Беспорядочно

«Эти долгие годы и своды правил… Королева царствует, но не правит». Немного Нервно, «Ричард»

      Великолепная Анора ненавидит зеркала. В них ясно видны первые морщинки, лепестки увядающей молодости, и тени уже ушедшего времени, когда всё было намного проще. За плечом мудрый отец, не вмешивающийся, пока не попросишь помощи, и не слишком-то любящий, но вежливый и обходительный супруг, как рыцарь из сказки.       Рыцарь, так и не победивший своего дракона.       Кажется, Анора никогда не верила в сказки, хотя до сих пор чем-то походит на прекрасную принцессу. Хрупкая фигурка подчёркнута правильной одеждой, кожа гладкая, как шёлк, а в платине волос не видно появившихся, возможно, седых прядок. Если она и знает что-то наверняка, так это восхищение и страсть в глазах мужчин, восхищение и зависть в глазах женщин.       Вчера королеве исполнилось тридцать; сегодня она стоит перед зеркалом и смотрит в тусклые голубые глаза своего отражения, пытаясь вспомнить, оправдать и оправдаться. Это почти смешно. Она золото и сталь, жизнь и смерть, закон и власть, — так хочется думать. Но венец иногда давит на виски, впивается чуть ли не до крови. Уж очень торопились кузнецы и ювелиры изготовить «что-нибудь этакое» к дню коронации. Промахнулись с размером.       Советник Табрис как-то обронил невзначай, что её венец изготовили из короны и меча покойного Кайлана. Это очень символично. Особенно меч: смешной, совершенно игрушечный, зато украшенный чистой воды драгоценными камнями. Другой же, принадлежавший Мэрику, теперь носит за плечом отрекшийся бастард. Опасность и просто моветон.       Анора не может сдержать тяжёлый вздох. Происходит совсем не то, чего она ожидала, принимая выходца из эльфинажа в качестве своего советника. Но как можно было знать наперёд? Дарриан Табрис должен был стать символом её власти, настолько, насколько много значит победитель мора и командор серых после гибели архидемона.       Вместо этого он растворился в тенях, перебросив заслуженные почести на мэрикова бастарда, и потянул за цветные ниточки своих должников. Вороны, контрабандисты лириума, гильдия магов, Блэкстоунские волонтёры, неожиданно сменившие область деятельности на максимально близкую к политике… Анора уверена, что это не полный список.       В одном только нельзя сомневаться: он плетёт эту паутину не для себя. Живёт в разъездах, обедает то на дороге, то в паршивых тавернах, редко когда ночует во дворце — и то комната обставлена сдержанно, почти с аскетизмом, только сильверитовые кинжалы мрачно посверкивают рунными лезвиями с закрытых стендов, иззубренные и потёртые. Каждый из них отнимал жизни.       Анора помнит слова присяги, которую он произнёс, досадно оговорившись на фразе «служить короне». Она приказала не исправлять — ничего страшного, мало кто вообще помнит оригинал, а эльф просто ошибся. Простительно для такого, как он, не привыкшего быть в центре внимания лордов и леди… Он поклялся служить стране. Так, как и собирался. Ошиблась она, когда не стала поправлять, потому что присяга и её нарушение всё ещё что-то значили. Но теперь обвинить его было не в чем.       Через месяц после коронации советник Табрис без стука вошёл в личные покои королевы и положил на стол отчёт — два документа, предназначенные ей и никому более — ни слугам, обычно передающим сообщения, ни баннам. Первый содержал сводку о проделанной работе; Анора ужаснулась, читая его. Ей понадобился месяц, чтобы восстановить подобие шаткого равновесия во внешней политике. Работать приходилось практически одной, потому что банны, столь единодушно выступавшие против её отца на Совете Земель, теперь постепенно начинали плести свои интриги, как и всегда, — от них помощи ждать не стоило.       За тот же срок была налажена торговля с Орзаммаром и, через представителей, с двумя долийскими кланами; частично восстановлены шесть населённых пунктов, включая Лотеринг; казна пополнена за счёт паломников, направляющихся к храму Священного праха; войска передислоцированы на границу с Орлеем и ещё другое. Почти всё — его руками, тянущими за ниточки, его словами, передающими приказы, намёки или угрозы.       Это было бы великолепно, если бы не второй документ, попавший на королевский стол в обход приличий и Совета Земель. Проект, который должен был ослабить власть дворянского сословия и постепенно подводил к расформированию Совета.       «Власть — хрупкая веточка, Ваше Величество, — говорил советник Табрис, и пламя свечей злым золотом играло в его глазах. — Вам следует быть очень осторожной. После предательства отца так легко поверить в предательство дочери. К тому же, если вдруг всплывёт врачебное освидетельствование бесплодия…»       Весьма очевидное предупреждение.       Потом он уезжал по каким-то непременно важным делам, а Анора начинала судорожно искать рычаги давления, хоть самые незначительные. Что-то должно было найтись, но… Семья советника погибла во время битвы за Денерим, когда он решительно распределил войска между городскими стенами и башней, где состоялось сражение с Архидемоном. Эльфинаж фактически сравняли с землёй. Ещё удалось выяснить про «особые отношения» с рыжей лучницей из его отряда, но та как в воду канула, и найти её не удалось.       Были и ещё проекты, смелые до наглости. Некоторые из них казались усовершенствованными вариантами тех, что принимала или отвергала императрица Селина, известная своим реформаторским подходом к образованию. Документы ложились на стол королевы Аноры, обсуждались и пояснялись исключительно с глазу на глаз, а потом летели в камин. Как будто и не существовали до тех пор, пока, выбрав удобный момент, королева не записывала их своей рукой.       Ферелден медленно собирался по кусочкам, уже не совсем такой, как прежде. Чего стоило пропихнуть одну только идею военной академии для старшего офицерского состава — где это видано, чтобы командиров выбирали не по праву знатного происхождения, а за абсолютный талант, как Логэйна Мак-Тира, тем более — чему-то ещё пытались учить!       Всё это могло бы даже быть хорошо, если бы настолько не зависело от одного человека, ставшего средоточием власти без короны на голове. Если бы этот человек не пытался стереть вековые устои ради идеального «объединения» страны, или что там было в его ушастой эльфийской головке.       Анора вдруг различает движение в зеркале и слышит запоздалый шорох где-то за левым плечом. Ночной гость снова явился без приглашения; два месяца назад подобные финты заставляли её вздрогнуть. Теперь это кажется почти привычным.       — Ты не торопился, — замечает Анора, не оборачиваясь, только чуть наклоняет голову в сторону, чтобы получить лучший обзор. В зеркале видна почти вся комната.       Советник Табрис стоит прямо, как будто солдат на параде, хотя он никогда не был солдатом; камзол — серый с серебром, идеально чистый, как у любого из вельмож, но волосы слегка влажные, а глаза красные, как будто от многих дней недосыпа.       «Похоже, явился сразу, как только привёл себя в порядок, подумать только! — со злым ехидством думает Анора. — И какие же новости на этот раз?»       — Приношу извинения, что не успел к юбилею, Ваше Величество, — говорит советник, — Возникли определённые проблемы в Орзаммаре. Подданные Вашего Величества гораздо лучше подготовлены к реформам, тогда как королю Белену приходится прикладывать значительные усилия…       Почти все знают историю о том, как Табрис возвёл на престол короля-тирана, короля-реформатора. На самом деле, это больше легенда, чем история, но Анора верит, потому что как мог выбрать короля Каридин, никогда не видевший ни одного из претендентов? Скорее всего, ему было всё равно.       — Утром подробный отчёт будет лежать на Вашем столе, — продолжает тем временем Табрис, — А пока…       Он отворачивается, подбирает какой-то свёрток, до этого скрытый в темноте, медленно разворачивает его и церемонно опускается на одно колено. Анора, наконец, оборачивается и смотрит сверху вниз, изгибая губы в прохладной улыбке.       Табрис держит на вытянутых ладонях длинный меч из драконьей кости, руны золотятся на его лезвии. Это меч Мэрика — уже давно больше символ, чем оружие, но по-прежнему смертоносный.       — Простонародье говорит, что этот клинок погубил Архидемона, — замечает Анора, не торопясь принять подарок. — А что скажешь ты?       Дарриан Табрис поднимает голову и смотрит в глаза королевы, почти смеясь; иллюзия покорности и смирения распадается на мелкие осколки.       — Архидемона погубила ржавая железка, выпавшая из лап какого-то гарлока и случайно оказавшаяся рядом. Однако истории делают нас тем, кто мы есть, не правда ли, Ваше Величество?       Анора морщится, недовольная дерзостью, но без возражений принимает драгоценный клинок. Её история — это история о власти, и такой символ весьма уместен, вне всякого сомнения. И, быть может, если найдётся способ немного ограничить влияние Табриса, от него даже будет польза, ведь он показал себя совсем не дураком.       — Благодарю за подарок, пусть и запоздавший, — говорит она. — Завтра нам предстоит обсудить приказ, пришедший на Ваше имя из Вейсхаупта, но сегодня Вы свободны, советник.       Отъезд Табриса в Амарантайн кажется королеве Аноре достаточной отсрочкой, чтобы вернуть власть в свои руки.