Sic itur ad astra

– Скажи мне, друг, а фигли ты здесь делаешь? – Макс придвигает ногой стул и садится рядом. – Я не понял, друг, твоего вопроса. И хочу сказать, что в этом твоё безграничное счастье. – А чё ты не понял? – Траньков закидывает ноги на сиденье рядом стоящего стула и устраивается полулёжа. – Вот он… – Макс тычет пальцем в сторону Женьки, – …выиграл Чемпионат России. И теперь его время расслабляться. А ты, Лёх, сидишь тут… и бдишь. Оглянись… все «твои» уже свалили. – Кто «мои»? – Да тренеры, Яг! Всякие функционеры-надсмотрщики… – он ржёт, глядя на выражение моего лица. – Я шучу! Шучу! Сиди! Он замолкает, и я возвращаюсь к тому занятию, от которого он меня оторвал: смотрю на Женьку. Я, вообще, целый вечер на него смотрю. И не то чтобы «бдю», как сказал Траньков… и не то чтобы за режимом… а просто Женьке удивительно идёт эта, показавшаяся мне дома странной… кофта. И он… непривычно, неожиданно весел и общителен, и… Ленка не отходит от него ни на шаг… цепляется за руки… и обнимает… и болтает без умолку… и улыбается снизу вверх… вся сияющая, абсолютно не соответсвующе четвёртому месту… и меня ни разу не утешает тот факт, что она моложе его на полжизни… Я-то помню, что ей почти девятнадцать… И уж точно знаю… определяю этот взгляд безошибочно… И каждый раз, когда он приобнимает её в ответ, наклоняется к её уху, говорит что-то, улыбается ей… я чувствую лёгкое ревнивое беспокойство… потому что… он целый вечер так далеко от меня… всегда… на другом конце зала… за другим столом… в другом измерении вообще… и рядом с ним… девушка… очарованная им почти до потери сознания… до такой степени, что он мог бы… Вот сейчас… прямо сию секунду… я… я скучаю по Рудковской! Да! Пусть бы лучше она сейчас висла на моём муже… и я бы даже позволил ей… нет… всё равно бы не позволил… но точно бы знал, что Женьке… пофиг… А вот когда Ленка кладёт ладонь ему на грудь и задумчиво теребит слайдер молнии его кофты… я чё-то не так уж уверен, что он улыбается ей просто так… прохладно и вежливо… и… – На самом деле, Лёх, я так вам завидую… ты себе не представляешь! Ты и сам, наверное, не понимаешь… какие вы… смелые, блин! – Макс криво усмехается. А я вроде бы понимаю степень собственной смелости, но… максимум её был достигнут совсем не на этом Чемпионате России… и уже так давно… что успел подзабыться… и вот сейчас и здесь… стОит ли Максу вообще говорить о смелости? Или завидовать мне? Я хочу посмотреть на Женьку, чтобы убедиться в том, что стОит… Что он всё так же красив, расслаблен, общителен, находится в приятном женском обществе и, тем не менее, принадлежит мне… Возможно, так и есть, только его больше нет в зале. Я не нахожу его взглядом… и… Радионовой, конечно, нет тоже… и… – Лёх, да не дёргайся ты! Он с ИЖами ушёл… а не с Родькой! Честно! Смотри! – Макс руками принудительно разворачивает мою голову направо, и я вижу… что Ленка стоит рядом с Лизкой и что-то нашёптывает ей на ухо… что-то такое, от чего Лизка бросает в мою сторону странные, нервные взгляды… и… – Обратно пришёл! Теперь Макс поворачивает меня в другую сторону и… Женька радостно улыбается мне от дверей. – Вот я и говорю… – Траньков отпускает мою голову и вздыхает, разглядывая обручальное кольцо. Моё. И столько в его взгляде… всего… что мне моментально становится стыдно. Перед ним. Перед собой. Перед мирозданием вообще. Потому что… вся моя проблема только в нескольких часах официального банкета ФФКР… да и то… даже вот сейчас… я могу встать из-за стола, взять Женьку за руку и увести отсюда нафиг… в другую гостиницу, например… или вообще… увезти домой… прямо в Питер… Могу, если захочу, забить на Федерацию, на нормы приличия, на всех людей вокруг, на всё… потому что, если разобраться, соблюдение всяких правил – это наш с Женькой добровольный выбор… компромисс… между нами и ISU… мелкая плата за официальный статус спортсмена-любителя. И этот самый компромисс ни на секунду, ни на одно мгновение не отменяет главного: он мой… и каждый человек в этом зале знает об этом… каждый… включая Ленку… Я пытаюсь подобрать какие-то слова, чтобы сказать их сейчас Максу. Например, о том, что я тоже далеко не всегда был такой смелый. Даже сам с собой, а не то что с окружающей меня реальностью. И что, на самом деле, страшно бывает только от сомнений… И что, когда они исчезают… становится плевать на всё вокруг… и ты уже ничего никогда не испугаешься… кроме как потерять… но зато этот страх… он родственник животной панике, инстинкту самосохранения, чему-то такому, что прошито в тебе с рождения… и… – Давай выпьем, Лёх? Собственно, я не хочу пить. Я хочу быть совершенно, абсолютно трезвым в тот момент, когда получу, наконец, собственного мужа в безраздельное и бесконтрольное владение. Но… сказать сейчас Максу «нет»? Я с сожалением оглядываюсь на Женьку… ладно, у нас ещё будет время на всё на свете… – За него? – спрашивает Макс, и, не дожидаясь ответа, прикасается к моей стопке, чокаясь, и опрокидывает в себя свою. Я на несколько секунд задерживаюсь, как бы прощаясь с иллюзией собственной гипотетической трезвости в финале банкета. Но… – За него, да, – водка вливается внутрь неожиданно легко. Как вода. Почти не обжигая пищевод. А сразу согревая желудок. – Классный он, да? И теперь ты не будешь спорить! – констатирует Траньков. – А я тебе всегда говорил! Чувствуешь, какой я проницательный? – Классный, да… – я соглашаюсь, и мои, согретые первой стопкой, внутренние радары безошибочно точно и сладко отзываются на это согласие. – Дурак ты! Я ж не о том! – Макс снисходительно разглядывает выражение моего лица. – Это я понятия не имею, классный он или вообще… никакой. Да… – ноги его сваливаются со стула, когда я, в ответ на его слова, пихаю его кулаком в бок. – Блин! Меня это вообще не интересует!!! – Это? – Этот!!! – Траньков возвращает ноги на место и принимает прежнюю расслабленную позу. – Этот твой… Плющ! И вообще… у него характер – говно! У тебя – ещё говней! Кто с вами связываться будет? Себе дороже! Да я б, даже если б сох по нему… а мне такое и в страшном сне не снилось… так вот… даже если б… я б в жизни не рискнул… Нахер надо… – А если б ты по мне сох? Рискнул бы, а, Макс? – Да ты чё, Яг?! Это ж ещё страшней! Ты-то, если что, только ноги-руки переломаешь, инвалидиком сделаешь, да и всё. А он? Он – замочит, закопает, и веночек сверху положит: «Спи беспокойно, не дорогой не друг… Максим Леонидыч…» И вы, рука в руке, ускачете в закат. Правда, твоя рука, вероятно, будет сломана… и, возможно, что не только рука… но это ничего… у тебя заживёт. А у меня? Я останусь холодный и бездыханный! Окончательно и бесповоротно! Это мне ещё больше нахер не надо! Не говоря уж о том, чтобы с тобой целоваться! Я уж лучше сам закопаюсь! – Макс смеётся. – Давай по второй! И я тебе расскажу, какими местами он классный. И поверь мне, ты об этих местах не знаешь. – За тебя! – я поднимаю свою стопку, на секунду соединяю её с Максовой и гораздо более решительно, чем первую, опрокидываю внутрь. Зажмуриваюсь, выдыхая… – Гадость, да? – усмехается Траньков. – Ещё какая! Но мы ж как ёжики… – Да. Плакали, давились, но продолжали жрать… – Макс вливает в себя содержимое своей стопки и передёргивает лицом. – Надо чем-то начинать закусывать. Я пододвигаю к нему вазочку с оливками. И тарелку с одиноким канапе. – Банкет – сила! – радостно сообщает Макс и закидывает в рот оливку. – Так вот, Лёх, ты оглянись, – я оглядываюсь и улыбаюсь Женьке. – Блин! Да не пялься ты на него! Дома насмотришься! Ты вокруг посмотри! На людей! Посмотри – и скажи, кого ты видишь? – Кого? – переспрашиваю я, послушно оглядываясь. – Людей и вижу. Разных. Спортсменов. Или тех, кто ими был… до банкета. Короче, чё ты хотел услышать, Макс? – Объясняю для тупых! Траньков, Волосожар, Смирнов, Кавагути, Воронов… мы кто? – он спрашивает, и тут же сам отвечает, назидательно поднимая вверх указательный палец: – Мы, Лёх, пенсия! Нормальная низкооплачиваемая спортивная пенсия! И скажи мне теперь, почему мы все не отползли в сторону кладбища, а сидим здесь… на банкете, жрём водку, да ещё и медалями бряцаем? – Макс делает паузу, как будто дожидаясь моего ответа. Но снова отвечает сам. Возможно, потому что я молчу. – Я, Лёх, сто раз бросить хотел. Особенно в первый год. Просыпаешься с утра, постель в кровище, руки просто нет, а если есть, то болит так, что… И первый вопрос самому себе: на хуй тебе это надо, Траньков? Отползай! Всё! Пиздец! А потом думаешь… он же, сука, смог! Понимаешь? Кто-то смог! И я смогу! И… можешь ведь! Да хоть из чистого упрямства! На зубах! Чтоб самому себе доказать, что тоже… не пальцем деланный! Понимаешь? У каждого свои рубежи… Но я лично поеду на свою вторую Олимпиаду, в том числе и потому… что он был на моей первой! И Сашка с Юкой поедут… И Серёга… – он грустнеет. – Давай по третьей… богатая закуска пропадает. Я разливаю, думая о том, о чём Макс промолчал. Серёгина бронза – билет мимо Олимпиады. Достоинство медали, объединённое всё с тем же возрастом… не надо быть очень умным, чтобы знать, что третья путёвка достанется Адьяну. Не Серёге. И я не такой уж тупой, как предполагал Женька. И точно знаю, кто, где, как и что решает… даже сама бронзовая медаль ЧР… есть не знак высшей справедливости, а всего лишь – тонкий намёк от Федерации. С которой пойди, попробуй разобраться, кто конкретно занимает чьё именно место… Нам с батей просто невероятно повезло, что наш спортсмен точно знает, какое место его, и результат на плюс четырнадцать от серебра не позволит сдвинуть его с этого места никаким волевым решениям… да и вообще… наш мальчик – «любимый сын»… не всегда послушный… не всегда удобный… но… надёжный… проверенный временем и обстоятельствами… и… Я пытаюсь найти его глазами, верчу головой… – Да оставь ты его в покое, Лёх! Пусть расслабится. Подумаешь, напьётся… За месяц просохнет. Будет как новенький. Давай! – Да я за это вообще не переживаю! Он не пьёт… – Ааааа… ну тогда тем более можешь не волноваться. Если он не пьёт… то, значит, это и не он там с Серёгой так «накидался», что… – Что?!!! – Я пошутил, Лёх! – Макс смеётся и снова руками разворачивает мою голову. – Не «накидался»… пока. Он снова ржёт, потому что Женька действительно сидит за столиком с Серёгой, Русом, Сашкой и Ленкой. И действительно держит в руках стопку. И… Макс прав, как ни печально это признавать… до Олимпиады Женька протрезвеет, сколько бы ни выпил сейчас… и мне стоит оставить его в покое… дать отдохнуть… от спорта… от режима… и от тренерской опеки, в конце концов… – А вы чё завтра, улетаете? – спрашивает Макс после того, как мы оба закусили свою третью. – Ну… – неопределенно отвечаю я, потому что пока не знаю. – Только не говори мне, что его Горшков не приглашал на «побеседовать»! Я, блин, сдохну, если только нас с Танькой! – Не, Макс. Приглашал. Мы и думали: улететь сразу после, или задержаться ещё на день. С одной стороны, ночью неохота лететь. А с другой – послезавтра уже тридцатое, и хотелось бы к родителям съездить. Перед Новым годом… – Аааа… Это да… А у вас как позиция? Тверда? – он спрашивает и тут же уточняет свой вопрос: – Это я про Федру. Не про родителей. – Да я понял, про что ты. У нас, Макс, позиции железные. Мы не согласимся. Он, в смысле. У них на этот раз мужиков много, вот и пусть молодёжь… – Согласен. Мы тоже не хотим. Но давить будут, Лёх! Ты себе не представляешь! Начнётся вот это: одна страна – одна команда! Москва за вами! Звёзды с неба обещать начнут! Значки, калачи сахарные и внеочередные Mercedes’ы… Твой, кстати, их любит… – Мой сам себе купит. Не, Макс. Нечего им предложить. И пугать нечем. Только на жалость давить. Но я ему велел себя пожалеть… Нахуй ему лично «команда», даже и с медалью? Сам подумай… Пусть взрослые дяденьки сами со своим престижем разбираются… чё там накатают им, то и будет. А Женьке… ему личный зачёт нужен… тоже, что накатает… Короче, нет, Макс. Мы откажемся. Точно. – Вот и мы… – Макс разливает по четвёртой и критически оценивает оставшуюся в бутылке водку. – Всё, Лёх! Ни слова больше о работе! Дожираем вот этот кактус, и, как приличные ёжики, идём разыскивать своих ежих! А пока кактус ещё не закончился и продолжает разбавлять наше бренное существование, говорить будем исключительно о приятных вещах! Но! Только не о бабах! Хотя… ты в этом смысле не нуждаешься в предупреждениях! И… прекрати таращиться на него! Я всё вижу! – Я не таращусь! Я просто… – Что ты просто? – уточняет Макс, заставляя меня улыбнуться. Это же мой стандартный вопрос. Это же я всегда задаю его Женьке. Это же у него всегда всё "просто"… – Соскучился… – честно отвечаю я. – Счастливый ты, Лёх… я вот тоже… соскучился… кто б знал, как… – Кому надо, тот знает. – Вот я и говорю… счастливый. Только у вас, у счастливых, на всё сразу готов ответ. И без всяких сомнений… – Макс встряхивает головой, откидывая назад чёлку, так, как будто пытается вытряхнуть из головы мысли. Поднимает стопку. – Ладно. Забудь. Чего тогда, за любовь? – Давай лучше за ответы. Мы чокаемся, выпиваем и закусываем поделённым пополам канапе. И я не говорю вслух, но с грустью думаю о том, что… исходя из моего опыта… алкоголь никогда не помогает найти ответ… В лучшем случае – на время забыть вопрос. В самом лучшем… *** – Остановись! – я догоняю его и подтверждаю свою «просьбу» действием. Останавливаю. – Блин, Лёх, не дёргай меня! И так башка отваливается! – Пить меньше надо! – Кто бы говорил! – Да уж не ты, точно! Объясни мне! Жень, ты можешь мне объяснить?! – Лёх, ну чё тебе объяснить? Что ты, как ребёнок? – Я?! Я как ребёнок?! – Ну а кто? Я что ли? Не ори, ради Бога! Голова взорвётся! И… вообще, Лёх, мы на самолёт опоздаем. Дай собраться, да? Как меня вот сейчас бесит это его вечное «да?»… Так бесит, что хочется мордой в стену ткнуть, чтоб забыл это слово вообще! Навсегда! Но вместо этого я разжимаю ладонь, отпуская его плечо. – Собирайся. Я тебя не держу. – Алёш… ну, Алёш… ну, не злись! Извини! Так обстоятельства сложились! Пойми ты! – Какие, нахуй, «обстоятельства»?! – я останавливаю сам себя. Выдыхаю. – Что тебе пообещали? Что?! – Ничего. Лёх, ничего мне не обещали… Просто… – Заебал ты своим «просто»! Что «просто»?! Лишнюю медаль тебе захотелось?! Жаба задушила, что мимо пролетит?! – Да. – Что «да»?! – Жаба задушила. И медаль захотелось. Всё «да». Всё, что ты думаешь там себе, – он тычет пальцем мне в голову, – всё так и есть. Ты прав. Я хочу эту «халявную» медаль. И не хочу уступать. И буду кататься за команду. И я охуел. Доволен? Я объяснил? Тогда… помолчи сейчас, Лёх. У меня пиздец как болит голова… И да… – он разворачивается и взглядом останавливает мои, готовые сорваться с языка, слова. – Это потому, что я вчера пил! А пил я вчера, потому что так хотел! А я всегда делаю только то, что хочу! А ты… помолчи, Лёх… или иди нахуй вот сейчас… *** Я перечитываю официальный состав сборной России по фигурному катанию на Зимние Олимпийские игры-2018. Задерживаюсь глазами на фамилиях и распределении зачётов. Вспоминаю «твёрдые позиции» Транькова. И собственные – «железные». Думаю о том, что у Сашки ни к чёрту колено, у Макса – плечо, а мой… вообще, лучше молчать… И… как хорошо, что у меня хватило ума это сделать… Промолчать тогда… Я сказал Максу, что их нечем купить. Нечем… Оказывается, я просто не умею торговаться. Возможно… Женька был прав, когда говорил, что именно поэтому мне ни разу не дали выиграть ЧР… Я ещё раз задерживаюсь взглядом на фамилиях, которые в утверждённом варианте заявки поменялись местами по сравнению с предварительным, и смотрю на Женьку. Он сидит в кресле и пристально разглядывает собственные ногти. – Значит, ничего не обещали, да? Он поворачивает голову. – Ничего. Что мне могли пообещать, Лёх? Чего у меня нет? Я… так захотел. Сам. Ты ж меня знаешь… – говорит, не отводя глаз. И взгляд такой… честный. – И потом, это круто – первый прокат на Олимпиаде снова мой. А я ж фартовый! – Как бы этот твой первый прокат снова не стал последним, Жень… Фартовый он… Один раз тебе уже «подфартило»… – А при чём тут я, Лёх? Россия разве не выиграла медальный зачёт на той Олимпиаде… которую я открыл? – он улыбается. – А мы там все… сначала за эту страну… а потом уже за себя… Да? – Да, – соглашаюсь я. – Да… Сначала за страну… а потом… как получится…