце, которое уже до краёв было наполнено горькой любовью. Фрэнк размазывал по щекам горячие слёзы, и из его груди вырывались сдавленные рыдания, и в тот момент он был противен сам себе из-за того, что дал слабину и плакал, как девчонка, хоть раньше выдерживал вещи гораздо хуже. Он чувствовал себя таким одиноким и запутавшимся, и самым полным дураком, потому что как, как его угораздило влюбиться в своего лучшего друга, в прекрасного принца с самой красивой улыбкой, который, наверное, никогда даже и не узнает о том, как Фрэнк его любит. Солнце уже заходило, и становилось всё холоднее, но Фрэнк не собирался возвращаться в замок. Он ждал Джерарда, который был просто обязан догадаться, где пропадает его друг, и прийти за ним на их место. Но время шло, а принц всё не появлялся, и Фрэнк, совершенно вымотанный слезами, всё так же сидел на меховой накидке, обняв себя руками в попытке согреться. Он не хотел больше ничего чувствовать: ни холод, ни обиду, ни боль, ни разрушающую его любовь. Но сделать это было невозможно. *** Солнце зашло за горизонт, и на землю опустилась тьма, а Джерард всё продолжал бродить по саду, держа в руке зажжённый факел и крича имя Фрэнка уже охрипшим голосом. Он заметил, что друг пропал, ещё часа три назад, и за это время успел оббежать весь замок и расспросить каждого, кого встречал на своём пути, но все отвечали, что не видели Фрэнка и не знают, где он может быть. И теперь принц заглядывал в каждый уголок сада, пока его сердце учащённо билось, а переживание и волнение всё сильнее опутывали его своей липкой паутиной. Он был в полнейшем отчаянии, не зная, что же делать, и уже даже поговорил с отцом, но тот сказал, что пошлёт людей на поиски Фрэнка лишь в том случае, если он не вернётся до утра. Но ведь до утра он мог замёрзнуть насмерть, если был, конечно, не в замке. Когда наступило десять вечера, Луиза заставила его вернуться в замок, сообщив, что это был приказ отца, и Джерард не мог ослушаться. Он медленно дошёл до своей спальни, словно был марионеткой, и им кто-то управлял. Взгляд его совсем потух. Разувшись, он лёг на кровать, не став даже переодеваться в ночную рубашку. Сон долго не шёл к нему, и принц ворочался, а воображение рисовало жуткие картины того, что могло случиться с Фрэнком. Он гнал их от себя подальше, но они никуда не уходили, и волнение сдавливало грудную клетку железным обручем. Беспомощность убивала его. Когда принц наконец-таки забылся беспокойным сном, его подушка была влажной от слёз. *** Фрэнк задеревеневшими от холода пальцами толкнул дверь в покои принца и бесшумно проскользнул внутрь. Его сердце пропустило удар, когда он увидел спящего Джерарда, на лице которого отражалось беспокойство. Его кожа казалась молочной от падающего света луны из окна, прикрытые веки чуть подрагивали, волосы разметались по подушке. Принц был таким невероятно красивым, что у Фрэнка заныло в груди. Мальчик тихо снял с себя верхнюю одежду и лёг на постель рядом с Джерардом, накрываясь его одеялом. Расслабившись, он перестал дрожать, и тепло, наконец, растеклось по его венам. Лежать вот так вот рядом было уютно и удобно, и подушка хранила в себе запах принца. Фрэнк уткнулся в неё носом, закрывая глаза и засыпая. *** Джерард проснулся посреди ночи от кошмара. Он не помнил точно, что ему снилось, но сердце бешено колотилось, а лицо было в противном холодном поту. Сев на кровати, он уткнулся лицом в колени, пытаясь успокоиться, но волнение только больше охватило его. И тут он услышал знакомое сопение, которое слышал уже столько раз, приходя утром в покои друга, чтобы разбудить его. Не веря своим ушам, принц поднял голову и увидел, что на его кровати лежит Фрэнк, подогнув колени к груди и тихо посапывая. На душе у Джерарда сразу стало так легко, и он, нежно улыбнувшись, снова лёг на подушку, укладываясь как можно ближе к мальчику. Дотронувшись до его руки, он обнаружил, что кожа была чуть прохладной. Значит, всё это время Фрэнк мёрз где-то на улице, под этим ледяным ветром. Джерард обнял Фрэнка, накрывая его и себя одеялом, и прикрыл глаза. Горячее дыхание друга согревало кожу, и внутри него было, наконец, такое умиротворение и спокойствие, которое ни с чем даже нельзя было сравнить.