Серебристая

      Находясь в своем мире и в своем старом теле мне было всегда очень трудно вставать по утрам. Засиживаясь допоздна за интересной книгой или за компьютером, я зачастую просыпалась тогда, когда нормальные люди ложились спать. Поэтому же принципу я подобрала себе работу в ночную смену.       Однако находясь тут, я еще ни разу не мучилась тем, что просто не могу заснуть. Дело, наверное, в том, что воздух тут гораздо чище. Да и мама нередко проверяла меня после отбоя и уносила с собой книги. Так что подъем в семь утра не стал для меня таким уж испытанием, как раньше. Хотя все равно, в груди как будто надутый воздушный шарик засел. Наверное, это только у меня такие ощущения от недосыпа, но его я ощущала именно так.       Сегодня мама расстаралась. На столе стояло много сладостей, половину названий которых я до сих пор запомнить не могу. Я хоть и люблю сладкое, но не настолько, чтобы помнить каждый вариант соуса для этих круглых разноцветных шариков. Папа уже ушел на работу, так что до академии меня провожала мама. Пригладив напоследок выбившиеся из хвоста волосы, меня с умиленным вдохом отпустили учиться.       Желающих стать убийцей было хоть отбавляй. И клановые и безклановые, с десятка четыре разномастных детишек, галдели в общем большом зале и ждали того момента, когда нас распределят по классам. Наконец вышел пожилой мужчина, представившийся ректором Кугурами. Странный мужчина, свечение вокруг него было цвета запекшейся крови и какое-то рваное. Интересно, с чем это связано? Ректор монотонным голосом поведал, что обучение наше продлиться примерно пять лет.       — Кто покажет отличные способности — тот закончит обучение раньше. Так что все зависит от вас, — странная система обучения. Хотя по большому счету — правильная. Если ты знаешь и умеешь больше школьной программы, то зачем тебе тратить лишнее время.       Далее нас разделили на две группы по двадцать человек. В моей оказался Саске. Странно, его свечение стало более насыщенного синего цвета и слегка потемнело. Хотя по моське видно, что он чем-то расстроен. Ух, первый день, а уже такой прогресс. Пока ректор бормотал что-то о важности обучения, давя на мозг детишкам, я подобралась поближе к мальчику.       — Саске.       — А? — хм, видимо он настолько был погружен в себя, что аж подпрыгнул от моего шепота. — Чего тебе? — ой я не могу. Сразу бровки на переносице сошлись, и моська такая сурьезная-сурьезная.       — Моську попроще сделай. Таким взглядом ложки гнут. Что стряслось? У тебя такой вид, как будто любимая рыбка сдохла.       Саске недоуменно похлопал на меня ресницами, что-то прикинул. Свечение полыхнуло ярко-белым. Саске, тяжело вздохнул, и выдал:       — Нии-сан не хочет со мной тренироваться, — синее сияние притухло еще больше. Нде-е-е.       — А почему не хочет, не говорит? — Учиха печально покачал головой. Я бросила взгляд на ректора, но того больше интересовала его речь.       — Если я правильно помню, брат у тебя в спецотряде служит, так?       — Угу.       — Господи Боже, Саске, включай мозг. Он целый день на заданиях, приходит, черт знает когда, наверняка зверски уставший. Ты когда устаешь, о чем думаешь? Пра-авильно, о сне. Твой брат просто устает. Ему нужно время, чтобы прийти в форму и отдохнуть. А если он не отдохнет, он может пропустить удар. А если он пропустит удар, с ним что может случиться? — сияние Саске скукожилось и посерело. На личике отразился неподдельный ужас. — Так что вместо того, чтобы обижаться, приготовь брату что-нибудь вкусненькое и дай отдохнуть. А вот когда у него будет выходной побольше уже подкатывай с предложениями.       — Спасибо, — и улыбнулся. Сияние снова стало ярко-синим.       Итак, подведем итоги. Ореол человека действительно зависит от эмоций человека. Но надо найти человека более эмоционального. Во-первых — сравнить, во-вторых, пополнить список. Учихи все-таки немного отмороженные.       Наконец, к каждой группе подошел преподаватель и попросил следовать за ним. Класс наш располагался на третьем этаже этой серой коробки. Парты амфитеатром спускались к учительскому столу, как в старых институтах. Вспомнив свои школьные мучения, я выбрала третью парту и села вплотную к окну. Когда вся толпень, спорящая из-за мест, наконец, расселась, в аудиторию вошла женщина ниндзя. Странно, я думала, нашим классным будет тот мужчина, что нас туда провожал. Женщина была довольно высокой, с бронзовой от загара кожей, черными прямыми волосами до плеч и темно-карими глазами. Чистое лицо с курносым носиком располагало к себе. А свечение было мягкого лилового цвета, переливаясь иногда радугой.       — Доброе утро. Я ваш учитель и наставник на первые три года обучения. Потом вас, скорее всего, переведут в один класс из-за большого отсева студентов. Вы мой первый класс, так что я надеюсь на нашу хорошую совместную работу...       День прошел как-то муторно. На первой же перемене я столкнулась с тем, что чужие сияния сбивали меня с толку и ослепляли. От постоянного мельтешения и переливов разболелась голова. Из глубины души начала подниматься глухая злость на окружающих. Из-за этого пришлось пулей вылетать из класса и нестись в туалет. Сунув голову под воду, мне удалось успокоиться и немного утихомирить боль. С этим надо что-то делать, иначе придётся переходить на домашнее обучение, а это помешает мне в адаптации к окружающим. Хотя, даже несмотря на головную боль, удалось значительно продвинуться в исследовании цветовой гаммы эмоций.       Красный, как я и думала, — злость. В зависимости от насыщенности, цвета сильная и не очень. Серый — страх, сопровождающийся скукоживанием ореола. Радужные волны, пробегающие иногда поверх основного цвета — радость. Интересно, а что значит основной цвет? И какой цвет у меня? Надо попросить маму купить книг по трактованию цветов. Если такая есть.       В класс я вернулась сопровождаемая косыми взглядами и желтоватыми всполохами. Любопытство. Надо записать, пока не забыла.       После занятий по изгибанию пальцев под печати, руки болели неимоверно, что вкупе с гудящей головой опускало планку настроения на уровень канализации. Домой я пошла окольными путями, что бы хоть немного успокоиться и не пугать окружающих зверским выражением мордочки. Красота-то какая. Начало осени, еще тепло и деревья все зеленые. К голове весь день настойчиво крутиться песня моего детства. А почему бы и нет. В округе все равно никого нет. — Кто тебя выдумал, звёздная страна? Снится мне издавна, снится мне она. Выйду я из дому, выйду я из дому — Прямо за пристанью бьётся волна...[2]       Головная боль наступила на горло песне. Я села посреди дороги, держась за раскалывающуюся голову. Плохо. Такой мигрени у меня не было даже во взрослом теле. Осторожно переползя на травку под ближайший куст, я свернулась клубочком, молясь, чтобы боль прошла. У-у-у как мало мы ценим моменты, когда ничего не болит. Видимо я впала в забытье, потому что разбудили меня потрясывания моей тушки.       — Эй, девочка. Что с тобой? Очнись! Эй!       — Не тряси меня, я не погремушка, — слабо огрызнулась я, чувствуя, как боль возвращается, хоть и не в таком объеме.       — Тебе плохо?       — Нет, блин, хорошо. Не кричи, — а голос тихий-тихий.       — Что с тобой? — надо хотя бы глаза открыть и посмотреть на этот будильник.       — Голова болит, — меня аккуратно опустили на травку. Удалось разлепить один глаз, когда этот загадочный трясун взял меня на закорки и понес. — Ты куда меня тащишь, Сусанин?       — К тебе домой, — хм, непослушные блондинистые вихры упорно лезли в рот.       — Тьфу. А ты знаешь, где я живу? — скептически вопросила я.       — Э-э-э, — он остановился. - Нет, но ты мне сейчас покажешь, — так, глаза закрыть. Насыщенное золотое сияние пошло голубой дымкой и радужными бликами.       — До квартала Учих донеси, дальше я сама доберусь, — или попрошу, кого знакомого донести. Кем бы он ни был, на территорию клана его не пустят.       — Отлично, — чему он радуется, скажите мне? [2] Анна Герман – Маленький принц