Проклятие любви

Мне было хорошо. С самого утра, когда я проснулся, я чувствовал себя просто замечательно. Вместе с тем, на душе у меня было гадко. Так гадко, что хотелось лезть на стенку. Или повеситься, чтобы не мучить ни себя, ни его. Если мне хорошо – значит он меня ненавидит. Чем сильнее, тем лучше я себя чувствую. Чертово проклятье. С одной стороны я обрел любовь и даже получил возможность касаться любимого, но с другой стороны – мой любимый меня ненавидит. И, мало того, что я сам в этом виноват, так я еще и продолжать буду доставлять ему неприятности. А если нет, то умру. Медленно и печально, терпя в огромных мучениях последние часы. Такое вот проклятье. Такое вот счастье на мою голову. И чем же я прогневал тебя, всевышний? Точнее даже не всевышний, а Сей. И я знаю, чем. Нда. Я шел по коридору, вспоминая, как касался любимого. Вспоминая его горячую, тугую дырочку. После того, как я закончил, я надеялся, что это был не первый его раз. Теперь, вспоминая, я уверен в обратном. И безумно счастлив, что был у него первым. Хотя, конечно, все произошло крайне неромантично. И некрасиво. И грязно. И вообще, как ни посмотри, а я его изнасиловал, так что радоваться тут особенно нечему. Разве что тому, что он выгибался и стонал в моих объятьях. Значит, ему хоть немного, но понравилось. Когда я входил в него, я разрывался от необходимости быть грубым и желания ласкать его. Чтобы не искушать себя я даже не касался его члена. Только вдыхал его запах. Такой родной, любимый. Целовал его плечо. Черт, я ведь даже не поцеловал его в губы! Ни разу! Если бы я это сделал, то не смог бы остановиться. Я бы заставил его забыть обо всем, кричать от наслаждения, просить меня еще и еще. Как же сильно я его люблю! Когда я думаю о нем, у меня сердце обливается кровью от невозможности его коснуться. От невозможности подарить ему ласку. От невозможности держать его в объятиях. Всегда. Я дошел до своего любимого места. Небольшая полянка на холме в глубине леса. Здесь никого не бывает. Мое тайное убежище. Здесь я могу больше не скрываться, не сдерживаться. Я сел, облокотившись спиной на дерево. Запрокинул голову. Расслабился и из моих глаз хлынули слезы. Слезы сожаления, вины, горечи, бессилия. Черт возьми, Дэвид, ты не мужик, ты тряпка. *** Майя торопливо попрощалась и положила трубку. Если бы разговор продолжился еще немного, она бы не выдержала и попросила со слезами, чтобы брат приехал и забрал ее к себе. Она бы начала жаловаться, как здесь на нее давят, сколько она получила отказов ото всех возможных ролей, от скольких смотрин она сумела отказаться, а от скольких отвертеться не удалось. Она бы обязательно разревелась и сквозь слезы невнятно говорила бы, как скучает по брату. Ее милый, любимый, обожаемый младший братик. Нет, он ни в коем случае не должен узнать, как она задыхается здесь, без него. Ведь он единственный лучик света в ее жизни. Он – единственный человек во всем мире, который ей дорог, ради которого она не пожалеет ничего, даже жизни. Немного успокоившись, Майя задумалась. По телефону, хоть брат и смеялся, у него был немного грустный голос. Он как будто хотел что-то сказать, но не решался. Разговор вышел слишком коротким, и она ничего не успела спросить. Нужно будет в ближайшее время снова сбежать и позвонить братику. —Госпожа Майя! — издалека донесся голос служанки. ″Вот черт, уже хватились. ″ —Госпожа Майя! Где вы? Госпожа Майя! — в ее голосе, звучащем все ближе, замеревшая в укрытии женщина слышала истерично-панические нотки. Глубоко вдохнув, Майя нацепила на лицо маску ″надменной госпожи″ и, осмотрев близлежащую к месту ее дислокации территорию, смело шагнула на тропу войны. Проще говоря, незаметно выскользнула из маленького, наподобие кладовой, помещения под лестницей.