Эжен Онегин. Поединок на Петровской площади

Что с ним? в каком он странном сне! Что шевельнулось в глубине Души холодной и ленивой? Досада? суетность? иль вновь Забота юности – любовь?.. «Е.О.» Жизнь Евгения обрела новый смысл. Он позабыл о существовании тайного общества, поэта Р. и даже графа Петра Кирилловича, изо дня в день теперь бывая только на вечерах, куда ездила княгиня Гремина. Назвать ее по-прежнему, Татьяной, он не смел даже в мыслях; и что общего было между той барышней, живущей своими мечтами да французскими романами, и этой спокойной уверенной дамой, царицей балов и жемчужиной столичного beau monde?.. [высшего света (фр.)] На правах кузена Евгений стал навещать особняк ее мужа на Английской набережной. Поначалу Гремин недоумевал о причине неожиданного всплеска родственных чувств Онегина (кузен наносил визиты в их дом едва ли не каждый день), но после привык и стал принимать это как должное. Казалось, в душу князя вот-вот закрадется подозрение... но, увы, князя Михаила Александровича нельзя было отнести к числу умнейших людей Петербурга. К тому же, репутация его жены была так чиста и безупречна, что никому и в голову не приходило обвинить ее в чем-либо. Во всем петербургском свете о ней говорили только хорошее – что бывает исключительно редко, – и потому частые посещения Онегина никто не принял за нескромность. К чести княгини должно заметить, что она вполне оправдывала сложившееся о ней мнение. Ни разу она не позволила себе обратиться к Евгению иначе как ко светскому знакомому, ни разу во взгляде ее светло-серых глаз не появлялось что-то кроме учтивого спокойствия. Это приводило в смятение Онегина, доселе считавшего себя знатоком в сердечных делах. Он рассыпал отборные каламбуры, от которых князь хохотал до неприличия, порой, напротив, напускал на себя томную разочарованность (и кузен с участием замечал, что у Евгения нынче болезненный вид). Но княгиня оставалась все той же, нимало не похожей на прежнюю чувствительную Татьяну. Разве она могла писать ему о том, что в жизни не будет любить кого-то кроме Онегина? Могла ли она умолять его хоть изредка навещать их поместье, когда теперь Евгений сам рвется видеть ее каждый день? «Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Все думать, думать об одном И день и ночь до новой встречи...» При виде строк того девичьего письма, где каждое слово дышало искренним чувством, в голове Онегина возникали новые мысли, которые он тут же изливал на бумагу: «Я знаю: век уж мой измерен, Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я...» Он и в самом деле вновь стал ощущать в себе признаки чахотки, и теперь уж верил грустно качавшим головой докторам. Услышав снова о целебном действии кавказских вод, он с отвращением отказался покидать ради них Петербург. «Разве жизнь уж такое сокровище, что ее ценою жаль и счастия купить?» – говорил один его старый знакомый [7]. Нет, он не мог бросить свою надежду на любовь ради спасения от гибели, даже неминуемой. В том, что он любит, Онегин сознался себе уже давно... «Нет, поминутно видеть вас, Повсюду следовать за вами, Улыбку уст, движенье глаз Ловить влюбленными глазами, Внимать вам долго, понимать Душой все ваше совершенство, Пред вами в муках замирать, Бледнеть и гаснуть – вот блаженство!» – И кто же пишет? Татьяна вздрогнула и машинально смяла письмо: за чтением она и не заметила, как в кабинет вошел муж. Одетый в свой генеральский мундир, он, по-видимому, собирался на построение и зашел к супруге попрощаться. В том не было ничего необыкновенного, но отчего-то Татьяне почудилось, что в действительности все дело в этом ужасном письме. Помертвев, она выдавила улыбку и нарочито непринужденным голосом ответила: – Твой кузен. Представляешь, пишет, что страстно влюблен в меня. Хочешь взглянуть? Муж упал в кресло и расхохотался в обычной своей манере, не замечая предательской бледности, которой покрылось лицо Татьяны. Дородная фигура князя сотрясалась от припадков, и к оглушительным басовитым раскатам хохота примешивалось жалобное позвякивание боевых медалей. Наконец, вытерев слезы, князь прохрипел: – Евгений... не могу... сказала бы прямо, что это снова пишет твоя смоленская Nathalie! И не подумаю смотреть, куда мне до ваших женских дел... Нет, но Онегин! Да он и по юности, помнится, сколько влюблялся, в письмах толку не видел, а теперь уж тем более... Любовное письмо! Ха! Несмотря на солидный чин, не юные уже лета и внушительный вид, князь Михаил Александрович Гремин был не слишком умен и оттого по-детски смешлив. В свете его считали чудаком, но терпели. Будучи двадцати четырех лет от роду, в войну с Наполеоном Гремин был произведен в генералы, знаменитый Доу писал его портрет для будущей Военной галереи. Его ратные подвиги пересказывались и обрастали новыми и новыми подробностями; молва приписывала ему даже спасение в бою не то Кутузова, не то самого императора. Женитьба на бедной дворяночке, конечно же, была для него далеко не блестящей партией, но ради своей внезапно вспыхнувшей страсти князь пренебрег мнением влиятельных родственников и посватался к Татьяне. Генерал не ошибся, пойдя навстречу своим чувствам: ему сразу дали согласие (Ларина-мать даже не стала раздумывать над предложением), и не далее чем через месяц он вышел в свет с молодой прекрасной княгиней. Гремин обожал свою супругу, даже не предполагая, что его любовь может и не быть взаимной. Вот и теперь, когда, ласково поцеловав жену на прощанье, князь уехал в манеж, Татьяна смотрела в окно вслед могучему всаднику и не находила в своей душе ни печали, ни нежности. За два года замужества Татьяна успела привыкнуть к князю, но не полюбить его. Как мог Гремин, с его внушительной фигурой, громогласным хохотом и вечными историями про Лейпциг и Березину [8] заменить Татьянин идеал – худощавого (нет, лучше сказать – стройного) молодого человека, обворожительного в своей надменности и ленивой скуке? Ах, какое счастье было сидеть на веранде с книгой в руках и издали наблюдать, как он лениво слушает матушкины толки о соседках или рассказ о прошлогоднем урожае!.. А теперь сей холодный и недоступный герой готов был броситься к ее ногам – за один благосклонный взгляд. Теперь, когда для этого было слишком поздно! Неужели это не обман? И, ежели он в самом деле любит ее, как можно было с самого начала не разглядеть свои чувства? Три года, целых три года рыться в себе – Татьяна, полюбившая Онегина однажды и навсегда, этого не понимала!.. Ей нужно было посоветоваться с кем-то, как, бывало, она беседовала по душам с няней или младшей сестрой. Но старушка давно была в могиле, недолго прожив после разлуки со своей голубкой Таней, а Оленька лишь изредка давала о себе знать: уланский полк, где служил ее муж, переезжал из города в город. В последнем письме она сообщала о рождении младшего сына, крещенного в честь деда Дмитрием. У Татьяны же до сих пор не было детей... – Графиня Наталья Безухова принять просят, – объявил слуга, словно выросший из-под пола. Неужели Татьяна в своей задумчивости вновь не заметила, как в кабинет кто-то вошел?.. – Наталья Ильинична? Наташа? Проси скорее! Слуга исчез, и через пару минут в дверях появилась высокая статная черноволосая дама не просто красивой, но необыкновенно приятной наружности. Это и была та самая смоленская Nathalie, над письмами которой шутил Татьянин муж. Трудно было бы назвать ее подругой Татьяны, но в первые месяцы замужества, когда Тане было особенно тяжело и душно в блестящем столичном плену, именно она умела понять страдания несчастной. Жизнь графини Натальи Безуховой сложилась совсем иначе – в двадцать лет выйдя замуж за любимого человека, она легко отказалась от света и добровольно заперлась в деревне. Высшее общество не любило Наташу (впрочем, она со своей стороны испытывала к нему то же самое) и распространяло о ней разного рода нехорошие слухи. Упрекали ее в том, что она была помолвлена с неким знатным полковником из столбовых дворян, но сбежала – или только хотела сбежать? – с известным своими донжуанскими выходками молодым повесой Курагиным; свадьба расстроилась, оба – и жених, и любовник – погибли на войне, а Наташа, недолго погоревав, обвенчалась с другом семьи графом Безуховым. Не найдя в себе сил в одиночку бороться против общего мнения, молодая графиня покинула Петербург. Но, несмотря на несхожесть судьбы и нравов (по своей природе Наташа была живой, открытой и порывистой), что-то нашлось общего между двумя молодыми женщинами. Графиня, от природы обладая даром сочувствия, поддерживала Татьяну как могла, и, даже уехав из столицы, продолжала вести с ней переписку. Со временем Татьяну окружили новые светские знакомые, но, не избегая их общества, княгиня все же не забывала и о «смоленской Nathalie». Посему сей визит графини, первый за полтора года, стал для Татьяны счастливой неожиданностью. Однако на расспросы о жизни в Лысых Горах Наташа отвечала крайне невнимательно – по ее лицу было видно, что она чем-то обеспокоена. – Ах, Таня, милая, знала бы ты, как я боюсь! – призналась графиня, и ее лицо, обыкновенно сиявшее спокойной радостью, теперь было жалко и напугано. – У меня нет от тебя никаких секретов, но это страшная тайна... – графиня прервалась, но, ободренная сочувствующим взглядом Татьяны, зашептала: – Мой муж уехал в столицу еще два месяца назад, хоть и дал слово быть через три недели. Я волновалась, писала ему, писала, пока не поняла, что должна ехать вслед за ним... Я прибыла в город вчера вечером, но Пьера не оказалось дома! Что-то здесь не так, понимаешь, не то!.. – Полно, Наташа. Разве не может быть у светского человека деловых отлучек? Погоди, сегодня он обязательно вернется. Граф Пьер – прекрасный человек, он очень любит тебя... – Если бы дело было в другой женщине! – покачала головой графиня. – Что ты, я и не думала подозревать его в измене! Но мне известно, что Пьер с товарищами затевает какое-то опасное предприятие... Он ездит то в Петербург, то в Малороссию, привозит оттуда какие-то бумаги и посвящает им все досуги, а когда к нему приезжают гости, то они устраивают разговор о спасении Отечества. И это тогда, когда война уже минула!.. Душенька, мне страшно. Mon frère Nicolas [мой брат Николай (фр.)] говорит, что все это не кончится добром. – Не тревожься, Nathalie. Уверяю тебя, граф не стал бы совершать ничего бесчестного. Наступит нужное время, и он сам откроется тебе во всем. Пока что слишком рано! И не нужно терзать себя попусту. Графиня кивала, улыбаясь, но глаза ее взволнованно блестели. – Наташа, хочешь, я обращусь к мужу?.. Он говорил, что знаком с графом Пьером еще со времен Двенадцатого года... Я ручаюсь, что он не состоит ни в одном тайном обществе, но... если мы не в силах повлиять на решение Петра Кирилловича, вдруг это получится у него? – Спасибо, Танечка... – графиня Наталья опустила голову, но не заплакала, а улыбнулась – как-то особенно нежно. Прежде Татьяна не видела у нее этой улыбки. – Да, я помню, Пьер не раз рассказывал мне о Михаиле Александровиче. И Он тоже. Кажется, в ту пору они оба были адъютантами главнокомандующего... Графиня рассказала еще немного о счастливых годах юности (Татьяна поняла, что под словом «Он» Наташа разумела своего погибшего жениха), потом совсем неожиданно вспомнила недавний анекдот, произошедший с дочками Лизой и Машенькой. Казалось, она совсем позабыла, в каком страхе приехала к знакомой еще час назад – графиня смеялась, показывая в лицах дочерей, строгую гувернантку и пятилетнего проказника Петрушу, благополучно оправившегося от своей болезни. Жизнь в Лысых Горах била ключом, и Наташа всецело ей принадлежала: с таким увлечением графиня говорила о доме, что Татьяне представлялось, будто бы она сама – часть этой огромной семьи Ростовых и Безуховых. Каким бы счастьем было бросить этот чопорный, насквозь фальшивый Петербург и поселиться с любимым человеком где-то в маленьком уютном имении! Неторопливая, счастливая жизнь, в которой хлопочут не о модном наряде или экипаже, а о домашнем хозяйстве и воспитании детишек. Мир, в котором прошло ее девичество. Но разве Онегину пришлось бы по нутру такое безыскусное существование? Конечно же, нет. Он наверняка бы скучал – его хандра давно переросла из рядовой привычки в неотъемлемую черту характера... – Таня! Опять ты ничего не слышишь. Разве можно постоянно парить в облаках! – смех графини заставил Татьяну очнуться. – Наверное, я приехала не вовремя, и тебе сейчас не до меня. – Ты шутишь, Nathalie, когда же мне было не до тебя?.. – Когда ты обдумываешь ответ на чье-то важное письмо. Право, я заеду после, – Наташа многозначительно взглянула на листок с признанием Онегина, до сих пор находившийся в руках княгини: Татьяна и забыла о нем!.. – Это... это не так существенно, как тебе кажется... – Татьяна смешалась, не без внутреннего замирания порвала недочитанное письмо на мелкие клочки и бросила в печь; но любопытный взгляд темных глаз все так же преследовал ее. «Я доверилась тебе, а ты не желаешь сделать то же самое, – почувствовала княгиня немой укор, – разве мы подруги после этого?..». – Так и быть, Nathalie. Но, прошу тебя, только ни слова мужу!..