Настойчивое желание проиграть

Она открыла глаза и села в кровати, дрожа и обнимая себя за плечи. Это был сон? Всего лишь кошмар? Дотронувшись до щеки, она ощутила влагу и торопливо вытерла глаза. Да что это такое? Почему она плакала во сне? Выбравшись из кровати, она прошлась по комнате, касаясь вещей, привычных и знакомых, и все равно каких-то странных. Споткнувшись, она упала и зашипела от боли, растирая колено. Это тоже казалось знакомым, словно она делала это десятки раз. Остановившись и взглянув на свои руки, она пошевелила пальцами. Откуда она знает, как правильно растирать колено, чтобы облегчить боль? Ее никогда не учили массажу. Она бы еще долго сидела на полу, моргая, как сова, но раздавшиеся затем осторожные шаги привлекли ее внимание, и она подняла глаза. — Су, — нежно сказал восьмой принц, протягивая ей руку. — Доверься мне. Эта рука, такая открытая, обещавшая защиту и покой, манила ее. Она вложила бы в эту руку свою, и он никогда не отпустил бы ее. Ей больше не нужно было бы бояться падения, ведь он всегда удержал бы ее. — Ваше Высочество, — всхлипнула Су. — Пожалуйста, позовите Онни. …Всю свою жизнь Ван Со чувствовал себя лишним. Он не нужен был своей матери, он был выброшен ею еще до того момента, как она занесла нож. Она сделала это в тот момент, когда выбрала между ним и Ё. Он не нужен был отцу — у него был Крон-Принц и его братья, с их гладкими, прекрасными лицами, принцы, которым не нужно было носить маску, и на которых не смотрели тайком с вопросом в глазах, что он прячет под маской. Волчью шерсть? Пожирающих его заживо червей? Он не нужен был леди Кан, не в моменты, когда безумие оставляло ее, и она кричала и визжала, требуя выбросить его из покоев, словно прогнивший, прохудившийся плащ, даром, что не требовала сжечь. Но были моменты, когда она смотрела на него с нежностью, называя другим именем и гладя его по волосам: он пригибал голову пониже, чтобы она не увидела маску и не пришла в себя. И хотя само движение не казалось чуждым, ее рука не была правильной. Иногда Со гадал, были ли это воспоминания о его матери. Неужели было время, когда она не ненавидела его? Когда ее рука не замахивалась для удара, а дарила ласку? Он опускал голову, кусая губы, заставляя себя не шевелиться. Это — или вновь быть избитым. Нет, он переживет это чувство неправильности. Двору он тоже был не нужен. У двора были принцы, была Королева, был Король. Им не нужен был уродец. Но Со страстно желал остаться в Сонгаке. Пока что Его Величество не требовал, чтобы он вернулся в Шинджу, но Ван Со предчувствовал, что скоро это случится, и он вновь и вновь гулял по садам, сидел в башне Чи Мона, вдыхая воздух, выходил в город, иногда даже пешком, а если шел ближе к вечеру и одевал капюшон, его не узнавали даже на рынке. И рынок… Рынок был странным. Он поймал себя на том, что замирает у продавцов украшений, устремляя взгляд на шпильки, и спрашивая у самого себя: неужели в нем еще осталась храбрость, чтобы попробовать вновь сделать подарок матери? Отчего его так тянуло к рядам, в которых не было оружия, зато были резные заколки. Конечно, при желании можно и заколкой кого-нибудь… Совсем недавно он ехал с охоты и отчего-то решил промчаться на полном скаку — прямо через рыночную толпу. Привычка, что поделаешь: люди в Шинджу разбегались едва завидев его силуэт, а тут… Повезло, что никого не затоптал. А с купальнями вообще вышла странная история: полностью раздевшись, он полез в воду, забыв снять маску. А когда увидел собственное отражение, заколебался, прежде чем снять ее: то ли боялся, что кто-то может войти и увидеть его, то ли наоборот, ждал, кому бы продемонстрировать свое лицо… Так и замер там, прямо посреди бассейна с маской в руке, все ожидая чего-то… Так ничего и не дождался. Каждое такое мгновение все больше уверяло его, что он что-то делает неправильно, и странные взгляды Чи Мона только подливали масла в огонь. Наконец он не выдержал: — Что?! — Ничего, Ваше Высочество, — пожал плечами астроном, вновь утыкаясь в карты. — Вы просто… Выглядите нервным. Пришло письмо от семьи Кан? Они просят вас вернуться? — Если и пришло, — хмуро ответил Со, — я ничего об этом не знаю. Что касается моего вида… Лето выдалось слишком душным, вот и все. — Может быть, вам прогуляться? — осторожно спросил Чи Мон, и принц скривился: — Я только и делаю, что гуляю. — Возможно, вам стоит навестить кого-нибудь из братьев? Ван Со нахмурился, раздумывая. Бэк А, например. Он не заискивал и не игнорировал, был умен, но не болтлив, не слишком близок с остальными принцами, и, наверно, было бы приятно выпить с ним чаю… — Восьмого принца, Ван Ука, например, — продолжил Чи Мон, и Со обернулся, оценивая, серьезно ли он говорил. Астроном не улыбался. Ван Со вздохнул и направился к лестнице. …Мен Хи, если и была удивлена визиту четвертого принца, то не подала виду. Приказав служанкам принести чайный набор, она, чинно сложив руки на коленях, занимала принца беседой, хотя его, казалось, больше волновала спина сидящей в беседке Хэ Су. Она и прежде никогда не была громким ребенком, но в последнее время после своего пробуждения она стала тиха и печальна, все свое время проводя в уединении и отказываясь даже выйти в город. Часами она просиживала в библиотеке, раз за разом выводя одну и ту же поэму, прерываясь только чтобы заняться своими мылами, которые, надо было признать, пахли просто очаровательно. Мен Хи задумалась… А не попросить ли у Су немножко мыла для четвертого принца? Он выглядел таким напряженным, может быть, посоветовать ему посетить Дамивон? Она откашлялась: — А это моя кузина, Хэ Су, — мягко сказала она, привлекая его внимание. — Су, — медленно повторил принц, нахмурившись. — Я могу представить вас. Принц покачал головой: — Она выглядит заня… Мен Хи удивленно подняла на него взгляд и невольно посмотрела туда, куда смотрел он. Так и было, Су обернулась, неподвижным взглядом уставившись на принца, и из ее ослабших пальцев посыпались желтые лепестки хризантемы. Мен Хи смутилась: что происходило? Были ли они знакомы? …Письмо от леди Кан пришло пять недель спустя. Среди их бесед и прогулок, Со не говорил ей о своих странных ощущениях, а если бы сказал, Су наверняка назвала бы их непонятным словом «дежа вю». Но он говорил о другом: о том, что он нашел в себе силы больше не бояться того, что с ним могла сделать его приемная мать. Он внезапно осознал, что вырос. Она — и вся семья Кан — больше не могла помешать ему быть счастливым. О том, что редкие разговоры с Его Величеством внесли в его душу покой, потому что он осознал, что отец если и не любил его, то глубоко уважал, и этого было достаточно. О музыке, которую сочинял Бэк А, но был слишком стеснителен, чтобы показать ее кому-то, кроме старшего брата, и о том, как сильно это доверие согревало его. И об ожидании, в котором он жил, пока не встретил ее. Она слушала и улыбалась, и ему казалось, что все это ожидание того стоило. Сама Су не говорила ему о своих снах, снах, в которых он не носил маску, но улыбался куда реже, чем сейчас — тогда на его плечи давил груз ответственности, голову клонила вниз корона. В тех снах были сладкие, драгоценные моменты, но в конце концов все они обращались в кошмар, в котором они расставались вновь и вновь. В котором он оставался один, когда она нарушала свое обещание и покидала его навсегда. Она не говорила ему о своих снах, потому что знала, что их история будет совсем другой. Дорога в Шинджу заняла у Ван Со куда больше времени, чем дорога в Сонгак. Может быть, потому, что ему некуда было торопиться. Или из-за паланкина, в котором ехала его невеста.