Навсегда перестал мечтать

— Блондиночка. Блондиночка, просыпайся! — открываю глаза от грубой тряски. Как только я открыл глаза, меня сразу же отпустили, и я упал, ударившись и так больной головой о каменный пол. — Поднимайся, — мне приказывают и отходят от меня. В этой комнате источником света является только открытая дверь, поэтому мне толком и не осмотреться. Передо мной стоит какой-то грозный парень, уперев руки в бока, и смотрит на меня. Приподнимаюсь на локтях и отползаю к стенке. — Я тебе сказал подниматься, а не отходить от меня, — рычит и идет ко мне. Не успеваю уйти вбок, как он хватает меня за волосы и тянет наверх. Шиплю, но подчиняюсь. Как только я оказался в вертикальном положении, меня потащили к двери и вывели из этой комнаты. Я попробовал убрать руку парня от своих волос, но он вцепился мертвой хваткой в мои патлы. Ведет меня куда-то. Поднимаемся по лестнице, я спотыкаюсь и падаю, но меня тянут за волосы, поэтому приходится стараться держать на ногах. Доведя меня до какой-то странной двери, отворяет ее, немного проходит внутрь и толкает меня. Приземляюсь на локти и сразу же поднимаю свой взгляд. Вокруг меня стоят парни и мужчины, но перед ними всеми стоит, высоко вздернув подбородок, Валентин. — Ах ты мразь, — произношу и встаю. В мое плечо сразу же вцепляется чья-то рука, но после властного голоса этого мужчины, сразу исчезает: — Не трогай его, — произносит Валентин и двигается ко мне. Делаю шаг назад, еще один и еще, но он все равно приближается. Берет меня за подбородок и смотрит в мои глаза. Я сжимаю кулаки, но выдерживаю этот взгляд. — Ты слишком дерзко смотришь для такой шалавы, как ты. — Да что ты говоришь? — едко отвечаю и получаю пощечину, от которой падаю под ноги другим парня. Прикладываю руку к больной щеке и смотрю на Валентина из-под челки. — Тебя не учил Даня, что когда с тобой говорит тот, у кого ты в плену, то ты должен либо молчать, либо отвечать так, чтобы случайно не огрести? — подходит ко мне и наступает носком ботинка мне прямо между ног. Вскрикиваю, но давление лишь усиливается. — Тебе не говорили, что если тебя что-то просят сделать, то ты должен это делать не задумываясь? Или же тебе не очень-то важна твоя шкура? — Пошел ты, — выплевываю ему в лицо. Он приподнимает бровь, а потом, усмехнувшись, убирает ногу с моего паха. — Разденьте его, — отдает приказ и меня сразу же подхватывают под руки. Мою кофту мигом порвали, а вот с джинсами попотели. Пришлось расстегивать и стягивать. Лишив всей одежды, меня отпустили. Я покачнулся, но устоял. Сказывалось избиение Даней и изнасилование. Стоять на ногах было все труднее и труднее. — А ты приятно выглядишь, — говорит Валентин, осматривая меня с ног до головы. — Если бы не синяки и сперма, то на тебя бы накинулись все мои люди. — Неужели все здесь пидорасы? — стараюсь не терять лицо перед этим человеком и продолжаю хамить. — Нет. Ты очень похож на девочку, особенно со спины. И не думаю, что им будет неприятно присунуть тебе разок-другой, — усмехается и подходит ко мне. — Мне вот интересно. Кто это тебя так? Твой любимый, когда получил видео, на котором тебе ножки держат? Или не очень повезло с любовником? — Не твое собачье дело, — шиплю, но меня хватают за лицо. — Как раз таки мое. Теперь все, что с тобой происходит, касается и меня тоже. Ты теперь мой, понял? — рычит прямо мне в лицо. — Твое все под ногтями, — фыркаю. Валентин прищуривает и, отпустив мое лицо, отходит. — Взять его, — приказывает, и я даже не успеваю моргнуть, как меня уже держат за руки. Дергаюсь, но безрезультатно. — Положить на стол и развести ноги. Меня подхватили, словно пушинку, и понесли к бильярдному столу. Кинув меня на него, мои руки прижали к столу, а ноги взяли и хотели развести в разные стороны, но я хорошо дернулся, и кому-то в нос прилетела моя пятка. Я смог вырваться и слегка привстать, но меня снова повалили и уже намертво прижали к столу. Вновь задергавшись, я, видимо, разозлил кого-то уж очень сильно, поэтому меня больно схватили за запястье. Вскрикиваю и перестаю сопротивляться. Валентин подходит ко мне, и я настораживаюсь. Ненавижу этого ублюдка. Просто ненавижу. — Чувствуешь? — наклоняется ко мне, облокачиваясь руками о бильярдный стол. Я лишь быстро дышу и нагло смотрю в его глаза. — Это называется власть. Ты тут безоружен, и тебе придется мне подчиниться, если хочешь выжить. А если ты не будешь меня слушаться, я пущу тебя по кругу. И тебя будут трахать, трахать, трахать и трахать, пока ты не отключишься. Все понял? — Да, — отвечаю, опустив глаза. — Я не слышу, — поднимает мой подбородок и впивается в меня взглядом. — Я понял. — Отпустите его, — приказывает, и мои руки оказываются на свободе, как и ноги. Сажусь на столе, а потом спрыгиваю с него на пол. Стою перед Валентином и не знаю, что делать. Пытаться бежать глупо, ударить его — еще глупее. Сразу же поймают и, как сказал этот мужчина, пустят по кругу, чего я точно не хочу. — На колени, — говорит мне, а я поднимаю сердитый взгляд на него. — Давай, блондиночка. Делать нечего. Склоняю голову, послушно падая на колени, и наклоняюсь, чуть ли не касаясь носом пола. Жду следующего распоряжения. Почти не двигаюсь, поэтому вздрагиваю, когда меня хватают за волосы. Подняв мое лицо, мне говорят: — И теперь так будет всегда. Всегда. Слышишь? — Да. — Уведите его, — отпускает мои волосы, и я сразу роняю голову. Подхватив меня под руки, меня поставили на ноги, а потом просто понесли. Не надо было даже идти, меня попросту донесли до моей «комнаты», если это можно так назвать, и кинули там на холодный камень. Я посмотрел, как выходят эти парни и как хлопает дверь, погружая комнату и меня во мрак, а потом отполз в угол. Так неприятно пахнет, холодно, грязно. Хочу домой, хочу есть, хочу одежды хотя бы. Сладенького бы… И таблеточки от головы. Об этом теперь только мечтать. Вряд ли мне тут хоть что-то дадут. Будут обращаться со мной, как с животным, это уже понятно по тому, где сейчас нахожусь. Хоть бы кормили нормальной едой, а не собачьим кормом. Ну или хотя бы кормили вообще… Ложусь калачиком на полу и прикрываю глаза. Какая разница, лежать с открытыми глазами или с закрытыми — все равно ничего не вижу. А так, может быть, я смогу уснуть. Больно мне. Душевно. Даня взял, оприходовал и выбросил, как вещь. А я думал, что он меня любит. А тут взял и повелся на какую-то видеозапись, даже меня слушать не захотел. И правда, зачем? Кто я такой, чтобы меня слушать? А вот я его любил. Хотел изменить ему, но не смог. Пытался, но не смог все равно. Потому что люблю и до сих пор люблю, хотя он мне сделал очень больно. А вот меня уже вряд ли будут любить. Интересно, он будет меня искать? А Арик? Интересно, мать хоть обо мне вспомнит? Хоть кому-нибудь я нужен, или всем плевать на меня с высокой колокольни? Надеюсь, что здесь со мной не будут очень грубо обращаться. А если я подчинюсь? Все будет хорошо? Продаю тело, ломаю свой характер и гордость, а что получаю взамен? Тепло, еду и, надеюсь, одежду. Неужели это так дорого стоит? И что мне делать? Подыхать, как крыса, в подвале или же отдать себя, подчиниться и жить под чужим крылом. Причем у того, кого ненавидишь все душой. Не хочу ничего. Ни думать, ни чувствовать. Только вот нормально жить хочется.

* * *

Я вздрогнул и проснулся непонятно от чего. Спину ломило, шею тоже. Пальцы на ногах я еле чувствовал, как и на руках. Поднимаюсь, придерживаясь за стену, и, отпустив ее, шагаю по примерному направлению к двери. Из-за того, что я делал маленькие шажки, вскоре я наткнулся на что-то непонятное. Оно неприятно звякнуло и замолчало. Опускаюсь на колени и трогаю то, что передо мной. Посуда… Неужели меня решили покормить? На подносе, на который я как раз таки наступил, стояла одна тарелка непонятно с чем и пару кусков хлеба. Беру в руки тарелку и, взяв ложку, пробую, что в ней. Какая-то непонятная жижа, похожая на кашу, со странным привкусом. Плевать. Хочу есть. Живот отозвался утробным урчанием, поэтому я, взяв хлеб, начал быстро поглощать пищу. Осталось еще пару ломтей хлеба, которые я мигом проглотил. Хочу пить… Где вода? Вожу руками по полу, но ничего не нахожу. Фыркаю и возвращаюсь к подносу. Тарелка пластмассовая, с ней сделать ничего нельзя, а вот ложка… В голову пришла идея, глупая, конечно, но идея. Я схватил ложку и с помощью пола, выложенного камней, начал гнуть ее. В одну сторону, потом в другую. Подавшись, она сломалась и у меня в руке осталась лишь железная палка. Не очень большая, если держать в кулаке ее все время, то никто не заметит. Остатки ложки кидаю в тарелку, и именно в этот момент распахивается дверь. На меня смотрит трое мужчин, а я, сглотнув вязкую слюну, встаю и пячусь к стене. Они наступают, а я уже касаюсь спиной прохладной стены. Господи, помоги мне… — Не надо… пожалуйста, не трогайте меня, — произношу и перебегаю в угол. Они идут ко мне, вдавливая в это гребаную стену. — Пожалуйста, — прошу, но меня грубо хватают за руки и тащат за собой. Даже не сопротивляюсь, и так понятно, что мне не выстоять против таких кабанов. Они затащили меня, как я понял, в ванную, и поставили в ванну. В следующее мгновение на меня полилась ледяная вода из душа, который держал один из мужчин. Я взвизгнул и сел в ванную, отползая в уголок. Ледяная вода не прекратила литься, поэтому я покрепче сжался в комок и задышал быстро и глубоко. Наконец, на меня перестала литься вода, поэтому я слегка приподнял голову. Ко мне подходил другой мужчина, из-за чего я весь затрясся еще сильнее. Меня грубо схватили за плечи и повернули спиной. Я попытался оглянуться, но мою голову вернули в прежнее положение. Слышу щелчок, еще один, а потом на мою голову легли руки и начали мыть мои волосы. Мыли не очень аккуратно, но хоть за волосы не дергали сильно. Когда руки с моей головы исчезли, меня взяли за руку и подняли, повернув уже лицом к мужчинам. У каждого из них было по намыленной губке. Я сглотнул и все равно сделал шаг назад уже на уровне инстинкта. Меня взял снова же за руку и подвели поближе к бортику. И в этот же момент по моему телу заскользили губки. — Знаете, а я на такое не подписывался, — ворчит один из них, намывая мою руку. — Это лучше, чем находится в какой-то перестрелке, — пожимает плечами другой. — Мыть сопливого пацана лучше? — снова же негодует. — Мне двадцать, — фыркаю. — Не очень-то и большой, — говорит снова же этот мужчина. Намыв весь мой перед, меня повернули спиной. Пока мыли мою спину, самый говорливый из них присвистнул. — А задница неплоха, — чувствую руку на одном из моих полушарий. Я дернулся и замер. Другой подтолкнул меня к стене, отчего я оперся на нее и прогнулся по требовательной руке на моей пояснице. Мои ягодицы смяли, а потом развели в стороны. — Смотрите, какая прелесть, — чувствую чей-то палец на своем анусе, поэтому дергаюсь и пытаюсь освободиться от хватки. Когда в меня проник один палец, я заскулил на громкой протяжной ноте, чтобы вызвать хоть немного жалости. — Брось, отпусти пацана, ему и так нелегко приходится, — услышал я голос одного из мужчин, и именно после этой фразы палец из моей задницы исчез, как и рука с поясницы. Хочу развернуться, но меня снова держат и домывают. Расслабляюсь на тот момент, пока намыливаю мои ноги. Однако после того, как меня снова посадили в ванную и на меня снова же полилась ледяная вода, расслабленность как рукой сняло. Я извивался, брыкался, начал быстро перемещаться из одной стороны ванны в другую, как загнанное животное. Когда с меня все смыли, вытащили и поставили на пол, я уже не мог разжать руку, сжатую в кулак, в котором находилась та железная палка от ложки. Вытерев меня и просушив мне волосы полотенцем, меня на руках отнесли в какую-то комнату и, поставив меня там на пол, ушли. Я заозирался. Кровать, две тумбочки и все. Никуда не убежишь и не спрячешься. Сев на кровать, я запихнул железяку в проем между деревянным крылом кровати сбоку и матрасом. Надеюсь, что смогу быстро достать ее… Подойдя к окну, я увидел лишь белый лес. Ничего, кроме заснеженных деревьев и сугробов. Дернув ручку окна, я попытался его открыть, но безрезультатно. Чертова дырень. Куда мне притащили? — И что мы творим? — слышу голос позади себя и мигом разворачиваюсь, видя, как Валентин заходит в комнату и запирает дверь. Смотрю сначала на дверь, потому на Валентина и снова на дверь. Сглатываю и иду бочком по стеночке. — Куда? — быстро подходит ко мне и хочет схватить, но я уворачиваюсь и отхожу от него подальше. — Будем играть в догонялки? Видимо, по моему взгляду он понял, что да, потому что мы стали носиться по комнате. Я удирал как мог: прыгал, ускорялся, замедлялся, уворачивался, а Валентин, словно медведь, гонялся за мной. Это продолжалось еще бы очень долго, если бы я, очередной раз перелезая через кровать, не замедлился. Меня схватили за ногу и дернули, отчего я распластался на кровати. Я хотел перевернуться и успел это сделать, но на меня села тушка этого медведя. Я, весь запыхавшийся и раскрасневшийся, пытался отдышаться, вдыхая полной грудью, а он рассматривал меня, как диковинную зверюшку. Как только ко мне вернулись силы, я уперся руками ему в живот, пытаясь его столкнуть с себя. — Это все, что ты можешь? — наклоняется ко мне, смотря по-волчьи мне в глаза. Я лишь запыхтел в ответ, пытаясь выползти из-под этого медведя. Придвигается к моему лицу и целует. Я убираю руки с его живота и кладу их на его лицо. Когда поцелуй более углубился, я быстро схватил свою железку из небольшого разъема и, не теряя ни секунды, хотел ударить прямо в шею, но мою руку резко схватили и прижали к кровати. — Что это тут у нас? — разжимает мой кулак и забирает мою железку. Я крепко сцепляю зубы, смотря на него. — Знаешь, этой штучкой можно и пораниться, — выкидывает куда-то за спину мое оружие и прижимает мои руки к матрасу. — Я примерно такого и ожидал от тебя. Не хочешь подчиняться, да? Я вижу, что не хочешь. Но придется, — раздвигает мои бедра и садится между них. Взяв за ноги, тянет меня на себя, а потом садится коленями на мои руки. Пытаюсь их вырвать, но выходит достаточно скверно, то есть никак. Проводит рукой между ягодицами и останавливает на дырочке. — Ну что ты, — другой рукой гладит меня по волосам, но я ухожу в сторону от его сомнительной ласки, — расслабься, блондиночка. Один палец входит в меня, потом второй. Без смазки, без слюны начинают травмировать мой и так истерзанный проход. Больно, а еще хочется, чтобы он остановился. Срочно остановился. — Остановись. Валентин, остановись. Пожалуйста, — быстро говорю, но он меня не слышит, лишь добавляет третий палец и начинает еще грубее вторгаться. — Нет, остановись! Из глаз брызнули слезы, а все то, что было в моем кишечнике, оказалось на Валентине и на его руке. Он сразу же изменился в лице, на щеках заходили желваки, а глаза яростно засверкали. — Леша, сука, быстро ко мне! — орет на всю комнату, а я лежу, закрыв лицо освободившимися руками, и мечтаю о том, чтобы исчезнуть. Через несколько секунд послышался щелчок в замке и дверь открылась. — Зови быстро сюда Юру и Антона, пусть забирают Блондиночку, — яростно произносит, и Леши уже нет. Оказывается, того мужика, что тискал меня, зовут Леша. Надо запомнить. Буквально через полминуты объявились Юра с Антоном, и они уставились на нас с огромными глазами. О боже, о боже, о боже… — Чего встали? Забрали парня и унесли в ванную, — как только он это произнес, я уже был на руках у Юры, и меня выносили из комнаты. Как только дверь захлопнулась, я услышал дикий ор и гигантское количество матов, а мужики тем временем заржали и ржали всю дорогу, пока меня несли. Посадив меня в ванную, меня начали мыть в этот раз теплой водой, а не ледяной. Я сидел и плакал, еле слышно всхлипывая, когда меня по новой намывали. Мужики продолжали смеяться, что расстраивало меня еще сильнее. Неожиданно в ванную ворвался Леша и быстро проговорил: — Парню сделать клизму, намыть и высушить, — хватает тряпку, набирает быстро ведро воды и уходит. — Бля, мы его зря мыли, что ли? — спрашивает Юра. — Видимо, да, — пожимает плечами Антон. — Ладно, потом еще раз помоем. Меня спустили с ванной и начали вытирать. Я не переставал плакать, лишь иногда рвано вздыхал и беззвучно ронял слезы. — Господи боже мой, хватит плакать, Блондиночка, — говорит Юра, ополаскивая мою мордашку водой. — Со всеми бывает, причем это Леша виноват, сам забыл. Ну, а так я поржал от души. Лицо Валентина надо было видеть. — Не с-смешно, — заикаясь, проговариваю. — Как раз таки смешно. Наконец-то Леша взбучку получил, чертов жополиз. Из-за него пришлось тебя холодной водой мыть и держать, когда он тебя лапал. Он ближе находится к Валентину, чем мы, поэтому он и командует нами. Зато теперь он поумерит свой пыл, — посмеиваясь, говорит Антон. — Ты Валентину скажи потом, что он тебя лапал и пытался изнасиловать, так от этого зазнайки и мокрого места не останется. — Х-хорошо, — произношу, вытирая полотенцем лицо. — Хороший мальчик, — оба трепят меня по голове, а потом мы приступаем к не наилучшей процедуре. Вернулся в ту комнату я уже по новой намытый. Меня толкнули в комнату и закрыли за мной дверь. Я сразу вжался в нее, смотря со страхом на сидящего на кровати Валентина, который был в новой одежде. В комнате было проветрено, свежо, а постельное уже поменяли. Валентин поднял на меня взгляд, отчего я захотел пройти сквозь дверь и убежать. Он поднялся и пошел ко мне, а я успел убежать в угол и сесть, обняв себя руками. — Не подходи ко мне. Не трогай, пожалуйста, — трясусь, как банный лист на ветру, сдерживая нахлынувшие слезы. — Пожалуйста, не надо… Прошу… — Надо, еще как надо, — меня рывком поднимают на руку и, протащив небольшое расстояние, бросают на кровать. …сколько бы я ни сопротивлялся и сколько бы ни просил и ни умолял, меня все равно взяли, взяли очень грубо, отчего мое сознание решило загородить себя от всей этой грязи, отключившись.