Закрытая зона.

      Оказавшись в комнате Сехуна, Бэкхён был совсем не удивлён, обнаружив в ней Лухана, что сейчас спал, прижимаясь к старшему. Бён осторожно вошел внутрь, опускаясь на пол рядом с кроватью и откинув голову. – Где ты был? – послышался сонный голос.       Младший тихо всхлипнул, а Сехун окончательно проснулся, понимая, что запах Бэкхёна практически потерялся в сильном властном запахе корицы. О уложил Лухана на подушку и подлетел к Бёну, по лицу которого текли слёзы. – Что он сделал, Бэкки? – спросил в ужасе Сехун, тряся младшего за плечи. – Он изнасиловал тебя? – Нет, – напугано ответил Бён. – Он любил меня Сехун-а, но он… Он всё ещё считает меня шлюхой, а я… Я подтвердил его догадки, но я не мог сопротивляться, ведь он мой альфа, ведь я его люблю. – Господи, – шепнул Сехун, прижимая младшего к себе.       Бэкхёна трясло, он не мог успокоиться, всё вокруг растворилось, он как безвольная кукла повис на руках Сехуна, который довёл его до ванной, включая воду и помогая младшему забраться в неё. – Сцепка была? – спросил О, замечая красные пятна по телу младшего, которые завтра превратятся в синяки. – Бэкки, не молчи. – А что я могу тебе сказать? – тихо шепнул омега. – Чанёль всегда доводит дело до конца. – Чёрт! – подскочил Сехун, хватаясь за голову. – Ну, Пак Чанёль, вот же безответственная скотина. – Сехун-и, не надо, он ни в чём не виноват, это я… – Хватит, Бэкки, сколько можно! Ты не устал оправдывать его? Он использовал тебя, понимаешь? – Он любит меня… – Ты веришь в это? Хорошо, пусть, любит, где-то на подсознательном уровне, но Бэк, завтра он не вспомнит об этом. Знаешь, что он сказал утром?       Бэкхён закрыл уши ладошками и замотал головой. Он понимал, что Сехун был прав, но тело помнило ласки своего альфы, оно хотело запомнить их на всю оставшуюся жизнь. Что будет дальше не так важно, главное то, что его тело почувствовало «любовь» Чанёля, а не очередные удары.       Сехун беспомощно опустился рядом с ванной. Сегодня он ещё устроит Чанёлю весёлую жизнь, а сейчас, мальчишка, что плачет в его ванной, нуждается в поддержке. – Так, давай, умывайся, и поспи немного, – сказал старший. – Будем решать проблемы по мере их поступления.       Бэкхён молча кивнул. Через полчаса он уже крепко спал, прижимаясь к Лухану, а Сехун молча смотрел на них, сидя на полу. Часы показывали пять утра, омега, укрыв младших одеялом, вышел в коридор и встал возле окна, распахивая его. Тучи заволокли небо, моросил дождь, сильный ветер клонил редкие деревья на территории к земле. Сехун вдохнул полной грудью. Лишь вопросы мелькали в его голове: Что теперь делать? Пойти к Исину или для начала поговорить с Чанёлем? Сможет ли Сехун спокойно поговорить с этим упрямым бараном? Руки так и чесались отвесить ему новую порцию ударов. Он посмеяться решил? О чём он думал, когда просто воспользовался течным омегой, своим течным омегой? К чему была сцепка, он что идиот и не знает, что в 90% из 100 омега забеременеет? Сейчас все свои проблемы отошли на второй план, Сехун забрался на подоконник, притягивая к себе ноги, и пытался думать, даже не замечая, как отворилась дверь напротив.       Тао проснулся, чувствуя непонятную тревогу, взглянув на часы, он обречённо вздохнул. Крис спал, обнимая подушку, младший усмехнулся, представляя, что в своих снах Ифань крепко прижимает к себе Лухана. Лишь Тао была известна истинная причина поведения старшего, у них не было секретов друг от друга, потому что их объединила одна беда. Крис после очередной ссоры с Луханом бился в истерике, а Тао не знал что делать, вот тогда старший и рассказал о наркотиках, угрозе отца и о Сейсен. Тао тогда сидел в шоке, понимая, что он отчасти был виноват в том, что происходило с этим человеком. В другой раз, когда Тао лежал после очередной попытки суицида, а Крис пытался вправить ему мозги, не выдержал Тао и выдал ему всю свою жизнь. Старший не разговаривал с ним неделю, и Тао понимал, что он не заслуживал другого, он был последней скотиной, а его отец монстром.       Всю свою сознательную жизнь Тао слушал «законы истинности». Лидер повторял о том, что нужно истреблять неверных, что однажды, Бог наградит своих воинов вечным раем, в который они попадут, унося с собой кровь тех, кто пошёл против наказов Создателя, но в голове мальчика всегда мелькала одна мысль: раз истинные пары – это закон, то почему же у него сейчас неполная семья? Отец говорил, что папа предал их, что он пал под гневом Создателя, так почему же никто не вступился за него? Почему истинный союз был поруган? И таких противоречий было уйма, мальчик хотел задать отцу много вопросов, но слишком боялся, просто слепо следуя за ним. Вот и сейчас, в страхе Тао бежал от своей истинной пары, а за это ли боролась Сейсен?       Парень тихо вздохнул, потирая виски, он запутался, он сбился с пути, он не видел своего будущего, потому что всё вокруг заволокло скользким страхом. Он был сильным, но в то же время он был слаб и его слабостью стали пять парней, что слишком неожиданно вошли в его жизнь, а теперь ещё и Сехун…       Тао вздохнул, он вспомнил, как один из его воспитателей, часто повторял ему: «Найдёшь свою пару – держи, защищай, борись. Только твой истинный примет тебя таким, какой ты есть. Не слушай никого, заметь, как бы они не стремились за своими идеалами, каждый из них, прежде чем исчезнуть оставляет что-то после себя. Семья – святое, лишь два человека посмели разрушить истинный союз, не понимаю, почему остальные продолжают следовать за ними. Власть – вот причина всех бед на земле. Если у тебя есть власть и деньги, ты можешь купить всё, но только любовь обойдёт тебя стороной. Только любовь не выдержит под гнётом этих монстров. Твой папа очень любил твоего отца и посмотри, где он теперь? Сейсен – слепые машины-убийцы, но пока в твоём сердце ещё живет любовь, у тебя есть шанс вырваться».       Но тут же в сознании эхом звучали слова Лидера: «Любовь – удел слабых, ты сильный мальчик, Тао. Ты будущее Сейсен, ты должен идти вперёд, а значит, в твоей жизни не должно быть ничего, что могло бы тянуть тебя назад. Привязанности разрушают человека, ты солдат, твоя сила огромна, своими действиями ты можешь проложить себе путь в лучший мир, так зачем отвлекаться на то, что рано или поздно исчезнет?»       Тао не знал где правда, одно он знал наверняка, пока он жив, он является частью Сейсен. Машины-убийцы, что унесла столько жизней и продолжает разрушать их. Отец и Лидер не оставят его, он выжил, а значит, представляет угрозу, значит, должен быть уничтожен. Кому, как ни Тао, были прекрасно известны методы Сейсен. Ещё пару лет назад он сам бы вынес приговор, такому, как он, а сейчас…       С коридора подул холодный ветер, впуская в помещение лёгкий аромат фиалок, альфа удивлённо вскинул брови и встал с кровати. Что заставило подняться Сехуна в такую рань, а уж тем более находиться в холодном коридоре? Тао, натягивая трико и футболку, выглянул из комнаты. Сехун сидел на подоконнике возле раскрытого окна, поджав ноги, и размеренно дышал. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, потому что даже не обернулся, когда Тао устроился рядом с ним. Альфа не понимал, что движет им сейчас, одно он знал, а точнее чувствовал, его омеге было плохо.       Сехун медленно опустил голову на плечо рядом сидящего и закрыл глаза, Тао сидел в лёгком шоке, потому что не ожидал такого поведения от старшего. Вчера он целый день игнорировал его, сперва в своей комнате, потом в столовой, а сейчас так просто сидит рядом и ищет у него защиты. – Это ничего не значит, – нарушил тишину голос омеги. – Просто, так теплее. – Если тебе холодно, нужно было закрыть окно, – ответил Тао, почувствовав, как сердце слегка сжалось от обиды. – Нет, ветер приводит в порядок мои мысли, всего третий день пошёл, а я уже готов свихнуться здесь.       Тао усмехнулся. – Ты сам выбрал такую работу, тебя здесь никто не держит, ты можешь просто уйти. – В отличие от некоторых, у меня есть сердце, – хмыкнул Сехун. – Я не могу оставить тех, кто доверился мне. – Это камень в мой огород? Они для меня никто. – Повтори это, глядя им в глаза, – сказал Сехун. – Они ведь любят тебя, переживают, неужели ты этого не понял? Неужели ты так слеп, неужели в тебе не осталось хоть капли сочувствия? – Что ты знаешь? – выдохнул Тао. – Знаю то, что на твоих принципах далеко не уедешь, что рано или поздно не рай, а тьма поглотит тебя… – Ты…       Сехун открыл глаза, внимательно посмотрев на альфу. – Чуть больше двух лет назад взрыв одного из торговых центров унёс жизни самых дорогих мне людей, я остался один. Сейчас, глядя на тебя, я вижу лишь могильные плиты, с которых на меня смотрят мои родители. Я должен ненавидеть тебя, понимаешь? Но я здесь. Объясни, как мне жить дальше? Я не могу принять тебя, но и не могу не признать того, что связь между истинными парами нерушима. Прошу, не делай мне ещё больнее, прошу, не вклинивайся в мою жизнь. Давай сделаем вид, что мы друг другу никто, просто знакомые. Я исчезну из твоей жизни, когда всё это закончится. Ты не будешь искать меня, я не буду умолять тебя остаться, только сейчас, пожалуйста, помоги мне спасти пять невинных жизней.       Тао чувствовал стук своего сердца: от него только что отказался его омега? Попросил не лезть в его жизнь, попросил остаться лишь знакомыми? Не этого ли Тао хотел? Но почему так больно? Младший растерянно смотрел на Сехуна, который горько усмехнулся. – Я не… – Только не говори сейчас о том, что ты не причастен к тем взрывам, – усмехнулся Сехун. – Я и не собирался, я знал о них, я видел, как отец рисовал план размещения бомб, я слышал, как Лидер наставлял людей. Да, я тварь, Се, правильно, ненавидь меня.       Слёзы покатились по щекам омеги, а что он хотел услышать, оправдания? Если бы Тао сейчас начал выгораживать себя, он бы в мгновение упал в глазах омеги, а так в сердце была лишь боль. – Я мог предотвратить их, но я не видел в этом смысла, – продолжал Тао. – Этот мир и так слишком жесток, одним взрывом больше, одним меньше, что изменится? Ты думаешь, если бы не взлетело то здание, смерть не настигла бы твоих родителей в другом месте? – Не говори так, если бы… – Уже ничего не исправишь и твои «если бы» не спасут ситуацию. Правильно, ненавидь меня, Се. На бомбах, что были в том торговом центре, есть отпечатки моих пальцев, я собирал одну из них под чутким руководством отца, он давал мне первые уроки, я верил в то, что за каждый прикрученный проводок, меня вознаградят там наверху. Я ужасен, Се, ты вправе ненавидеть меня. Я лишил тебя родителей, Се, правильно, держись от меня подальше, потому что меня не мучают угрызения совести, потому что этот взрыв был одним из череды таких же привычных рабочих моментов Сейсен.       Сехун плакал, ухватившись за футболку альфы, Тао понимал, что каждым словом вонзает в сердце омеги нож, но он должен был это сказать, потому что не хотел, чтобы Сехун искал ему оправдания, Тао был в числе тех, кто убил его родителей, и этого уже было не исправить. – Это неправда, – шептал омега, цепляясь за плечи альфы и заглядывая в его глаза. – Неправда. – Правда, – злился Тао, прижимая к себе старшего.       Их лбы соприкоснулись, а глаза не могли разорвать контакта. – Правда, слышишь, всё, что я сказал – правда, мне нет смысла врать, особенно тебе, посмотри на эти руки, на них кровь, Се, кровь сотни человек. Ничему не под силу стереть её, даже моя кровь, стекая по запястьям, не смоет её. Ты думаешь, почему я каждый раз вскрываю себе вены, я хочу смыть кровь людей своей, но она въелась под кожу, она останется на них навсегда. Даже сейчас она там Се, ты не видишь? Я не должен, не должен касаться тебя своими грязными руками. Ты прав, нам лучше держаться друг от друга подальше, но…       Тао не выдержал, касаясь плотно сжатых губ омеги, чувствуя солёный вкус слёз, ему было больно, но он ничего не мог с собой поделать, он был чудовищем.       Сехун цеплялся за альфу, как за спасательный круг, но его слова звенели в ушах: «на моих руках кровь твоих родителей», «ненавидь меня, Се», хотелось вырваться, но поцелуй опьянял, собрав все силы, омега оттолкнул младшего, ударяя его по лицу. – Ненавижу тебя, слышишь? – Слышу, – говорил Тао, пытаясь восстановить дыхание. – Ты ужасен… – Я знаю, Се. – Чёрт! – снова срывается омега, впиваясь губами в желанные губы альфы.       Руки Тао скользнули по спине старшего, а Сехуну казалось, что сейчас он горит, горит в ужасном адском пламени, перед глазами кровь, дым, снова слышатся крики. Он резко отстраняется от альфы и напугано смотрит на него.       Тао чувствует дрожь, когда видит ужас в глазах напротив, не презрение, не ненависть, а именно страх, он пытается прижать омегу к себе, но Сехун отталкивает, Сехун срывается прочь, убегая в сторону выхода, вот только сейчас Тао осознает, каким отвратительным человеком он является. Осознает, что разрушил свою жизнь, что все слова Лидера воплотились в реальность: «Ты должен научиться заставлять людей бояться тебя, ты должен внушать страх, ведь страх самое ценное оружие, чувствовать, что тебя боятся одно из самых великих наслаждений этого мира». Так почему же Тао сейчас было не до наслаждений, почему ему снова захотелось исчезнуть навсегда?       Сехун бежал, не оглядываясь, ужас сковал его тело, он понимал, что близость Тао сводит его с ума, что в его объятиях слишком хорошо, но от каждого его прикосновения, в голове всплывают картинки с места взрыва, теперь, когда Сехун знает, что Тао создал одну из тех бомб, он должен был возненавидеть его, но сердце не хотело слушать разум.       Омега не заметил, как влетел в жилой корпус и оказался у комнаты Исина, нервно барабаня в дверь. – Се, что случилось? Почему ты плачешь? – растерянно спросил, открывший дверь, Джунмён. – Се? – подбежал Исин, заключая младшего в объятия и затаскивая в комнату.       Альфа выглянул в коридор и, убедившись, что никто не видел внезапного появления младшего, закрыл дверь. – Он убил их, – шептал Сехун. – Он мне сам сказал. – Что? – непонимающе говорил старший омега. – Тао, – плакал О. – Он сказал, что сам сделал одну из тех бомб, что были в торговом центре. Он…       Исин прижал младшего к себе, чувствуя, как в глазах собираются слёзы. – Он не раскаивается, понимаете, он сказал, что я должен ненавидеть его, что на протяжении всех этих лет он пытался смыть своей кровью со своих рук кровь тех людей, что погибли из-за него.       Сехун начал задыхаться, Джунмён тут же подбежал к нему со стаканом воды. Альфа видел, как плохо было мальчику, и как от каждого слова бледнел Исин. Джунмён не знал сейчас, чем помочь этим двоим, от этого становилось больно, что же он за альфа такой… – Тише, мой хороший, – шептал Исин, покачивая младшего в руках. Почему-то слова Се не вызывали удивления, конечно, было больно осознавать, что твой сын успел запачкать руки в крови, но где-то на задворках сознания омега ждал этого. – Успокойся, слезами ты ничего не изменишь. – Я боюсь его, – говорил Сехун, – но я безгранично люблю его, эти чувства разрывают на части. Почему так? Кто придумал эти дурацкие правила, эти «законы истинности»? Почему природа так жестоко издевается над людьми, лишая их воли рядом со своей парой. Почему мы с рождения уже влюблены в кого-то, почему нас тянет к тем, кто причиняет столько боли? – Се, не говори так, истинные пары… – начал Исин. – То есть, снова встретив своего истинного вы, не задумываясь, пойдёте за ним? После всего что было?       Исин кинул взгляд на стоявшего в стороне Джунмёна, который попытался натянуть улыбку, но получилось что-то непонятное, отчего у старшего омеги защемило сердце. – Нет, моя любовь к Джихуну умерла в том лесу, – ответил Исин. – Ты прав, я не могу заставить тебя простить Тао и принять, но и ты пойми меня, я не смогу отказаться от сына, зная, что за стенами этого места его ждёт смерть.       При слове «смерть» Сехун вздрогнул. Он ведь совсем забыл для чего он здесь, забыл о том, что в его комнате спали два ребёнка, что нуждались в его защите. Жалея себя и пытаясь возненавидеть своего альфу, он забыл о том, что помимо Тао «смертный приговор» подписали ещё пятерым, так какое право он имеет убиваться здесь из-за своей глупой жизни, когда эти дети висят на волоске? – Простите, – шепнул младший, наконец, приходя в себя. – Я… – Ты просто захотел быть слабым, я понимаю, у всех в жизни бывают такие моменты, – улыбнулся Исин, замечая, как рядом с ними несмело опустился Джунмён. – Давай, ты немного поспишь. – Да, Се, ты выглядишь слишком вымотанным, отдохни, – сказал альфа. – Мы побудем рядом.       Сехун словно вернулся в детство, когда рядом с ним были отец и папа, он вспомнил, как много раз вот так засыпал между ними, согреваемый их теплом. – Он не отпустит моего мальчика, – улыбнулся Исин, когда Сехун заснул. – Он любит его. – Но… не думаю, что действия Тао так быстро уйдут из его памяти. – Он ни в чём его не винит, – ответил Исин, осторожно поглаживая младшего по голове. – Смотри, если бы он ненавидел Тао, прибежал бы он сюда? Ко мне, к человеку, который подарил жизнь тому, кто разбил его сердце? Он признал в нас родителей, Мён, а это значит, что и Тао он уже неосознанно признал своим мужем. – Вот только этот вздорный мальчишка не хочет ничего признавать, – ответил альфа, укрывая Сехуна одеялом. – Почему же, Тао признал в Сехуне пару, он не захотел его обманывать, он рассказал всё как есть, чтобы Се сам смог определиться и сделать выбор как ему жить дальше. Тао боится отца, он считает, что Сейсен уничтожит его, в этом есть доля логики. Я думаю, что рано или поздно Джихун явится за ним, поэтому наша задача сейчас сделать так, чтобы Тао сделал правильный выбор. – Син, как мы сможем защитить их и от Сейсен и от министерства? – спросил Джунмён, внимательно посмотрев на мужа. – Честно? – усмехнулся Исин. – Не знаю, но попытаться стоит.       В столовой, как всегда, было многолюдно. Шум голосов наполнил помещение. Чанёль, заглянув внутрь, облегчённо вздохнул и пошёл в сторону знакомого столика, где уже сидели Кёнсу и Минсок. – Привет, а вы чего вдвоём? – спросил альфа. – Где наша сладкая парочка? – Сами удивляемся, – пожал плечами Кёнсу. – Они обычно не пропускают завтрак. А ты чего такой всклокоченный? Бурная ночка была?       Пак едва заметно вздрогнул, нервно сжав кулаки. – Ты хоть директора в известность ставишь, когда уезжаешь с территории? – спросил Минсок. – Мало ли с кем ты встречаешься там, за забором. Затащишь сюда какую-нибудь заразу. – Здесь своей хватает, – усмехнулся Чанёль, но тут же поморщился, поймав на себе раздражённый взгляд Кёнсу. – Между прочим, это обидно, – заметил До. – Ты думаешь, что моя работа так бесполезна?       Альфа прикусил язык. – Прости, Кённи. Я не это имел в виду. – Странный ты сегодня, – заметил Минсок. – Да обычный я, – отмахнулся Чанёль, оборачиваясь к двери и замирая.       В сопровождении Исина и Джунмёна в столовую зашёл Сехун. Он выглядел нездорово, но старался улыбаться директору, что ласково поглаживал его по спине. – Похоже, Исин нашёл, кому отдать всю скопившуюся в нём родительскую любовь, – хихикнул Минсок. – Сехун слишком бледный, – взволнованно сказал Кёнсу. – Течка? – с интересом спросил Пак. – Тебе бы всё о течках. Вот же озабоченный. Ты можешь думать о чём-то другом кроме омег? – Я не такой, – возмутился Пак. – А какой ты? – послышался голос Сехуна.       Чанёль поднял взгляд на младшего и поёжился. Сехун смотрел на него с явным осуждением. На бледном лице этот взгляд казался слишком тяжёлым. – Давай, расскажи нам всем, какой ты идеальный. Как однажды встретишь своего омегу. Он будет ангелом, ведь так? В его биографии не будет ни одного чёрного пятна. Он будет улыбаться тебе, и ты никогда не будешь заставлять его плакать. Ты будешь любить его до сумасшествия, и он не будет бояться тебя, и не будет шептать, засыпая: «Он хороший, он ни в чём не виноват».       Слёзы снова потекли по щекам омеги, он невольно представил себя на месте Бэкхёна. Смог бы он вот так рьяно защищать Тао? Кёнсу почувствовал, как ускорилось его сердцебиение, когда он увидел презрение в глазах О и растерянность и даже вину в глазах Пака. До это явно не нравилось. – Се, что случилось? – с беспокойством спросил Исин. – Ты же только успокоился. – Простите, – натянуто улыбнулся младший. – Я позавтракаю у себя. Я сейчас нужен Бэкки. Минсок-хён, захватишь порцию и на мою долю.       Старший омега кивнул, а Пак при упоминании имени своего омеги дёрнулся, как от пощечины. – Но там же… – начал было Джунмён, преградив путь Сехуну. – Там мне легче, – выдохнул Сехун, сжимая кулаки. – Простите, ещё увидимся.       О направился к выходу, пытаясь успокоиться. Чего он ожидал? Что, проснувшись, Чанёль кинется к Бэкхёну, что примет его? Господи, как это наивно, как Сехун мог верить в это? Омега вышел на улицу и сделал глубокий вдох, мелкие капли дождя падали на лицо парня. – Се, подожди, – послышался знакомый бас, а Сехун усмехнулся. – Ты всё не так понял.       О обернулся. – А что я должен был понять, когда он вернулся под утро, пропитавшись твоим запахом. У тебя совсем нет мозгов? Ты думал просто перепихнуться с течным омежкой? Хотя о чём я? У Пак Чанёля нет ни стыда, ни совести. Знаешь, почему он ушёл от тебя утром? Потому что он испугался того, что проснувшись, ты снова будешь кричать о том, что он шлюха, а то и руки распустишь, а ему нужна лишь любовь, твоя любовь, Чанёль. – Да что ты знаешь? – усмехнулся Пак. – Многое, поверь мне. Знаю то, что он ни смотря на твоё отношение, любит тебя, защищает тебя, готов на многое, только бы услышать от тебя ласковое слово, а не очередное оскорбление. Он твой омега, Чанёль… – Ну, уж нет, – закипал альфа. – Он не мой омега! Он мне не нужен, он мне никто, не хочу иметь с ним ничего общего! – Да, тогда чего же ты припёрся к нему? Почему спал с ним, Чанёль? Почему потерял голову, не думая о последствиях? – Это всё его запах. Он видимо привык, что альфы готовы на многое, чтобы прикоснуться к нему. Одним альфой больше, одним меньше. Не убудет. Раз он меня так сильно любит, пусть считает эту ночь подарком от меня. Я был слишком щедр с ним сегодня, но больше такого не повторится. Я к нему не подойду. – Конечно, не подойдёшь, потому что я такую тварь, как ты, к нему на метр не подпущу. Я найду ему другого альфу, который примет его любым, даже с ребёнком на руках. – С каким ребёнком? – насторожился Чанёль. – Господи, ты на самом деле дурак или прикидываешься? – усмехнулся Сехун. – Ты не догадывался, что после секса с течным омегой появляются дети? Или ты додумался предохраняться?       Чанёль опустился на корточки и потёр виски. Сехун наклонился к альфе и тихо прошептал: – Если Бэкхён залетит, поверь мне, я сделаю всё, чтобы ты больше не увидел ни его, ни своего ребёнка. Они не заслужили быть рядом с такой мразью, как ты.       Сехун развернулся и побежал в корпус «закрытой зоны». Чанёль беспомощно поднял глаза к небу. Он запутался, слишком. Он каждый день внушал себе, что Бэкхён – шлюха, что он побывал в руках многих альф, он ведь встречался с тем человеком, на которого напал Бён. Тот очень ярко всё описал, всё до мелочей.       Тогда Чанёль устроил драку, но слова того мужчины прочно засели в памяти, и стоило лишь увидеть Бэкхёна, они эхом раздавались в голове: «Знаешь, как он стонет? Его голос – музыка. Многие готовы заплатить огромную сумму, чтобы эта крошка стонала под ними. Знаешь, почему он напал на меня? Он посчитал, что я слишком дешево оценил его услуги. Эти шлюхи знают себе цену».       Чанёль убежал оттуда, много пил, а потом сорвался, голос Бэкхёна звучал в нём, молил пощадить, кричал от боли, но альфе было всё равно, внутри была лишь горечь от того, что его омега, которого он ждал с таким трепетом, оказалось, торгует своим телом.       Вчера, вдыхая аромат Бёна, у альфы зародились сомнения, следуя инстинктам, Чанёль понимал, что что-то здесь не так, что запах омеги слишком чист, что тело Бэкхёна слишком неопытно отзывается на его ласки. Казалось, омега даже целовался как-то неумело, но алкоголь, ревность, злость – всё смешалось в Чанёле. Он не отдавал себе отчёта, ему просто хотелось этого тела, тела, что по праву принадлежит только ему.       Он хотел и получил, теперь он больше не притронется к мальчишке, Чанёль слишком расслабился, позволяя природе взять над собой верх. В жизни Чанёля всё было безумно сложно. Зачем усложнять её ещё больше? Зачем ему этот мальчишка? Он всё равно скоро исчезнет, так зачем же…       Альфа чувствовал, как слёзы собрались в глазах, а сердце сжалось. Где он упустил свою жизнь? На том проклятом поле или здесь, за стенами этой ужасной тюрьмы?       Пак вспомнил, как в школьные годы увлёкся баскетболом, пропадал на тренировках. Папа тихо вздыхал дома, а отец колесил с сыном по стране. Омеге хотелось, чтобы ребёнок почаще был с ним, но Чанёль лишь отмахивался, снова уезжая за очередным кубком. Соревнования, тренировки, сборы – отец всегда был рядом. Они были так увлечены успехом, что не заметили, как медленно угасал родной человек.       Когда позвонили из больницы, сообщив, что папе стало плохо на улице, Чанёль был на поле, шёл ответственный матч за честь страны. Отец сорвался в больницу, а Чанёль не смог. Парень продолжал игру, но мысли были совсем в другом месте. Он не заметил рывка соперника, когда прыгнул к кольцу, столкнувшись, они рухнули на пол. Чанёль приземлился неудачно. Игра была приостановлена, парня увезли в больницу, ставя диагноз: разрыв связок.       Тренер пытался подбодрить, но Чанёль понимал, что эта травма может стать красным светом для его карьеры. Так и вышло, врачи отправили на операцию, после которой запретили ему играть до полного восстановления, на что могло уйти не один и не два года.       Шоком для Чанёля стало то, что после недели комы папа умер. Ему ставили лейкемию, так почему же он никогда не жаловался на плохое самочувствие или Чанёлю с отцом было не до этого?       После похорон Чанёль несколько месяцев не выходил из комнаты, кидая яростные взгляды на стоящие у кровати костыли. Отец не пытался разговаривать с ним, в доме царила тишина, старший отчаянно винил себя в смерти мужа.       Чанёль видел, как угасал отец, но сам он был глубоко в себе, жалея о потерянной жизни. Потом они начали вместе пить, напивались до потери сознания, однажды проснувшись, Чанёль увидел тело отца, болтающееся на кожаном ремне где-то под потолком, а на столе лежала записка: «Я должен попросить у него прощения. Я должен быть с ним». Слез не было, а на языке осела лишь горечь коньяка.       На протяжении стольких лет Чанёль винил только себя в смерти родителей. Он проклинал своё увлечение, из-за которого потерял сначала папу, а потом и не доглядел за отцом. Негнущаяся нормально ступня и едва заметная хромота, вот что оставила ему его безумная страсть.       После похорон, Чанёль словно сошёл с ума, он скидывал с полок свои кубки, которые хранились у него, как у капитана национальной сборной. Он крушил всё подряд, а потом снова пил, пытаясь забыться, надеясь, что однажды просто не откроет глаза.       Джунмён возник перед ним через месяц его безумства. Чанёль кинулся к нему, как к единственному островку надежды в пучине отчаяния. Когда-то они были лучшими друзьями, жили в соседних домах, вместе гоняли мяч по двору. Старший, не спрашивая, собрал вещи Чанёля и перевёз его к себе, пытаясь привести в человеческий вид. Пак был очень благодарен им с Исином за то, что позволили ему начать всё с нуля. Он практически забыл об алкоголе, но тут в его жизни возник Бэкхён, закружив всё с новой силой.       Чанёль пытался забыться, он искал утешение в других омегах, но мысли снова и снова возвращались к изящному Бэкхёну, что манил, как прекрасный порочный цветок.       Альфа сжал кулаки, чувствуя ком, подступающий к горлу. Почему так? За что жизнь так играет с ним? Почему он должен сходить с ума? – Всё, что я сейчас слышал, правда? – донёсся сдержанный голос.       Чанёль несмело обернулся, встречаясь с пропитанным горечью взглядом. – Мён, я… – Да или нет, Пак Чанёль? – отчеканил Джунмён. – Да, но… он сам виноват, – ответил младший, пряча взгляд. – В чём? В том, что любит, в том, что не смог оттолкнуть? Ты думаешь, что если бы он стал вырываться, ты бы его отпустил? – прожигал взглядом Чанёля Джунмён. – Мён, что ты печёшься о нём? – начал возмущаться Пак. – Ты знаешь его биографию лучше меня. – Знаю, – кивнул Ким. – Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить. Потому что тот бордель принадлежал моему брату, а этот мальчишка – его сын.       Чанёль смотрел на старшего, вылупив глаза. – Подожди, – помотал головой Пак. – Твой же брат умер.       Джунмён усмехнулся – Напомнить тебе при каких обстоятельствах? – Кажется, он погиб во время теракта около шестнадцати лет назад, – ответил младший. – Верно, надо же, ты ещё не до конца пропил свою память, – с горечью заметил Ким. – Муж брата умер за пару месяцев до этого от осложнения при родах. Джунсу остался один с ребёнком. Я никогда не одобрял бизнес брата, но у него всё было схвачено, клубом заведовал брат мужа, а Джунсу получал от него лишь доход. Когда я пытался наставить его на путь истинный, он лишь смеялся и предлагал заглянуть в гости. Я старался быть в тени, поступил в полицейскую академию, уже тогда я грезил местью, я мечтал найти и уничтожить Сейсен, потому что на их руках была кровь моего омеги и его семьи. Я не вмешивался в дела брата, пока не появился Бэкки.       После смерти своего омеги, Джунсу словно с катушек слетел, он не хотел видеть сына. Он обвинял ребёнка в смерти мужа. Иногда я с ужасом осознавал, что брат совсем не следит за малышом. Я переехал к нему, пытаясь изменить хоть что-то, но каждый вечер, возвращаясь домой, я видел лишь одну и ту же картину: малыш плакал от голода, был весь грязный, а его отец запирался в кабинете и подолгу разговаривал с фотографией мужа.       В тот день, я словно почувствовал что-то неладное, я бежал к дому быстрее ветра и замер, увидев корзинку с ребёнком на улице, посреди огромного сугроба. Я чуть было не умер от страха, но малыш тихо захныкал, почувствовав тепло моих рук. Я прижал его к себе и забежал в дом. – Ты сошёл с ума?! – кричал я, накормив малыша тёплым молоком и уложив спать. – Ты что творишь? Ребёнок-то в чем виноват?       Меня всего трясло, я готов был накинуться на брата, а он сидел в своём кабинете и крутился в кресле. – Он убил моего мужа. Унеси его, не хочу его видеть! Ненавижу, понимаешь! Я его ненавижу! – Но это твой сын… – Мне плевать, Мён! Убирайся и захвати с собой этот кошмар, – кричал брат.       Он выглядел таким безумным, я боялся его. Боялся, что он что-нибудь сделает Бэкки. Я не мог оставить малыша в том доме, но и сам воспитывать его не мог, потому что грезил местью. Вот тогда я и пошёл к Минхёку. Как-никак он тоже был Бэкки дядей. Мне тяжело было оставлять маленького омежку в том месте, но как мне тогда казалось, у меня не было выбора. Бён внимательно выслушал меня, а потом сказал: – Ты же понимаешь, среди кого будет расти этот малыш?       Я кивнул. – Я не могу гарантировать, что воспитаю в нем прилежного омегу. Сам знаешь, обстановка не позволяет. – Я всё понимаю, прошу лишь об одном. Пусть он сам выберёт, как ему жить, не принуждай его ни к чему, ведь он частичка наших братьев, он часть нашей семьи. Сохрани его честь столько, сколько сможешь, я… – Джунмён, я обещаю тебе, что до его совершеннолетия к нему никто не притронется, а дальше… Дальше пусть решает сам. Прости, но я вынужден попросить тебя не появляться здесь слишком часто, сам понимаешь, что присутствие в клубе полицейского само по себе странно.       Я усмехнулся, он улыбнулся, понимая, что я далеко не дурак и уже давно знаю, кто входил в число его постоянных клиентов. Они могли узнать меня, а это помешало бы спокойной жизни клуба и моей. – Я буду звонить тебе, и рассказывать о Бэкки, пойми… – Минхёк, всё в порядке, я всё понимаю и верю тебе. Надеюсь, что наш мальчик в будущем выберет правильный путь и поймёт нас.       Я ушёл, поцеловав спящего ребёнка. Что мог дать ему вечно кочующий альфа с жаждой мести внутри? А там, там были омеги, которые его любили, среди которых он рос маленьким принцем.       Вскоре случился взрыв, унёсший жизнь брата и снова все пути вели к Сейсен. Моя жизнь была полностью посвящена борьбе с этой машиной-убийцей, что лишает людей жизней, ради своих устаревших целей. Они убили моего омегу, брата, поиздевались над Исином и продолжают убивать людей.       Джунмён перевёл взгляд на притихшего Чанёля. – Я погряз в этой войне. Мой племянник рос, Минхёк звонил каждый месяц, посылал фотографии, делился радостью от первых шагов, первых слов малыша. Я думал, что однажды заберу Бэкки и вместе с Исином подарю ему настоящую любящую семью, но пуля Джихуна едва не сделала меня калекой, если бы не Син, не знаю, где бы я был сейчас.       Тот ужасный день снится мне в кошмарах, я как сейчас помню крик Минхёка в трубке. Он плакал, говорил что-то непонятное, из всего, что он говорил, я понял, что Бэкки исчез. Я мчался в клуб, не разбирая дороги, благо на трассе было мало машин. Когда я оказался там, я увидел машину скорой помощи, полицию и журналистов. Бледный Минхёк разговаривал с каким-то офицером, заметив меня, омега кивнул в сторону чёрного хода. Я осторожно пробрался в его комнату, из которой я иногда украдкой наблюдал за Бэкки. Я ждал, а внутри всё было готово взорваться. – Мён! Я не знаю что делать, Мён! – плакал позже омега у меня в ногах. – Он меня заставил… – Я же просил… – злился я. – Ты же обещал! – Этот урод шантажировал меня! Он грозился натравить на клуб проверку. Он говорил, что только пообщается с ним. – Боже, Минхёк, ты совсем дурак? – Я предупредил его, что касаться мальчика нельзя, что единственное на что он может рассчитывать – это сносный минет.       Я не выдержал, рука сама сорвалась, омега схватился за щёку и удивлённо хлопал глазами. – Давно мне нужно было разогнать эту вашу шарашку. Твои методы наказания ни в какие ворота не лезут. Ты хоть понимаешь, что из-за тебя пострадала психика ребёнка?! – Погоди, – злился омега. – А что я, по-твоему, должен был делать? Он выбился из рук, связался с какой-то шпаной. Ты винишь меня за негуманные методы, а где всё это время был ты? Чем ты помог мальчику? – Я искал убийц его отца… – Отца, который его выкинул, Мён. Я заботился о Бэкки. Как мог заботился. – И подложил его под полицейского! – Я думал… – А, по-моему, ты вообще не думал. Надеяться на то, что шантажист и продажная шкура сдержит обещание, которое даже не было нигде зафиксировано – глупо. А что теперь? Теперь на руках мальчика ещё и кровь, понимаешь.       Я опустился рядом с омегой, он прижался ко мне. – Мы упустили тот момент, когда собственные проблемы стали важнее маленького сокровища, что нам доверил Бог. – Мён, что нам теперь делать? – плакал Минхёк у меня на груди. – Для начала нужно его найти и сделать это раньше полиции. – Да, – подскочил омега. – Я сейчас же отправлю своих мальчиков в город.       Мы искали Бэкхёна несколько дней, когда один из работников клуба принёс мальчика в дом, мы с Минхёком молча плакали у его постели, пытаясь слезами вымолить прощения, за все те раны и синяки, что были на юном теле.       Запах сирени едва уловимо заполнял лёгкие, доктор, осмотревший Бэкки, сказал, что мальчик подвергся лишь физическому насилию, видимо этот бугай не успел надругаться над хрупким телом.       Используя все свои связи в полиции, я подменил дело Бэкхёна и отправил его сюда. Я надеялся, что ни тот человек, ни его влиятельные родственники, которые хотели добиться для Бэкки высшей меры наказания, не найдут его здесь, но как же я ошибался тогда.       У министра везде есть свои люди, видимо через них они и узнали о том, что Бэкки здесь и что ты проявляешь к нему интерес. У тех людей была лишь одна цель – уничтожить парня. Презрение истинного альфы для многих омег конец жизни. Бэкки давно бы сломался, не будь в его жизни Лухана, Джонина, Чонде, Ифаня и Тао. А теперь у него есть Сехун. Мы сделаем всё, чтобы защитить его от угрозы, что нависла над его жизнью, но ты…       Джунмён зло посмотрел на Чанёля. – Ты чуть снова не отнял его у меня. Ты хоть понимаешь, что чуть не убил его тогда? Я уже давно понял, кто промыл тебе мозги. Они хотели твоими руками избавиться от проблемы, а ты так зависим Чанёль, покажи тебе бутылку, и ты поверишь всему, что тебе скажут. У меня нет своих детей, Чанёль, но этот ребёнок мне очень дорог и хоть ты его истинный альфа, я могу устроить тебе веселенькую жизнь, если узнаю, что ты снова уничтожаешь его. Если я увижу, что он снова плачет из-за тебя, я за себя не ручаюсь. – Мён… – Бэкхён не шлюха! Понял меня?! А теперь иди, пока я могу держать себя в руках.       Дождь начался сильнее, Чанёль поднялся и пошёл в сторону жилого корпуса, уже в своей комнате он беспомощно опустился на пол. – Бэкхён не шлюха! – кричали в его голове три разных голоса, постепенно сменяясь презрительным смехом начальника полицейского управления.       Джунмён продолжал стоять под дождём, пока лёгкая рука его мужа не раскрыла над ним зонт. – Ты правильно всё сделал, – тихо сказал Исин. – Так больше не может продолжаться. Он должен решить всё для себя. – Син, я порой чувствую себя таким виноватым: бордель, эти дурацкие наказания Минхёка. Помню, я тогда чуть его не убил, когда стал случайным свидетелем этого безумства. Я ведь просто зашёл взглянуть на Бэкки. Помню его оправдания о том, что других методов мальчик не понимает, не помню, как ему удалось меня успокоить, но он обещал мне, что больше этого не повторится, а потом… Эта попытка изнасилования, бессонные ночи в поисках ребёнка, махинации с документами и пытка министерством. Боже, Син, я должен целовать твои ноги за то, что ты не оставил меня тогда. – Это наше общее горе. Ты помог пережить мне ненависть Тао, ты помог мне бороться, выжить, не сдаваться. Мы половинки одного целого, Мён. Мы не просто так встретились на этой земле.       Альфа притянул омегу к себе, крепко обнимая. – Теперь у нас появился ещё один ребёнок, нуждающийся в нашей поддержке, – шепнул Исин. – Они все наши: Тао, Се, Бэкки, Ханни, Кай, Крис, Чен, Минсок, Кёнсу, Чанёль. Мы должны помочь им найти правильный путь и выжить. – Мы должны спасти их, Мён. – Обязательно, родной. – Надо начинать работать, – вздохнул Исин. – Но я так устал.       Джунмён чмокнул младшего в макушку. – Идём, я провожу тебя до кабинета. – Чувствую себя принцем, а ты моя личная свита.       Джунмён рассмеялся, нежно целуя мужа, и они направились в административный корпус.