Призрак

      Всю свою сознательную жизнь Бреге твердили, что надобно верить в Бога. И из этого вытекало, что верить надобно и в существование души, Ада и Рая… Но, будучи врачом, он убедился, что на Бога не всегда можно полагаться. И, хоть это было крайне кощунственно, в привидения он перестал верить. Мертвый… что он сделает?.. Бреге зарубил себе на носу, что бояться надо не тех, кто под землей, а тех, кто на ней. И, перевалив уже за четвертый десяток, он не хотел отказываться от этого убеждения.       Только вот то, что случилось сейчас, в голове его не укладывалось. У него вообще ничего в голове не укладывалось. Ни одна мысль. Они разбегались, словно тараканы. И было отчего: просто из ниоткуда возникла женщина, поймавшая тяжеленный шкаф! А призрачный свет, исходящий от нее, говорил о том, что никаких сомнений в природе этого явления не возможны. Это был призрак.       Немало времени ушло на то, чтобы привести Бреге в нормальное состояние. Он сидел белый как мел, с трясущимися руками, а седых волос ему прибавилось, наверное, пол головы. Миледи тактично молчала, решив, что лучше не добивать и так добитого врача.        И еще столько же было потрачено на пересказ одного и того же рассказа, поскольку врач забыл напрочь все, что было объяснено ему до падения злосчастного шкафа.       Через некоторое время Бреге смирился с фактом того, что его детские ночные кошмары и страхи могут быть вполне реальны. Кроме того, для него говорящая светящаяся материя души с того света была пугающе интересной. Любопытство пересилило страх.       Бреге был очень осторожным человеком в общении, а особенно с призраком. Врач старался не задевать неприятные темы, расспрашивая леди Винтер. Д’Артаньян был куда менее деликатным, и одним из своих вопросов он сильно задел Анну. Призрак буквально взорвался от негодования. Конечно, кто ж спрашивает: «Как себя чувствуешь в не-жизни?». — В не-жизни, говоришь? — прошипела миледи, светясь ярким, ослепительно белым светом. — Ах, в не-жизни?! Узнать хочешь?!..       Атос заранее потянулся за шпагой, забыв напрочь, что против призрака сработает разве что железная кочерга. Гасконец ойкнул, побоявшись, что леди Винтер ему предложит это на себе испытать. Арамис снова начал шептать какую-то молитву. Бреге, сидевший ближе всех к миледи, снял дрожащей рукой свои очки и начал их протирать без нужды. Только Портос сохранял ледяное спокойствие и не двигался.       Миледи чуть не задохнулась — если призраки могут задохнуться, — от охватившего ее гнева и вылетела из библиотеки, даже не позаботившись о том, что можно выйти через дверь. Повисла тишина. — Ну вот… Мы ее обидели… — наконец произнес Атос, решив не вешать вину на одного лишь д’Артаньяна.       Гасконец сидел, все еще выпучив глаза. Граф де Ла Фер хотел было пойти искать леди Винтер, но она сама вернулась через некоторое время. Она уже успокоилась. Только выглядела так, будто бы ее опустили в святую воду. Совсем прозрачная и помрачневшая. — Мое состояние, говорите, интересно? — тихо спросила она, глядя то на д’Артаньяна, то на Бреге. Видно, догадалась, что его это тоже интриговало. — Да скука смертная… Точнее… Бессмертная.       Атос впервые взглянул на нее с жалостью. Тяжело ей, наверное. — Тяжело, — согласилась Анна, словно прочитав его мысли. — Отвратительное состояние. Поначалу было, правда, забавно. Я могла добраться куда хотела, проходить сквозь стены, забавлялась новыми возможностями. Научилась становиться невидимой… Но потом пришло осознание: так мне существовать Бог знает сколько лет… Не ешь, не спишь, даже в руки толком ничего не возьмешь, если не затратишь огромное количество энергии. Даже почитать не можешь, если сил нет. А читать так хочется…       Атос помнил, что Анна действительно любила читать, хоть она, пожалуй, была несколько легкомысленна. Лично он не мог себе представить, как он существовал бы в таком виде. Он бы, наверное, с ума сошел бы. Только призраки не сходят с ума. — А самое противное для меня, как для женщины, — тем временем продолжала миледи, — это то, что я даже платье переменить не могу. В чем, простите, казнили, в том и хожу. В разорванном снизу и запачканном…       Только сейчас, спустя несколько месяцев, граф заметил, что подол платья действительно разорван, а сверху оно было все в каких-то серебряных пятнах, видимо, бывших кровью. — В общем, ничего приятного… А точнее мизерное количество приятного, — завершила свою речь Анна. — В остальном… скучно.       Точно, сомнительное удовольствие призраком-то быть. Вроде уже не живой, но еще и не мертвый. И не чувствуешь ничего, а в этом тоже мало приятного. Только вот тут граф ошибался. Миледи очень даже чувствовала. Может, физическую боль она и не ощущала, а вот психическую… И, самое страшное, не только свою.       Она чувствовала все переживания мужа, все смешанные ощущения Бреге, ужас Арамиса, непробиваемое спокойствие Портоса, чувство вины д’Артаньяна… И это было самое отвратительное в ее состоянии. Потому-то она и угадывала мысли. Да она же читала их всех, словно открытую книгу. Но какой в том был смысл?.. Была б она живой, она, конечно, употребила бы эти знания куда-нибудь. А так…       Многое миледи делала по привычке. По привычке ежилась, по привычке проводила рукой по лбу, будто бы на нем мог выступить пот, по привычке пыталась отряхнуть платье, будто бы на нем может быть пыль… А потом вспоминала, что ни холода, ни жары она чувствовать не может. А пыль пролетает сквозь нее. От этого становилось невыносимо горько.       Анна несколько раз по забывчивости проходила сквозь наружную стену. Когда она вдруг вспоминала об этом, она уже летела вниз. Сначала было страшно, затем забавно… Потом она привыкла и заучила, куда ходить не надо. И снова стало скучно.       Леди Винтер забавлялась тем, что дразнила большого пса на конюшнях. Он, залившись лаем, бросался на нее и очень удивлялся, когда его зубы проходили ее насквозь. Она играла с маленьким пони, неизвестно зачем купленным. Но это вскоре тоже наскучило. Она не могла ни погладить лошадь, ни потрепать собаку по голове… Ничего толком не могла! — В общем, теперь понятно, почему мне так хочется, чтобы вы нашли ту вещь, которая меня тут держит? — губ ее коснулась кривая усмешка.       Все понимающе кинули. Да, миледи не была образцом для подражания. Но покоя заслуживает каждый. И она тоже. Хотя бы потому, что если она покоя не получит, его никто не получит. Потому вечер был проведен в составлении предположений и объяснений для Бреге.