***
Под лапами тихо поскрипывала дорожка из мерцающего серебра, наполняя обжигающий воздух терпким хвойным лесом и свежестью бурной реки. Волк тряхнул головой, навострив уши. Пылающий на сером фоне янтарь нащупал среди возвышающихся у булькающей лавы скал безвольно висящее тело. Крохи душевной силы разрывали острый слух рычанием отчаянной борьбы. Цепи врезались в поблекшую кожу, стирали, крошили верхние слои, точно ветхую бумагу. Пробитая чёрным кинжалом грудь едва заметно вздымалась, редко вздрагивала, вырывая из раны тягучие капли жизни. — Гэйл. — Женская фигура пронеслась мимо, лихорадочно нащупывая конец впивающегося в руки и ноги металла. Тщетно — цепи слились с камнем в одно целое. — Очнись, демон тебя подери! Тонкие пальцы, обмотанные моментально посеревшими от пепла бинтами, окрасились чёрным, пропитались и пускали по ткани расползающиеся струйки. Цеплялись мертвой хваткой за края раны, не решившись трогать кинжал. С побелевших губ сорвался тихий хрип, смешанный в катавасию отчаяния и страха. — Ну, чего ты стоишь? — не выдержала женщина, оглядываясь на неторопливого волка. — Он недолго протянет. Серый мех с заметной проседью на холке растворился в зелёном мареве, соткав чёрную гриву, поджарую кожу и остальные атрибуты человеческого облика. Шаман молча смотрел на пленника, на полуживой укор совести. Да и такой ли укор, если при давней встрече, на тех же мертвых, обугленных тропах уловил в спящей душе не лютый ужас при виде сереброшерстного волка, а очарование? Правильно ли поступил, оставив подчинённого некроманта в живых, в одиночестве, на перепутье закравшегося метания? Пусть даже сглупил, поддался мелким чаяниям на следующую встречу под сводами чистого неба, в окружении спелой летней травы и вороха сосен и ели, но не жалел о принятом решении. Тогда, по крайней мере. — Помоги уже! — женская тоска разбудила сознание высокими аккордами разрастающейся, крепчавшей любви. Начинаешь ценить, когда теряешь. Индеец тряхнул гривой, и руки обуяло зелёной дымкой, собирающейся в томагавки, блеснувшие при свете лавовых рек. Четыре ровных визга цепей, стук топоров о камни, впившихся в скалу крепче хищника — в мирную жертву. Крепкое тело приняло вес падающей жертвы, ненарочно сложившей на плечо посеревшее лицо. Сохранено жалкое расстояние, чтобы кинжал не вгрызался глубже, хотя лезвие давно потерялось в недрах грудной клетки. — Ты сможешь помочь? — Блад уложила пленника на огрубевшую от застывшей лавы землю, едва подняв облачко пепла. Светлые руки дрожали, касаясь растрепанного ежика вороненых волос, силились держаться в спокойствии. Взгляд, застланный влажной пеленой, глядел в душу — и пусть, что всего лишь жар раздражал глаза, неверно представляя спокойствие женщины. Мог попытаться. Мог стать опорой, тростинкой, за которую надо ухватиться — не более. Возможно, пробудись Гэйл пораньше, наказания удалось бы избежать. Исчезнуть до того, как чёрная магия коснется и поймает в крепкие сети. После недолгого раздумья, шаман не спеша кивнул собственным мыслям. Над протянутыми ладонями заклубились мерцающие зеленью сгустки. Тёмная проклятая сталь загудела рассерженным ульем, выдавливая из раны крохи жизни и души. В противовес, точно дымарь против пчел, из рук полилось марево, оплетая враждебное оружие. — Гэйл, — на грани сдерживаемого отчаяния шептала женщина, не отнимая рук от тёмных волос, слипшихся и поблекших от жара и пепла, — держись, не сдавайся. Казалось, это помогало, когда чёрные ресницы вздрагивали, а тонкая линия губ чуть заметно шевелилась, обнажая заляпанные кровью зубы. В горле застревали слова, захлебываясь в проступившей на уголках рта чёрной жиже. Веки ненадолго поднимались, выявляя потускневшие, стекленеющие до водянистой зелени глаза. Манипуляции шамана с трудом отзывались в посеревшем теле, изредка пропуская лихорадочную дрожь от новых сопротивлений проклинающей силы. — Не прикасайся, — отрезал индеец, краем зрения ощутив движения у кинжала. Блад отпрянула, возвращая руки на голову пленника, беспокойно касаясь волос. — Проклятье перекинется на любого живого, кто его коснется. — Тогда как его вытаскивать? — женщина нахмурилась, невольно растягивая свежий шов над бровью. — Не звать же приспешников Куан Чи. В шамане почти засмеялся скептик, неощутимо очарованный предложением колдуньи. Выдавилась лишь скупая ухмылка, чуть освещаемая зеленоватым маревом. Рук не отнял, водя над раной, не без труда минуя оружие — магия некроманта яростно противилась, сбивала ритм. Здравый смысл силился отговорить шамана от безумной и неблагодарной затеи, предлагая разные и далеко неприятные итоги непрошеного вмешательства. В особенности хоть какую-то выгоду. — Смотри по сторонам, — уже тише произнёс индеец, наконец-таки нащупав крепкую «почву» для начала. Посеяв семя в паршивой земле, нельзя бросать проклюнувшийся росток на растерзание стихии. Не сейчас, когда растение пустило корни и из последних сил держится за скупые подземные источники. Пора пролить дожди. Под коленями неприятно грела, поднимая к лёгким жар и прах, загрубевшая земля. Шаман глубоко вдохнул, отогнав все физические ощущения из недр Немира, сложил пылающие магией ладони на груди мечника, лишь на миг услышав недовольство чёрной силы. Край сознания ухватил крохи недовольства и бубнеж женщины, пока целиком не провалился в холодную пустоту. Чужое пространство, естество встретило бесконечным ничем, окрашенным в чёрный и всеми его оттенками, исключая светлые. При долгом рассмотрении проявлялись очертания деревьев, раскинувших над головой едва различимые ветви. Через один неосторожный шаг неожиданно хлюпнула тёмно-серая, тягучая полоса, походившая на ручей. Неторопливо подняв взгляд на толстые, непроглядные кроны, удалось высмотреть быстрые мелькания, точно юркие твари, завидевшие хищника — или жертву. Могильная тишина, пропитавшая тьму и декорации, сеяла недоверие собственным глазам. Слух к явным звукам уступила внутренним отголоскам, волчьей интуиции, вырисовывая за спиной хладное дыхание. Такое гнусное, слизкое, что по напряжённым поджарым мышцам пробегался замогильный холод, а чёрная грива вставала дыбом. Дыхание остановилось, отсчитывая бешеный ритм сердца. Сердца волка, не знавшего настоящего страха перед Преисподней и прихвостнями императора. Только единожды: когда умер впервые, не представляя, какая судьба уготована Богами. Теперь тот момент не страшнее щенячьего писка, вздумавшего облаять здорового медведя. Смерть. Тьма, утягивающая трезвый разум в бездну собственного безумия, пробивающая второе дно в человеческом естестве. Нет — не смерть. Хуже. Демон. Мышцы распружинились, подтолкнули вперёд, ровно когда позади что-то острое разрезало воздух, а тихое шипение пробралось в наитемнейшие уголки подсознания, не подвластного мыслям и рассуждениям. Шаман не обратился в шкуру хищника, продолжив движение, ведомый древнейшим инстинктом — страхом, который не чужд даже волкам. Страхом перед сильным противником. Через многие преодолённые возвышающиеся кроны и перекрывающие путь бревна, словно нарочно падающие в угоду сгустившемуся в «лесу» мраку, гадкое ощущение невообразимо огромной силы почти касалось пяток. На счастье, с несоизмеримыми размерами приходили и трудности достать прыткую жертву. Очень скоро — по прошествии неисчислимых попыток сбросить хвост липкой тьмы — неуклюже медленные ноги обернулись лапами, разгоняя волчью форму до нужной скорости. Однако это не спасало положение, ничтожно отделявшее несколькими метрами от неминуемой геенны смерти. Зловещий шёпот неумолимо, издевательски приближался, почуяв непростительную фору жертвы. Долго скачки продолжаться не могли. В долгом бегстве по глубочайшей тьме разум не ухватился за тело, споткнувшееся о вылезший из ниоткуда корень. Шаман с трудом удержал равновесие, быстро перебирая лапами. Темп сбился, приблизив дыхание смерти ровно на волчью длину. Слишком близко. Резкий маневр накроет верно и без компромиссов. Не оглядывался на ползающий шум, через шерсть ощущалось гнилое, склизкое прикосновение демонического рыка. Смердило отвратительней горы дичи, убитой сверх меры и брошенной на палящем солнце. Мягкие лапы, подстегнутые звериным страхом и близостью, придали скорости, рванули в сторону, в последний момент оставив демона с носом. Ненадолго. Треск веток, скрип поднимающихся на пути корней, не отстающее зловонное дыхание и протянутые щупальца. Чуткие уши уловили в стороне другой шум, не предвещавший ничего хорошего. Снова проблемы и, судя по стремительному приближению, не меньшие имеющихся. Волк, славившийся хорошим слухом и нюхом, не ощутил притупленным страхом чутьем, откуда придёт новая опасность, и метался в разные стороны. Демон мог ухватить юркое животное за серую шкуру и не оставить и следа, но осёкся при нарастающем гуле издалека. Из тьмы, плотной и вязкой, молнией вылетел посеребренный силуэт, остервенелым скакуном мчась на источник скверны. Серый хищник успел отскочить прежде, чем схлестнулись отлитый свинцом огромный лось и демон. Рычание нечистой силы и вой сохатого перебивали друг друга, сплетались, расходились, равно как силуэты тьмы и света. Мощные рога защитника разрезали густые, осязаемые участки непроглядной тьмы, взрывая округу яростным воплем. Ответные хлысты и цепкие пальцы не успевали коснуться светлой шерсти, бесполезно хватая воздух. — Уходи! — вой лося утопал в нераздельном крике тьмы, подхлестывая частично вернувшийся рассудок последовать совету. И волк сбежал — трусом, прекрасно чуя собственную беспомощность против необузданной, древней силы. Кто и как смог заключить подобного демона в человеке и, главное, зачем? Мысли ушли прочь вместе с диким нежеланием повстречать смерть — на быстрых лапах — приглушая звуки битвы позади. Атмосфера кромешной тьмы отступала перед обилием пепельных тонов, вырисовывающих более отчётливые формы высоченных крон, нехоженой земли, частичек тускло осязаемой пыли. Переход оттенков с тёмных на светлые явственнее виднелся на беззвучной речке, простирающейся параллельно волчьей тропе. Это хороший знак. Волк сбавил шаг, свободный от долгоиграющего страха перед опасными силами. К носу прибился слабый аромат металла. Кровь. Перекинувшись человеком, индеец настороженно приблизился к реке, выискивая из тусклых цветов ближайших деревьев затаившегося врага. Острое чутье до сих пор не вернулось в полной мере, обнажая шкуру для хищников, намного опасней чужака. Земля под ногами не издавала ни звука, не поднимала в воздух пыль — даже у кромки воды. Слух не улавливал в давящей тишине звуков чужого присутствия. Шаман вздохнул, поморщился от не отстающего запаха крови. Ощупал плечо, ноющее от неудачного падения, но крови не нашёл. Остальные участки тела не отзывались болью на изучение, как и не выявили раны. Нахмурившись снова, озадаченный неясным источником запаха, воитель приблизился к реке. Матовая гладь воды отражала нечётко, лишь самые светлые и живые цвета — коими владел только индеец, будучи не скоплением оттенков серого. Ширина в три человеческих роста создавала преграду для преодоления в один шаг — если только в прыжок, да и то сомнительно. Рассмотреть что-то на глубине получалось скверно. Разве что тёмные пятна, напоминающие подводные камни. Признаков рыбы не замечалось. Для проверки глубины реки палки рядом не оказалось. Мысленно помолившись на удачу, индеец провел рукой над кромкой воды. Поверхность колыхнулась от движения, но тут же стихла. Ничего внутри не шевельнулось. Только в сознании, в самом закоулке. Нутро отдалось спектром привычных чувств, накрывших снежной лавиной. Шаман шумно вдохнул, фыркнул, уловив в окружающей серости запах тлена, пустоты и стали. Металл теперь ощущался четче, подступал ближе, будоража волчье сознание. На безжизненную гладь опустился мягкий отблеск далёкого света, отбрасывая длинную человеческую тень. — Ты выжил, человек, — голос раздавался отовсюду и ниоткуда. В голове, подобно топоту пробегающих мимо бизонов. — Отрадно. Любопытство взяло верх раньше, чем собеседник успел ступить шаг — уши слышали чище недавнего: невидимая доселе ветка хрустнула под движением. Шаман обернулся, и свет обжег зрение, машинально закрывая. Дух крови прошёлся горьким лезвием по носу. Прикрываясь рукой, приоткрыл глаза настороженно — земля отдалась стуком немного ближе, — улавливая в чистом свете нечеловеческий силуэт. — Как ты попал сюда, человек? — существо отозвалось яснее, но также со всех сторон. Привыкнуть к отблескам дружелюбия не получалось, как и глазам — к свету. Незлобно прошипев, индеец, наконец, отнял руку, фокусируя взгляд на фигуре. На его удивление, в пол-аршине, впереди гордо стоял лось. Недавний спаситель хищнической шкуры — иронично до гадкой приторности. Мощные, шесть локтей в ширину, рога выглядели устрашающе и ничуть не давали усомниться в силе обладателя. Пусть короткая и непрямая, встреча со всей силой сохатого у любого крупного хищника отобьет желание повиснуть мертвым грузом на завидном «украшении» головы. Шаман почти дёрнулся, когда лось тряхнул головой, точно сбросив листву и выставляя напоказ всю красоту «короны». Однако демонстрация увлекла ненадолго — к носу настойчиво прибивался теплый металл. На фоне общего величия, ноги пестрили чёрными и красными пятнами, смешиваясь местами в неясную грязь. Самым ярким среди них оказался на мощном бедре со свежей корочкой. — Не в первый раз, — лось наклонил голову в сторону раны, прочитав немой вопрос шамана, — но, может, последний. — Что за демон бродит здесь? — после долгого молчания голос казался чужим, хриплым, как у загнанного травоядного, а не гордого хищника. — Кто ты? Животное снова качнуло рогами, оборачиваясь к чужаку. Тёмные, с металлическим отливом глаза внимательно следили за каждым движением. Принюхавшись, сохатый прищурился, но ничего не сказал. Индеец оставался неподвижен, не желая спугнуть или разозлить. — Ты пахнешь смертью, чужак. Но не в крови твои руки. Проводник душ? — Шаман почти удивился прозорливости существа, явно не знавшего ничего за пределами своих территорий. — У меня нет имени, проводник. Я одна из немногих частиц заблудшей души. Терпеливость и молчание чужака сохатый оценил по достоинству: подошел немного ближе, протянул морду, всматриваясь колючим взглядом холодных глаз. Не дрогнул, ощутив на носу теплую руку. Замечал во взгляде глубокую думу напополам с желанием выслушать и понять то, с чем столкнулся, во что влез. — Тьма, что ты видел — могучий демон, паразит. Очень давно, когда только его связали с нами, началась война. Многие аспекты, мои сородичи, погибли, множа силы демона. — Сохатый отнял морду, осторожно прилёг, не отрывая глаз от шамана. — Мы не могли уничтожить его — слабы. Пришлось держаться, сохранять баланс, пока «сердце» души не пробудилось буквально недавно. Вместе с этим демон молниеносно атаковал, смял наши ряды. Осмотрев ближайшие деревья, безмолвную реку и серые тона, лось вздохнул с огорчением, безнадежностью. — Видишь, чем всё оборачивается. Мы проигрываем, а твоё появление только ухудшило положение. — Не больше, чем было, — отозвался индеец, не отводя глаз от раздражённого взгляда антрацитов. — Он спешит захватить контроль над душой. Мое вмешательство ускорит процесс. — Ты этого добивался? — зверь почти вскочил, выставив рога, но застыл, встретив в собеседнике абсолютное спокойствие и задумчивость. — Я хотел помочь, — бесстрастность продолжала держать лицо шамана, когда тёмный багрянец глаз сверкнул золотом. — Получилось, что получилось. Должен быть способ изменить положение в вашу сторону. — Единственное, — зверь вскинул голову, слабо шевеля ушами, — что ты можешь сделать — не попасться демону. Чужая душа, особенно сильного существа, усилит его, и тогда нам несдобровать. В пустом от жизни воздухе повисло молчание, наполняя лёгкие осязаемыми волчьим нюхом частичками. Надолго задумавшись, шаман поспешно выдохнул, поднимаясь с колен. Время решать — иронично, ибо выбор сделан ещё до вмешательства. — Веди к «сердцу» души. — Под загорелой кожей перекатились мышцы, напряжённые предстоящей работой. Сустав приятно хрустнул, заряжая небольшой бодростью. Тряхнув рогами, будто сдувая осевшую пыль, сохатый первым ринулся через реку, перемахнув, словно через ручеек. Силы волчьей формы хватило для прыжка, лишь слегка намок хвост. Рядом не стояло с проблемой, нависшей густым туманом.***
— Господин Рейден, — хриплый голос наёмника выбил из мыслей. Утренняя прохлада коснулась лица, не прогнав горьковатый дым. Громовержец сморгнул остатки пелены, обернулся, поймав взглядом фигуру Смоука. Малая, не раздражающая дымка шевелила распущенные волосы, срывалась вместе с дыханием из прорезей в маске. — Уговор выполнен, — пелена таинственности рассеялась от слов, присущих людям материального склада жизни. Прикрыв глаза, и без того спрятанные полями шляпы, бог грома покинул балкон — место тяжелых дум — и закрыл дверь. Сознание прокручивало всевозможные желания скрытного наёмника: гарантия жизни после турнира, возвращение памяти, месть Скорпиону и Грандмастеру за старшего Саб-Зиро и перенесённое унижение, банальное сокрытие от глаз Лин Куэя себе и Тундре. — И… Рита согласилась остаться в нашем мире. Белесая бровь дернулась, а взгляд поднялся к наёмнику. Полное спокойствие и привычно колючий взгляд вселяли уверенность. Подкрепляло её изредка вздрагивающая маска, не способная в полной мере скрыть усмешку. Довольствовался успехом или взаправду рад? — Что ты хочешь? — в тоне громовержца проскальзывал интерес, нежели усталость или обречённость. Поймал взгляд угольков, ничего не выражавших, но живых как никогда раньше. Пришла очередь наёмника закрыть глаза, вдохнуть побольше воздуха, выпустить из маски клубни дыма, рассеивающиеся, не тронув громовержца. — Рита… Подарите ей счастье материнства. — Антрациты показались резко, отчего в них почудился огонек. — Вы обещали Скорпиону вернуть семью, вполне способны выполнить и это. Молчание наращивало атмосферу духоты, становилось плотным, что можно разрезать ножом. Непроницаемость громовержца заставляла ждать и только надеяться. Лелеять согласие на, казалось бы, не самое наглое желание. По крайней мере, не самое наглое из тех, которые ожидал бог грома. Потому что не эгоистичное. — Почему? — бог не моргнул, в полном внимании следя за наёмником. Догадки зудели в мозгу, как стая мух, но ни одна из них не имела доказательств. Наблюдения и короткие разговоры мало дают для полноты картины разгоревшихся отношений между Смоуком и Ритой. Вынужденное содружество, медленно перетекавшее в обычную дружбу и наставничество, не столь крепкую, как между наёмниками, рывком прыгнуло в разряд холода и снова потеплело. Слишком резко и недолго строились взаимности и сколки, чтобы собраться в целостную панораму. К тому же, неопределённость будущего крепко сжимала горло рациональности, душа просьбу, как слабого птенца. Теперь в глазах наёмника дрогнула озадаченность и почти неловкость. Чересчур явно и искренне, не сбежав от цепкого внимания Рейдена. Ожидание объяснений затянулось ещё больше. — Она это заслуживает, — воин сухо просипел, но даже через хриплый голос можно ощутить другие эмоции. Именно ощутить, но не поймать и узнать истинные мотивы. Молчание бога вынудило воителя попасть в капкан небесных глаз, долго, с вызовом и, одновременно, прошением смотреть мелькнувшим огнём в углях. Рейден первым разорвал контакт, отвернувшись к закрытой двери на балкон. Незаметно для себя же выдохнул, чего не выдали едва дернувшиеся плечи. — Хорошо, — бросил через плечо, приопустил голову, словно пряча глаза от невидимого собеседника. — Будет ей счастье. Пусть не теряет. По спине прошлись стая мурашек, похожих на мелкие искры, когда наёмник беззвучно поклонился. Горькость дыма на миг донесла сладкие нотки, запомнившись лишь в моменты общения дымного наёмника с другом. Нотки сдержанной радости, ликования. И, лишившись этого источника, который не собирался задерживаться, громовержец сосредоточено вернулся к закоулкам памяти. В них должен быть ответ и корень всего зла, свалившегося на голову Не задерживая Риту, уставшую после затяжного боя с внешнемирцами и небольшой проверки магии, громовержец кивком попросил Кенши проводить её до комнаты. Крепость крепостью, а осторожность никогда не помешает. Особенно женщине, вкусившей слишком много серьезной войны за один день. — Какие догадки? — шаман не шелохнулся, но кратко глянул на хлопнувшую дверь. — Что-то наполнило её магией, — бог выдал уже обсужденную часть напряжённого разговора с медиком, — или кто-то. Расспросы о причине возникновения цунами огня, в большинстве своём, остались без ответа, в чем не смогла помочь телепатия мечника — пробуждение силы накрепко закрыло проход в память медика. Впрочем, это не помешало составить новые догадки и причины происхождения столь необычного пламени. Одна из теорий, и самая логичная, — последствие перемещения и жизни в чужом мире. Однако не объясняющая проявление силы, роднившейся с Шанг Цунгом — там ссылались на опасную встречу с магом. Ещё тогда волнуя разум бога, магия, крадущая чужие навыки, теперь сильно прогибалась под истинным даром огня, почти загонялась в угол её жаром. В нынешних реалиях, новость радовала. — А нельзя разве её… обследовать, что ли? — Кейдж погладил шею, улыбнулся в типичной для него манере. Как ни странно, это чуть-чуть расслабило. — Ты же бог, Рейден. Упрямое молчание и отрицательное покачивание головы бога в тот же миг стерли все попытки разрядить обстановку. Актёр нахмурился, положив на кулак подбородок, аки мыслитель. — Она не принадлежит нашему миру, — прозвучала избитая до синяков фраза от Рейдена, обделившего Кейджа взглядом, — и мне неведомо её будущее и роль в нашем. В том числе, и внутренние ходы. — Поэтому хочешь изолировать от проблем? — За краем тёмных очков показалась русая бровь. — Так они её и так найдут. Эти… маги за ней гонятся. Один раз чуть не умыкнули. Так что проще научить пользоваться силами, чем прятать за юбкой. Нет, разве? Сидевший рядом с громовержцем Лю Канг передёрнул плечами, но не ответил. Шаман тоже промолчал, волчьими глазами наблюдая за богом грома. — Так и поступим. — Лишь со стороны казалось, что громовержец сдался актеру. На самом деле, такая мысль кралась в сознании, но не сумела зацепиться и найти себе место. Всегда проще закрыть неведомое и потенциально опасное, чем дать шанс принести пользу общему делу, пусть и сомнительную. Подобная идея не приходила, когда Рита впервые, не по своей воле, попала на арену Смертельной битвы, подцепив внимание бога умениями и желанием выжить, пылавшие в девушке точно огромный маяк в тумане. Так почему же освободившийся пресловутый огонь — наверняка, пламя её собственной души — должен отпугивать? Особенно, если он не опасный для окружающих, кроме демонов и тварей низшего мира. — Лю Канг, — даже не глядя, Рейден ощутил лёгкую неприязнь и догадливость избранного, — помоги Рите освоить силу. Она должна не бояться этого дара. Через стиснутые зубы, монах смиренно поклонился. Победа девушки над четырьмя противниками неплохо ударила по самолюбию избранного, что тот изрядно прятал за молчанием и спокойствием. Недолгие тренировки должны помочь ему немного мягче отнестись к «выскочке». Недолго раздумывая, Волк такую же просьбу к себе принял с пониманием. Не возникало никаких сомнений в безопасности Риты под его надзором, пока Смоук не в состоянии вернуться в строй.***
— Рейден. — Бог сразу обернулся на голос, доселе копаясь в памяти. Мягкой поступью вошёл Кенши, сел на колени, чуть поклонившись. Он давно ждал ухода других воинов, прежде войти. — Как она? — Хладная белизна глаз заморгала, прогоняя остатки мыслей. — Послала меня от греха подальше, — мечник не отличился теплом, а лицо напоминало каменное изваяние. — Никаких изменений… Кроме одного. Это самое «кроме» заставило светлые брови вздрогнуть от интереса. Кенши ощутил малейшее изменение бога, поправил ремень от ножен, замялся, подбирая слова. — Когда она явила нам… огонь, её потоки работали беспорядочно. Слишком. Циркулировали далеко не во всех местах… Встретив чрезмерную внимательность, телепат опустил голову, сжимая ладони на коленях в кулаки. Красная повязка избороздилась аккуратными линиями нахмуренных бровей. Бога не интересовали эфирные наблюдения, посему на более разумное объяснение воину понадобилось время. — Этот дар защищает её, но не даёт пользоваться в полную силу… Смею предположить, что она не одна. Заканчивать мысль мечнику не пришлось — Рейден и так догадался, о чём шла речь. Но предположение не заполняло радостью или желанием поучаствовать в будущем медика. Только надеждой, что судьба обойдётся с ней мягче, чем с большинством воителей. — Возможно, мое вмешательство и не понадобится, — бог и сам не заметил, как усмешка надолго засела на губах, не прогнанная вместе с рассеявшимися воспоминаниями. С тем же закралось сомнение — а надо ли Смоуку знать о причудах судьбы, в корне решивших проблему без ведома людей.***
В пустоте обжигающего воздуха раздалось шипение. Всё время наблюдая по сторонам, Блад обернулась на источник звука и лишь в последний момент поняла, что донеслось от Волка. Отняв руки, он бережно ощупал поросший черной гривой затылок, словно его огрели кувалдой. Тряхнул головой, поморгал, медленно поднял туманный багрянец на женщину. — Ну? Что с ним? — терпение колдуньи иссякло давно, а тянувшееся молчание только подогревало желание отрезвить индейца смачной оплеухой. В отсвете всплеска лавы неподалеку усталый взгляд блеснул янтарем. Не ответив, шаман коснулся проклятого оружия, так и не тронутого колдуньей, рывком вытащил без вреда для себя, бросил прочь. Удачный полет отправил гнусное орудие в объятья здешних рек. — Его душа вне опасности, — наконец ответил, борясь с хриплым голосом, пропитанным долгим бегом и отсутствием в материальном мире. — А что с работоспособностью? — осторожное, неуверенное прикосновение к смуглым чертам мечника выдавало Блад через маску надменности. — Ничего не обещаю. — Ноги тяжело подняли шамана, заставив уцепиться за ближайший уступ скалы. Снова погладил ноющий затылок, часто моргая. — Нужно уходить отсюда поскорее. — Боишься демонов? — Вопрос сквозил насмешкой, к которой легко привыкнуть, пообщавшись с разношерстной компанией Земных воителей. Поэтому индеец не поддался на провокацию. — Не больше, чем людей, — прояснившийся взор упал на бездыханное тело спасённого. Вот только насколько спасённого? Смутные воспоминания побега от разросшегося в необъятную массу демона, нахождения среди давящей серости искомой обители души и встреча с другими аспектами пленённого воина проносились заново, точно не желая кануть в забвении. Ведь кто ещё, кроме проводника душ, сможет вспомнить рассеянные, но гордые частицы ослабленного духа? Закрадывалось сомнение, что сам хозяин не в состоянии вспомнить нечто потаённое собственного естества. И когда пробужденная душа собрала потерянные части, демон отступил в тёмный угол, нетронутый ослепляющим светом, вернувшим баланс между злом и добром. Спорный вопрос, можно ли назвать что-то из них своими именами. Скорее превратили территорию в средние оттенки серого, закончив войну на некоторое время. Хотелось надеяться, что не придётся опять влезать меж двух огней. Вернувшееся молчание бестактно разорвал судорожный вздох. Спасённый задрожал, моментально сжался в порыве сухого кашля вперемешку с жадным дыханием, точно вынырнул из моря собственных демонов, удерживавших долгие столетия. Горячий, обжигающий до костей воздух только способствовал плохому освоению дыхательной системы, проявив помимо отдышки и непрекращающегося кашля и рвотные позывы. На счастье, сухие, за исключением тёмной жижи, оставшейся после ранения. Доселе мёртвые изумруды заблестели от проступающих в жаре слёз, на лбу выступила испарина, собираясь в крупные капли, стекающие по вискам. Мелкая тёмная сетка вен и крошки тьмы в дыхании и глазах — пережиток прошлого воплощения, до сих пор придающий воину грозность, вопреки нынешней немощности. — Что за… — женщина неверяще наблюдала за слабым телом, впервые за время знакомства проявившего признаки жизни. Пальцы невольно коснулись обнаженной груди, не тронув свежий, крупный рубец недавней глубокой раны. Серые глаза округлились ещё больше, а под рукой заметно задёргалась грудная клетка. Шаман не воспринял обращённый к нему взгляд, с таким же интересом наблюдая за Гэйлом, но не мог не отметить слетевшую личину самодостаточной женщины. — Что с ним случилось? Что ты сделал? Вопрос оставался без ответа, не смущая никого из присутствующих. Внимание индейца с похожим недоумением, однако быстрым осознанием происходящего на момент перешло к колдунье. — Теперь он живее всех живых.