Под небом Парижа

Дождь пошел неожиданно и сильно. Не прошло и пары минут, как Эдит и Элвис насквозь промокли. Опомнившись, они забежали в ближайшее здание. Им оказался небольшой ресторан, которых в Париже много. Пресли и мадам Пиаф привели себя в порядок в уборной, насколько это было возможно, а потом сели на скамеечку под лестницей на второй этаж. Сесть за стол в зале они не могли, поскольку тогда пришлось бы что-то заказать, а денег никто из них с собой не взял. И он, и она были уже довольно голодны, ведь оба не ели с утра ничего, кроме круассанов. Именно поэтому запах пищи не прибавлял им радости. Впрочем, влюбленным людям легче переносить голод, чем их собратьям, которые заняты более серьезными или неприятными мыслями. Элвис и Эдит сидели рядом и молчали, погруженные в мысли, которые оба боялись высказать вслух. Нет, ни один из них не боялся неодобрения или непонимания со стороны другого, просто некоторые мысли от произнесения становятся только хуже и непонятнее. Через стеклянную дверь сверкнула молния и через пару секунд прозвучал гром. Мадам и Пресли одинаково вздрогнули, потом встретились взглядами и улыбнулись. - Ты тоже боишься грозы? – спросил Элвис почти с радостью. - Да – сказала Эдит и нервно наморщила лоб. Грозы певица боялась с детства. Ей почему-то всегда казалось, что это Бог разгневался именно на нее и посылает гром, чтобы напомнить ей о смерти. Когда мадам Воробушек стала старше, она узнала, от чего возникает гроза, но избавиться от этого детского страха, ставшего подсознательным, так и не смогла. Резкая смена погоды и раннее вставание дали Эдит знать о себе болью в ребре. Она сморщилась еще сильнее и хотела отвернуться, чтобы Элвис ничего не заметил. Он взял ее за руку и посмотрел Эдит в лицо. Какой-то древний, как мир инстинкт подсказал Пресли, что делать.. Он протянул к мадам вторую руку и легко прижал ее к больному ребру женщины. Сначала Эдит почему-то испугалась, но потом ее сердце забилось еще сильнее от этого прикосновения, но теперь уже от счастья... - Спасибо – сказала она. Эта фраза прозвучала странно и неуместно в хрупком любовном коконе, который уже начал свиваться вокруг него и ее в этот день. Элвис вздрогнул и отдернул руку. Только сейчас он понял, что происходит. Эдит посмотрела на него и рассмеялась. Пресли помолчал и спросил: - Это ведь ты Элен ко мне послала? Ни за что не поверю, что она пришла сама. - Да, это я. Ты сердишься? - Нет. Я конечно злился сначала, но потом подумал, что это была отличная затея. Как ты только додумалась до такого? - Я сама уже не помню. Что-то вроде озарения. - Так вот какой у тебя талант...Притягивать к себе рыбок-мужчин. - Эти рыбки иногда оказывались акулами. - А я кто? - Ты... рыба-клоун, наверное. Элвис рассмеялся: – Ну спасибо. - Не смейся.Я читала про рыб-клоунов. Они не только пестрые и смешные. Они добрые и храбрые. - Ты никогда не хотела побыть рыбой? Совсем ненадолго. - Ну... Я бы хотела побыть птицей. - Летать и срать на всех? - Фу, какой ты. Хотя, ты знаешь, кое-кто это заслужил и я бы не отказалась от личной мести. - Как же есть хочется, - сказал Элвис после минутного молчания. - По-моему, дождь уже кончился. Пойдем ко мне, Элен уже наверняка что-то приготовила, – ответила Эдит. Как мадам Пиаф и думала, дома их ждали яйца всмятку и поджаристые хлебцы к ним. Элвис сначала удивился такому необычному для Франции обеденному блюду, но потом нашел его намного лучшим, чем обычный французский обед. После еды Пресли с Эдит пошли в ее небольшую библиотеку. Читать Элвис никогда особенно не любил, но разбирать книги вместе с Эдит и слушать ее рассказы было просто чудесно. За все время ни он, ни она ни разу не произнесли слова «люблю» или «любовь». То, что это было именно это чувство, было слишком очевидно… Моя посуду на кухне, Элен слышала обрывки разговоров в библиотеке. Женщина от всей души желала Эдит найти наконец свое счастье. Ведь если любимая хозяйка будет в надежных руках, тогда она, Элен, сможет наконец заняться своим счастьем. Ведь ей еще тридцать пять, не все потеряно.. Погрузившись в мечты, Элен едва не разбила тарелку, но даже это восприняла как нечто несущественное и продолжила весело насвистывать.