Серебристая

      Я живу в доме Кагуи и Изаму уже третью неделю. Как я поняла, вопрос о передаче меня любимой в детдом даже не стоит. Почему стало понятно чуть позже. Один раз, гуляя по небольшому заснеженному садику около дома, привыкая к новому-старому телу, я услышала разговор двух женщин о Кагуе. Поскольку они переговаривались практически вплотную к забору, а гуляла я, держась за оный, мной было услышано каждое их слово... Оказывается, Кагуя никак не может забеременеть. Ядовитые комментарии женщин на тему: "Почему красавец Изаму до сих пор ее не бросил?!" — разозлили меня, причем настолько, что перед глазами заплясали белые мушки. Услышав женские вопли, я тряхнула головой и очнулась. Забор горел синим пламенем в том месте, где я его касалась. Заорав от ужаса, я на четвереньках, раня коленки и ладони, рванула в сторону, вышедшей из кухни на крик, хозяйки. Забор потушили довольно быстро, меня успокаивали многим дольше. Похоже, у меня появилась фобия.       Приплыли.       С тех пор я старалась не приближаться к забору и всегда ходить рядом с Кагуей. Она была только рада, с каждым днем всё больше привязываясь ко мне, балуя и обнимая, как родную. За годы одиночества я так соскучилась по простому человеческому теплу, что с радостью принимала тонны изливаемой на меня нежности.       Кагуя дала мне новое имя: Жина, что значит — серебристая. Я уже полностью освоилась в новом теле, так что могла спокойно ходить, не держась за стены. В принципе, я достаточно легко приняла новый облик и новую жизнь. Наверное, поэтому меня вернули к жизни именно в теле ребенка. Дети легче воспринимают всё новое. Хотя всё равно большинство времени для меня течет как в тумане, но я думаю, быстро к этому привыкну. Наверное, я просто не давала себе времени остановиться и задуматься о реальном положении вещей, иначе все это вылилось бы в конкретную истерику.       — Жина, иди сюда, солнышко, — Кагуя стояла в коридоре, держа недавно купленное специально для меня тёплое пальто. Раньше я выходила на улицу, укутавшись в шерстяные кофты Изаму, которые были мне, как парашют, большие. Зато тёплые. — Я сейчас иду в больницу, хочешь сходить со мной?       — Хочу, — кивнула я.       — Тогда оденься потеплее, и пошли, — я слегка улыбнулась и метнулась в свою комнату за одеждой. Натянув яркие полосатые колготы и мягкий серый свитерок поверх того самого белого платьица, я вернулась в прихожую. Плюхнувшись на приступок, отделяющий жилой дом от двери и места для обуви, я натянула бежевые ботиночки на меху. Кагуя одела мне на голову шапку, заботливо повязала яркий полосатый шарфик и застегнула бежевую курточку. Я еще ни разу не выходила за пределы дворика у дома, поэтому мне было зверски интересно, чем этот мир отличается от моего.       Я в своё время долго общалась с девушкой, помешанной на всём японском. Она рассказывала мне всё, что смогла прочесть, начиная от того, почему у них такие крыши и заканчивая тем, почему гейши лицо белилами так мазали. Так что типично японская архитектура домов меня не сильно впечатлила. Я уже подумала, что ничего интересного тут не увижу, когда мимо нас пробежал мужик в черных одеждах и зеленой жилетке. Этот фрукт, не останавливаясь, забежал на стену, перепрыгнул на провода и дальше побежал по ним, а затем легким движение перескочил на крышу. Наверное, у меня было очень удивленное лицо потому, что Кагуя тихонько засмеялась, глядя на меня.       — Не бойся, Жина. Это всего лишь шиноби нашей деревни. Они служат Хокаге нашей деревни, защищают наш покой и оберегают границы нашего дома — Конохи.       — Хорошо, — я все ещё в шоке пялилась на стену, по которой пробежал мужчина в зелёной жилетке. Египетская сила!!! Это куда же я попала?! Впрочем, вскоре такие зеленые люди-тараканы стали попадаться чаще. В конце концов, я перестала обращать на них внимание. Ну, бегут себе люди нетривиальными траекториями, ну и пусть бегут. Лишь бы меня не трогали.       — Кагуя-сан! — с другой стороны улицы нам помахала высокая брюнетка, такая же черноглазая, только повыше, приютившей меня женщины, на полголовы. За ее руку держался черноволосый мальчик чуть постарше меня. Он видимо, так же как и я, не был в восторге от неожиданной остановки.       — А Микото-сан, добрый день, — моя хозяйка солнечно улыбнулась, приветствуя, видимо, старую подругу.       — А кто это с тобой? — Микото заметила мою, старающуюся мимикрировать под окружающую среду, тушку.       — Меня зовут Жина. Кагуя и Изаму спасли меня, теперь я временно у них живу, — я смотрела прямо в глаза этой женщине. Ее глаза не светились так, как у Кагуи. Они мерцали, как звезды, выдавая веселье хозяйки.       — Какая смелая девочка. Познакомься. Это мой сын Саске. Саске, поздоровайся, пожалуйста, — Микото выдвинула не вдохновленного мною сына. Он буркнул что-то среднее между "здравствуйте" и "глаза б мои вас не видели" и шмыгнул обратно за спину матери. Микото покачала головой, извинилась за ребенка и продолжила начатый разговор. Ну-у-у, это надолго.       Мое внимание привлекла витрина антикварного магазина. На самом видном месте крутилась довольно старая музыкальная шкатулка в виде карусели. Пока Кагуя и Микото были заняты друг другом, я отпустила руку своей хозяйки и подошла к, привлекшей мое внимание, вещи. Сколько себя помню, я всегда хотела иметь музыкальную шкатулку, но не срослось. Пока я любовалась искусной работой неизвестного мастера (ну надо же, даже глазки у каждой лошадки вырезаны, и аккуратно приделаны разноцветные хвостики из шелковых ниток), ко мне подобрался осмелевший Саске. Он внимательно меня рассматривал, смешно хмуря бровки. Я мысленно хихикала, наблюдая за ним через отражение витрины. Мальчишка явно желает начать разговор, но не знает, с чего начать.       — Смотри, Саске, какая шкатулка интересная, — как обычно все приходиться делать самой.       — А что в них интересного? Обычные лошадки. И вообще, только дети так на игрушки смотрят. А я уже большой, мне они не нужны.       — Да ладно. И сколько тебе лет?       — Мне уже пять, — гордо задрал нос мальчишка, стремясь показать, какой он уже взрослый. Хе-хе, а мне тридцать пять. И я люблю игрушечных лошадок.       — А мне нравятся лошадки, и в том, чтобы любить игрушки, нет ничего плохого.       — Ха, ты же девчонка. Все девчонки любят куколки, — я опять увидела это странное свечение вокруг людей. Свечение Саске было ровного синего цвета, но когда он попытался меня задеть, оно пошло серо-багровыми волнами. Микото явно услышала, что сказал ее сын, потому что ее яркое золотистое сияние померкло.       — Саске, невежливо так разговаривать с девочками, — осадила его мать. Саске пристыжено потупился.       — Извини.       — Да ничего. Я не обиделась, — так, теперь попытаться улыбнуться. Широкой беззаботной улыбки не вышло, но, в общем-то, и так сойдет. Надеюсь.       — Саске, пошли домой.       Еще долго я чувствовала его взгляд мне в спину.