В поисках идиллии

После еды, он отвел меня в душ, как маленького натёр мочалкой и переодел в свежее бельё. Я даже не сопротивлялся. Мною вертели как куклой, а я поддавался. Просто одно не выходило из головы - что-то не то, не так. Когда он меня уложил в кровать, прикрыл одеялом, было видно, как пятна света плясали на зелёных обоях, сине-зелёных шторах, японского цвета аой. Лампочка погасла, и люстра перестала отбрасывать на мебель свои причудливые отблески. Сначала было ощущение, что я ослеп, но потом постепенно зрение возвращалось ко мне. Тогда я ощутил, как он лёг на кровать, холодный и непривычный. В темноте можно увидеть серые очертания предметов, их бездушные тени, но саму суть понять невозможно. Так я смотрел на странные тени и думал о том, что человеку, которого любишь, никогда не узнать о чем ты думаешь и чем увлекаешься на самом деле. Я не рассказал Саше о юри, о той жестокой расчленёнки, которую так требовал мой мозг. Что сказать, я вообще никому о своих увлечениях не говорил. Ещё когда мне было тринадцать лет я понял, что отдаляюсь от семьи. Был период, когда мне нравилась жестокость, кровь или извращённые страсти. Тогда меня осенило, что если я и буду кончать с жизнью, то обязательно заберу с собой ноутбук и телефон. И никто не узнает, чем я был на самом деле и что из себя представлял. В то же время у меня появилась первая большая любовь, как говорила всегда маман. Вообще, тяжело мне было. У меня родилась сестрёнка, хоть я и хотел остаться единственным ребёнком в семье. Естественно, постоянно приходилось помогать, играть с девочкой. Она была хорошая, но всё же моя эгоистичная натура не могла долго дарить ей любовь, и я стал отворачиваться и от неё, и от семьи. В новой школе не ладилось, появились тройки. Друзей почти не было. Если пытался раскрыть свою истинную натуру, то они говорили, что я странный и потихоньку уходили, исчезали в толпе. Я всё больше замыкался в себе. Моей большой любовью был человек, на три года старше меня. Звали его Саша. Изголодавшийся по общению, я накинулся на него, как голодный на хлеб. О, как он мне нравился. А его чистота поражала меня и завораживала. Целее лето мы гуляли в парке и очень сблизились. Осень разделила нас, он учился уже в 10 классе и был вечно занят. Мы перешли на переписку, все дни я жил перепиской и несколькими строчками, вечно теряясь в намёках. Так за год я терял его. Летом я уехал на два месяца в Украину. Проклинал ремонт и расстояние. Переписка стала более сухой. На меня всё чаще находил депрессняк. Тогда же я познакомился с Аней. Мы стали встречаться. Своим приятным характером, лёгкими, светлыми мыслями, она подняла меня со дна депрессии, но я прочёл её, будто книгу, от края до края, забрал всё её тепло, эмоции, осушил её, будто бокал отличного вина, и мне стало скучно и неинтересно. Вскоре с Аней случилась беда - она попала под машину. Я носил ей мандарины в больницу. По идее, я должен бы был чувствовать какую-то жалость или грусть, я не знаю, но в итоге ощущал внутри себя одну пустоту. Видимо, Аня заметила это и сама предложила расстаться. Так у меня осталась гора чудесных воспоминаний, но я в впал в ещё большую депрессию. Родители смотрели на меня странно, когда я поздно вечером возвращался домой, а сестрёнка подбегала к двери и вешалась мне на шею, целуя в щёчку. Я брал сумку и проходил через гостиную, направляясь в свою комнату. Она было пыталась пробраться за мной, но я брал её за руку и, со словами: «Нельзя!», выставлял за дверь. Малая обижалась, плакала, а слова родителей резали как ножи: «Не лезь к нему, ты же знаешь, что он тебя не пустит». Я лежал в темноте, ощущая его дыхание и тело, а сам тем временем нащупывал внутри - то самое, гадкое и склизкое, что жило во мне. Я, конечно, хотел обо всём рассказать Саше, бывали даже порывы, но на счастье я этого не сделал. Он окончил школу, поступил в институт имени Лесгафта и женился на девчонке, на год младше. Каждый мой день был похож на предыдущие. Я общался с разными людьми, но все они были похожими, однотипными, живущими в рамках общепринятых правил и законов. Среди них были девушки: им нужна была романтика, поцелуи и прочие сладкие причуды. Они липли ко мне как мухи, я же не особо сопротивлялся. Среди них были парни: Он обнял меня под одеялом и заснул. Я же перестал думать о прошедшем, наверное потому, что думать более было не о чем. Провалился в сон, мокрый и холодный, беспокойный сон больного человека.