Sic itur ad astra

– Привет! – охранник даже вскакивает с места, глядя на то, как мы проходим турникет. – А вы чего это, тренироваться пришли? Короткий смешок и улыбка сообщают о том, что это он так шутит. – Да. Мальчика в секцию записывать, – «шучу» я в ответ. Женька просто проходит мимо. Даже не улыбается. Бросает на ходу короткое «Здрасьте». Типа, мне одному тут… до веселья. Пожимаю плечами в ответ на удивлённый взгляд охранника и бегу догонять. Подстраиваюсь под его шаг. Если подумать, то мы километры уже прошагали по этому коридору. Только за последние несколько лет… а если сложить, добавить те, что были пройдены в детстве… Землю, наверное, можно было бы обойти по экватору… а мы… мы всё по одному и тому же коридору… всё к одной и той же цели… всегда… всю жизнь… Перед профессорским кабинетом Женька вдруг замирает, как будто теряет всю свою уверенность. Рука зависает сжатым кулаком в миллиметре от двери. Он поворачивает голову. Вглядывается в моё лицо. Ни тени улыбки. Тёмные, почти серые от беспокойства, глаза. Несколько секунд. Я поднимаю руку и накрываю его кулак своей ладонью, подталкиваю… стучу в дверь. Давай, ангел мой, не ссы… Я сам… знаешь ли… Женька толкает дверь и просовывает голову в образовавшуюся щель: – Привет, бать! Можно? О! Привет, Саш! Нам подождать? – Заходите, давайте! Устроили сквозняк! – я пока не вижу Профессора. Только слышу. Но мне уже не хочется в этот кабинет. Сколько бы мне ни было лет, кем бы я ни был… мне никогда не хочется сюда заходить. Здесь я всегда чувствую себя нашкодившим безымянным мальчиком. У Алексей Николаича получается этот фокус виртуозно. Одним только тоном голоса. А если добавит ещё и взгляд… Но взгляд Профессора достаётся не мне. И не Женьке. Просто потому, что в столь ненавидимом мной кресле сидит Сашка… – Посидите там, – говорит Алексей Николаевич, даже не поворачивая головы в нашу сторону. Женька тянет меня за руку к ряду стульев у стены. Он явно получает удовольствие. Ему, в отличие от меня, явно комфортно. И на дурацком, доисторическом, никак не позднее времён инквизиции, стуле он чувствует себя ничуть не хуже, чем дома… на диване. Так он и есть дома… Эта мысль приходит в голову вместе со странным чувством… которому даже названия не могу подобрать… Я скашиваю взгляд. Разглядываю его лицо. Профиль. Эту расслабленную позу. Вытянутые ноги. Сложенные на коленях руки. Куда делось нервно-паралитическое состояние, в котором он пребывал минуту назад? Исчезло без следа. Как будто растворилось в воздухе, стоило ему перешагнуть порог. Ага. Растворилось. И я его наглотался… вместе с этим самым воздухом… не иначе… А может… – До свидания, Алексей Николаевич! – До завтра, Саша. – До завтра! Спасибо! Я поворачиваю голову на звук Сашкиного голоса, чтобы увидеть, как за ним закрывается дверь. – Бать! – Женька срывается с места, как бегун на короткие дистанции. Какое-то мгновение – и он уже обогнул стол, оказался за спиной у Профессора и как-то, с виду нелепо, «улёгся» на него, обнимая. – Привет, бать! Я так соскучился! А ты чего такой? – теперь он перегнулся через него, пытаясь заглянуть в лицо. – Плохо себя чувствуешь? – Хорошо! Нормально! Раскудахтался! – Алексей Николаевич пытается отпихнуть Плюща от себя. – Соскучился он! Расскажи мне! Если б ты соскучился, вы бы на дачу приехали, а не… на работу! Алексей Константиныч, я гляжу, тоже… соскучился! Аж сил нет, как! – у него, наконец, получается избавиться от Женькиных рук. – Всё! Всё! Сядь! Иди, сядь, я тебя прошу! А ты, Лёш? Тебе отдельное приглашение? Ты-то что встал столбом? Или тоже, что ль, обниматься будешь? Алексей Николаевич усмехается. А я делаю шаг и протягиваю руку через стол. – Здрасьте, Алексей Николаевич. Я чё-то пока не так сильно соскучился, чтобы… обниматься. – Здравствуй-здравствуй… – он даже привстаёт со своего стула, здороваясь. И рукопожатие у него крепкое. Уверенное. Такое, что… – Лёх, хочешь? – Женька вопрошающе указывает рукой на кресло. Ну уж, нафиг. – Садись сам, – отвечаю я и иду обратно к стене. За инквизиторским стулом. – Ну что вы? Чай? Кофе? Или мне сразу корвалолу капать во все стаканы? – Ну, бать… Ну чё ты? – у Женьки обиженно-виноватое лицо. Удивительное сочетание. Он вообще у меня… удивительный. Так умеет удивить!… Просто… цветом глаз, или улыбкой, или… – Я чай буду. Зелёный. А Лёха – кофе. Чёрный. Две ложки кофе. Сахар – один. Профессор протягивает руку и нажимает кнопку на чайнике. – Сами давайте. Кому там чего… Женька тут же вскакивает и… я понимаю, что ему это привычно. Он так уверенно открывает все эти шкафы, достаёт чашки, чай, кофе, какие-то конфеты… я никогда не знал, что в этих шкафах… мне бы и в голову не пришло, что в этом кабинете кого-то поят чаем… кого-то, кто садится в это кресло… – Бать, тебе как всегда? – он спрашивает, а сам уже звякает ложками, чашками, блюдцами. Что-то куда-то сыпет, складывает, наливает. – Слушай, ну что у тебя за чай? Ну, кого можно этим чаем поить? Ты что, меня совсем не ждал? Никогда? Женька ставит перед Профессором чашку. И возвращается обратно к чайнику. – Алёш, кофе растворимый. Тебя, типа, тоже не ждали. Он усаживается обратно в кресло и протягивает мне мою чашку. С кофе. – Лимон зато есть. Будешь? Я киваю. И смотрю, как прозрачно-жёлтый ломтик лимона перемещается с его блюдца в мой кофе. Женька чему-то счастливо улыбается. – Я так и думал. Что ты будешь. Прикинь? – Прикидываю… – я улыбаюсь ему в ответ. И почти готов поцеловать. Вот за эту мелочь. За то, что он помнит… держит в голове эту ерунду… Вроде бы для него ненужную… бесполезную… годную только на то, чтобы на секунду порадовать меня… этими своими «знаниями»… мелочами… глупостями… – Кхм… – я вздрагиваю так, что даже ложка нервно звякает о блюдце. Но Профессор… он, похоже, вовсе подавился чаем… И только Женька… ржёт… лыбится в свою чашку абсолютно счастливый. Придурок. Ещё пара таких «финтов» – и корвалол мне надо будет капать… – Ну, мальчик, наигрался? – нет, не подавился. Наоборот даже. Как бы хуже не сделалось. Женька всё-таки… придурок… – Рассказывай. – Алексей Николаевич! Чего тебе рассказывать? Ты ж знаешь всё. Просто скажи, ты что думаешь? – Просто… Ох, Женя, как просто у тебя всё! Скажи ему! Это ты мне лучше скажи: почему я вообще должен об этом думать? У меня что, нет других забот? Только о тебе думать?! – Бать, а чё ты орёшь? Чё вы все нервные такие? – Женька отставляет чашку и наклоняется вперёд. Опирается локтями на стол. Кивает головой в мою сторону: – Этот орал, как ужаленный… Ты теперь… Я не пойму, я вас чё, заставляю? Руки вам выкручиваю? Не хотите? Да не надо! У меня всё просто! Да, Алексей Николаевич, у меня – так. Не хочешь? Скажи «нет». А орать на меня не надо. Я тебе не… – Не кто? Не кто ты мне? – Профессор тоже отодвигает чашку и упирается руками в стол. Привстаёт. Нависает над Женькой. – Слышишь, Лёш, нервные мы ему! Зато он у нас какой спокойный! Безмятежный! Простой такой! Как две копейки! – Бать, ты чё? Ты меня пугаешь? Я чё сейчас должен, по-твоему? Я тебе не пацан. Да? И ты… сядь. Не нервничай! – Женька отталкивается руками от стола и откидывается на спинку кресла. Вздыхает. Закрывает глаза. И вот так, вслепую, находит мою руку. Сжимает пальцы. – Слушайте, господа тренеры, скажите мне нормально. Оба. Почему нет? Обоснуйте. И мы с тобой, Лёш, домой пойдём. Да? В кабинете тишина. Женька отпускает мою руку, и я не пытаюсь его задержать. На самом деле, здесь даже дышать сейчас опасно. Малейший звук может нарушить хрупкое равновесие. И вообще… я в страшном сне не представлял себе, что разговор у нас будет… вот такой. Я… наивный я… почему-то предполагал, что у Женьки с Профессором… ну… как-то… не так… За всё время, что мы проработали вместе, я никогда… не видел? Не слышал? Внимания не обращал? Я… вздыхаю… – Ты тоже, Жень, хорош истерить. Я разнимать вас что ли буду? – теперь я отставляю чашку, и она жалобно звякает от соприкосновения со столом. – Так что? Накапать кому успокоительных? Или сами? Своими силами? Я перевожу взгляд с одного на другого и с удивлением констатирую, что они оба… внимательно слушают. Готовы слушать. – Разве, Жень, я сказал тебе нет? Я сказал, что моё решение будет зависеть от Алексея Николаевича, – я поднимаю руку, затыкая вдохнувшего подозрительно много воздуха Профессора. – И сейчас могу повторить: без него я с тобой в сезон не пойду. Но только потому, что я верю – ты можешь выиграть. Ты на это способен. А я точно знаю, что… способен на это ты только потому, что Алексей Николаевич тебя так воспитал. Это он в тебя вложил. Он тебя научил. Ты его спортсмен. В первую очередь. И ему решать… – я снова поднимаю руку, затыкая теперь уже Женьку. – Я знаю. Не думаешь же ты, что я не знаю? Без меня не получится. Или получится, но как-то не так. Не волнуйся, я своей роли не преуменьшаю. Я пытаюсь сказать другое. Мы команда. Да. Вот такая странная. Но… либо вместе, либо никак. И… если кого-то интересует, то… я хочу на Олимпиаду. И хочу выиграть. Но меня очень волнует цена вопроса. И я не всем готов пожертвовать… – я забираю со стола пустую чашку и протягиваю её Женьке: – На. Кофе налей ещё. Истеричка… – смотрю, как он встаёт, включает чайник, снова чем-то стучит и звякает, и, подумав, добавляю: – Моя. В полной тишине я получаю свою чашку. Новый кофе. Свежий ломтик лимона. Женька усаживается обратно в кресло и одним глотком допивает остывший чай. – Змеиного яда последний глоток? – вопрос Профессора заставляет меня улыбнуться. Да. Я тоже сотню раз слышал от Женьки, что чай нельзя пить холодным. Что остывший чай подобен укусу змеи. – Значит, так. Сейчас идёшь к Олег Палычу, и пусть он тебя запишет на полный медосмотр. Скажи, я просил на самое ближайшее время. Только полноценный. Спортивный. И без справки мне на глаза не показывайся. Звони Давиду. Договаривайся. С Максимом тоже. Как считаешь нужным. У тебя, Лёша, неделя, чтобы решить все посторонние вопросы. Никакой работы, кроме этой. Нигде. Пиши заявление, что выходишь из отпуска. И я тебя жду составлять графики. С Федерацией я решу. Но будьте готовы. Не дети. Должны сами понимать… И… – Профессор вздыхает… – грехи мои… да… – еле слышно говорит он себе под нос, – Чтобы никакого вот этого вот! – он неопределенно крутит рукой у себя перед носом. – Ни намёка! Ничего! Поняли меня? Дома будете… Мы с Женькой переглядываемся. И почти заходимся в хохоте. Женька сползает с кресла куда-то на пол, а я пытаюсь вернуть его обратно… но мы оба так ржём, что в результате это он стягивает меня к себе… и я опрокидываю на него остатки остывшего кофе… и никак не могу перестать смеяться, хотя мышцы живота уже почти сводит… – Так! Выметайтесь отсюда! Оба! Встали и вон пошли! – Профессор обошёл стол и стоит, глядя на нас сверху вниз. – Команда! С такой командой только в цирке выступать! На Олимпиаду они собрались! Дурное семейство! Мальчишки! Выметайтесь отсюда! Я кому сказал?! Алексей Николаевич почти за шиворот выволакивает нас обоих из кабинета, вышвыривает в коридор и закрывает дверь. А мы ещё долго ржём, глядя друг на друга, и всё никак не можем успокоиться…