Подворье кровоточащего сердца

- Можно отложить переезд? - Вечно у тебя что-то на уме! Ну хорошо, – Брана посмотрел на своего любимца с извечной иронией в глазах. - Назови хоть одну достойную причину, и я сделаю так, как просишь. Крис исчез в неизвестном таинственном направлении, зато порог загородного особняка переступил лорд Брана в компании своего редактора. И пока Кеннет отдыхал с дороги, мистер Фассбендер ввёл Тома в курс дела. - Он согласен. Даже не так, он почтёт за честь, если вы доверите ему свою рукопись. Хотя, Вильсон не верит до конца, что автор столь молод. Уверен, что вы умудрённый сединами старик. Том позволил себе улыбнуться, хоть и сидел словно на иголках. - Наверное, стоит разубедить вашего друга. - О, да. Хотел бы я увидеть его лицо! Лорд Брана собирается вернуться в столицу завтра. Как понимаю, вы поедете с нами? - Я не... не могу дать вам точный ответ прямо сейчас. - Надеюсь, что поедете. Вильсон надеется пообщаться с вами тет-а-тет. - Что, простите? - Я имею ввиду, в живую. Так проще обсуждать рабочие моменты. Вот и сейчас Том пытался придумать повод, чтобы отложить поездку в Лондон ещё на один день. Получалось очень невразумительно. - Театр, конечно, забавная идея. Нужно многое обсудить. Но издали решать подобные вопросы неудобно. Несмотря на все технические достижения, ещё не придумали аппарата, который смог бы моментально передавать человеческую речь. А вести дискуссии при помощи телеграфа – сущее мучение! – Кеннет оправил идеально севший по фигуре сюртук. - Ты же сам говорил, что Лондон тебя вдохновляет и стимулирует. Дело решённое! - Да, но… - Том так расстроился, что не мог ничего сообразить. - К тому же, на Пикадилли тебя ожидает подарок. - Подарок - это замечательно, – горестно протянул юноша. Но Судьба последнее время была благосклонна к смелым влюблённым. *** Томас спускался по боковой винтовой лестнице, окантованной коваными перилами. Сердце юноши забилось часто-часто. Он осторожно ступал по узким ступенькам, лишь бы не свалиться на подгибающихся ногах. В парадном у самых дверей стоял Крис. Он разговаривал с одним из лакеев. Словно ретивый жеребец, переступал с ноги на ногу. Вот он поднял глаза, едва заметно улыбнулся. - Милорд, добрый день. - Добрый день. Как ваши дела? Разрешились? – только и смог выдавить Том. Что ещё он мог себе позволить при свидетелях? - Отчасти. Вот их наконец-то оставили одних, всего на пару коротких мгновений. Зачарованными мотыльками они замерли всего в нескольких сантиметрах друг от друга, не в силах коснуться. Ведь в любой момент их единение могут нарушить. - Я уезжаю, а ты наоборот, приезжаешь. Словно игра в шахматы. - По-другому и не скажешь, – невесело усмехнулся Крис. - Когда ты вернёшься? - Не знаю, не могу сказать точно, – глаза Тома заволокло пеленой отчаяния. – Крис, послушай… - Милорд? Ваш плащ. Хиддлстон испуганно вздрогнул. Отступил на шаг. - Благодарю, мистер Виндзор, – взял плащ. Из скованных напряжением рук выскользнула перчатка. Тут же бросился поднимать. Но Крис оказался проворнее. Подобрал тонкую полоску мягчайшей бежевой кожи, подал её Тому. Мистер Виндзор, что наблюдал за происходящим со стороны, с возмущением заметил, как Хемсворт сгрёб своей лапищей тонкие пальцы юного лорда, заметил и то, как юноша мило зарумянился щеками. Опустил глаза и всё смотрел на зажатую в руке перчатку. Шепнул тихое: «Спасибо». Кое-как справившись с собой, вновь заговорил. - Я сделаю всё возможное, чтобы… не томить Бурю в конюшне уж очень долго. - Хорошо, милорд. - Мистер Хемсворт?! Я как раз хотел переброситься с вами парой слов. Томас, дорогой мой, ты тоже здесь? Небывалая пунктуальность! Бедный юноша побледнел до синевы от смущения. А мистер Виндзор пронаблюдал преинтереснейшую картину. Пока лорд Брана, в свойственной ему шутливой манере, отчитывал юного лорда, Хемсворт неотрывно следил за ними. И стоило мальчику стыдливо опустить глаза, как конюх шагнул вперёд, лапы его сжались в кулаки, а его обычно благодушную физиономию на мгновение передёрнуло зверской гримасой. Но он сдержал себя и покорно отступил. Хотя, вид его теперь был хмурым, почти злым. Так-так, интересно. - Как там наш Цезарь? - Вполне доволен жизнью, Ваша Светлость. - Прекрасно-прекрасно. Я вот о чём подумал… - Брана с Хемсвортом шли впереди, следом спускался Фассбендер, Томас же безо всякого энтузиазма замыкал процессию. Очень интересно. Когда карета господ тронулась с места, а экипаж для прислуги ещё не подали, у Виндзора было время поразмышлять и всё прикинуть в уме. Он покосился на Хемсворта. - Если тебе есть, что сказать – говори, – не отрывая взгляда от дороги, проговорил старший конюх. Виндзор убедился, что лакеи разошлись, а камердинер лорда Браны ещё не появился, и тихо заговорил. - Если ты решил соблазнить молодого хозяина ради денег или влияния, берегись! Я самолично прослежу, чтобы тебя вздёрнули! Да на верёвке покрепче. - Ого, какой кровожадный. Смотри не обрежься о свой острый язык, – Хемсворт глянул на камердинера, вдруг скривился и захохотал. – Мерзкая ты скотина, чего удумал?! - Кто знает, на что готов пойти австралиец ради выгоды? Хемсворт оскалился, от души плюнул ему под ноги. - Паршивый английский ублюдок. - Никчемный плебей. На этом они и расстались. *** Мистер Вильсон Барретт* был точной копией лорда Браны, только ещё более эксцентричной и несдержанной. Фонтан красноречия сменялся вычурными жестами. Вдруг наступала апатия, и он падал в кресло, отчаянный и смирившийся, будто бы назавтра назначили его казнь. Затем выхватывал из толстой записной книжки какие-то обрывки, зачитывал цитаты, принимался декламировать их с экспрессией в разных настроениях. - Это хорошо! Сильно! То, что нужно. А вы? Что вы думаете?! Ну же, первое, что приходит на ум?! - Пучина? Паутина? Что-то липкое и неприятное? – с сомнением осторожно предлагал Томас. - Не спрашивайте. Утверждайте своим голосом, своим словом! Хиддлстон уже не первый час то в страхе вжимался в кресло, то облегчённо выдыхал и с удовольствием продолжал беседу. Даже не беседу, скорее монолог. Но в целом, он был от мистера Барретта в благоговейном ужасе. Это был самый неспокойный человек, которого Том когда-либо видел. Но при этом он словно хирург отсекал идеально отточенным скальпелем всё лишнее и расставлял акценты в правильных местах. Встреча проходила в «Беркли», и, когда Барретт принимался бушевать слишком сильно, Фассбендер отвлекал его внимание, остужая страсти. - Актёрский состав обговорим позже, тоже с музыкой и костюмами, но в целом, что вы думаете об этом? – режиссёр около получаса вещал, переставляя солонки и приборы, выстраивая сцену и перечисляя эпизоды, которые желает видеть в постановке. - У вас удивительное воображение и прекрасное пространственное мышление, – медленно, с расстановкой заговорил Том. Он быстро сообразил, что угомонить именитого драматурга можно лишь похвалой, граничащей с лестью. – И я бы очень хотел увидеть, как вы воплотите в жизнь эти намётки. Мужчина глубоко вздохнул. Резко смял в кулаке скатерть и замер так, с закрытыми глазами. Окаменевший комок нервов. - Вам нехорошо? – забеспокоился Томас. - О, нет. Наоборот, – мужчина резко поднялся. Сжал обеими руками руку Тома, затем пожал руку Фассбендеру и удалился, бросив у дверей: «Счёт мой, господа!» - Выпьем? – предложил редактор, когда устроенный его другом переполох сошёл на нет. Том не стал отказываться, он был слишком взбудоражен. Когда-то ему на глаза попала статья о нецелесообразности сумасшедших домов, ибо одни умалишенные делятся своим безумием с другими, ещё больше усугубляя их моральное состояние. Вот и теперь Тому казалось, что мистер Барретт поделился с ним своим помешательством. Но как ни странно, сие его только раззадорило! *** Мистер Барретт стремился, чтобы Томас участвовал во всём, вникал в каждую деталь, осознавал каждую мелочь. И юный лорд с удовольствием участвовал, вникал и осознавал. Теперь он мог быть не только зрителем, теперь он почти чувствовал себя создателем. Был и внутри, и снаружи. Конечно, всё происходило не так сложено и успешно, как представлялось поначалу. Особенно ярко Том ощутил это, когда провел несколько дней, наблюдая за прослушиванием. У мистера Барретта был свой театр и своя труппа, но ему категорически не нравился исполнитель главной роли и исполнительницу второго плана он тоже хотел заменить. В труппе мистера Барретта было всего две женщины, одна помоложе, милая и хорошенькая, но голос её был слишком тихим, вторая же была постарше, тоже приятной наружности, но она не подходила типажом. В конце первого дня, долго и изматывающего, Барретт закончив совещаться со своим помощником, обратился Томасу. - Что вы скажите? Хоть одна из девушек вам приглянулась? Том долго подбирал слова и всё пытался придумать, как выразить свои мысли поделикатнее, но Барретт оборвал его потуги очень знакомой фразой, кою однажды, очень давно сказал ему Крис: - Говорите прямо. - Все дамы были довольно милы. - Милы? Мы же не кабаре, лорд Хиддлстон. - Пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени. - Я буду звать «сэр Томас» и покончим на этом, – прозвучало несколько грубо, но Том не обратил на это внимания. Он всё всматривался в тёмные глаза режиссёра и пытался понять, что тот хочет до него донести. – Милое лицо – только половина дела. Мы можем подчеркнуть румянами щёки, утянуть талию или наоборот наложить подкладки, если девица слишком худа. В лице, в фигуре должна быть экспрессия. У вас же есть образ. Чёткий образ каждого персонажа? - Да, конечно. - Так следуйте ему, – Барретт отклонился, упёрся в спинку кресла, заговорил размеренно. - Актёры, они… Как манекены. Безлики! На их лицах можно нарисовать всё, что угодно, обрядить в платье эпохи Людовика Солнце или в кольчугу крестоносца. Но вот что будет под этой кольчугой, это уже ты сам должен рассмотреть. - Но зачем тогда все эти утомительные прослушивания? Барретт пожал плечами. - Чёрт их знает. К примеру, я нашёл Колина, когда он устроил совершенно непристойного вида скандал в винном салоне, где я обычно пополняю свои запасы. И кто бы тогда мог подумать, что этот мелочный фигляр, будет так великолепен, играя великих королей и богов?! А Николас? Нищий студент, который пришёл к нам в надежде немного подработать капельдинером, оказалось, может сыграть вообще кого угодно. От измождённого аптекаря из «Ромео и Джульетты» до отважного Спартака! Всё здесь, - Барретт постучал пальцем по виску, потом коснулся левой груди. – Здесь. Лицо, фигура… Всё не важно. Том вдруг вспомнил кое-что. - Прошлой зимой я был в Вене. Там давали оперу о славном герое и его возлюбленной. И героя играл невысокий, довольно полный человек, кажется, он едва доставал Изольде до уха. Но то, как он пел… - Вы, наверное, очень быстро позабыли, что он - маленький толстый бюргер? - Да. Да, так и есть. Это было восхитительно! И не только я один поддался его очарованию. В конце, когда влюблённые погибают, все дамы, что находились в нашей ложе… - Рыдали навзрыд? - …были крайне опечалены, – деликатно закончил Томас. Барретт усмехнулся. - И так? - Ни одна из приходивших сегодня девушек, не подходит, – тихо, но твёрдо ответил Том. - Будем искать дальше. Надеюсь, увидеть вас завтра. - О, да, кончено. Я приеду! Жизнь незаметно начала набирать стремительные обороты. Томас часто посещал обиталище мистера Барретта. Проводил в театре почти весь день, а после с удовольствием прогуливался по широкой, оживлённой Оксфорд-стрит, усыпанной лавками со сладостями, книжными магазинами и милыми маленькими кофейнями. Было множество организационных вопросов, которые то и дело выскакивали в самый неожиданный момент. С которыми в большинстве своём успешно справлялся помощник режиссёра, мистер Лоу. Но были моменты, когда мистер Барретт был слишком занят, а власти Лоу не хватало. И тогда в игру вступал Томас. Его мягкое обхождение и приятные манеры не оставляли никого равнодушным. Быстро уяснив урок, который ему преподал Барретт в первый день их сотрудничества, Том заставил себя отбросить стеснительность и научиться говорить твёрдое: «Нет». Отстаивать своё мнение и при этом сглаживать конфликты. На его стороне была некоторая власть и совершенно незначительного размера авторитет. Но после одного неприятного инцидента, в труппе его приняли безоговорочно и с большим воодушевлением. Том уже собирался уходить, когда дверьми небольшой гримёрной, что ему выделили в качестве кабинета, зазвучала громкая ругань. Кто-то закричал. Послышались торопливые шаги. Хиддлстон выглянул в коридор, но скандалисты уже удалились по направлению к сцене. Томас тоже направился к залу. Единственным, что мистер Барретт требовал от своих актёров, когда в театре появился юный аристократ, - бранно не выражаться и вести себя достойно. И если кто-то опустился до таких выражений, значит дело из ряда вон выходящее. Когда Том появился на пороге одной из боковых дверей, ведущих в концертный зал, перед сценой завязалась настоящая потасовка! Несколько рабочих сцены, грубоватых крепких мужичков, усердно лупили двоих доходяг. Одна из актрис рыдала на груди костюмерши. Мимо Тома протиснулся мистер Лоу и, не разбирая, кто прав, кто виноват, нырнул в гущу событий. Хиддлстон очнулся, попытался было призвать драчунов к порядку, но не тут-то было! Тогда он кинулся в оркестровую яму, сбросил с японского гонга чехол и ударил по центру бронзовой пластины. Грохот поднялся страшный! Драчуны тут же поутихли, кто-то даже пригнулся, опасаясь, что потолок осыплется им на головы. Томас вышел из оркестровой ямы. Он всё так же сжимал в руке бамбуковую палку и со всей своей очаровательной свирепостью требовал объяснений. Оказалось, мисс Доррит** привела на репетицию своего ухажёра, который по странной случайности оказался репортёром. С ним же пришёл и фотограф. Чей фотоаппарат, в совершенно плачевном виде, валялся у кресел первого ряда партера. Вызвано такое недовольство было тем, что журналист принялся задавать очень неделикатные, неприятные вопросы мистеру Никльби***. На что молодой человек отвечал нехотя, а потом и вовсе попросил газетчиков уйти. Но те насели на него с удвоенным энтузиазмом. Когда разговор уже пошёл на повышенных тонах, рабочие, что устанавливали эскизы декораций, решили вступиться за парнишку. Ну и понеслось. Выслушав обе стороны, Том хотел было выпроводить репортёра с подручным вон, но тот его опередил. - Как понимаю, вы – автор пьесы? У которой ещё нет даже названия. - Название у пьесы есть. - Да? Прекрасно. Скажите, пожалуйста… - Если вы хотите что-либо узнать, обратитесь к мистеру Лоу, - Том указал на человека в клетчатом твидовом пиджаке, с разбитой губой. - Мы и так знаем достаточно. А вам известно, что в вашей труппе служит человек, опорочивший имя своей семьи подлогами и мошенничеством? Том взглянул на мистера Никльби. Молодой человек оправлял одежду и был очень бледен. Возможно, всё было так. Возможно, этот Николас, и правда, был мошенником, но отчего-то Томас чувствовал, что должен вступиться за него. Сейчас. Перед всеми этими людьми. Правда – вещь относительная, её лучше выяснять при меньшем скоплении народа. - Это не имеет… - Это ложь, милорд! И я готов это доказать! - В этом нет необходимости, – Том вновь посмотрел на нахального репортёра. - Только человек с чистым сердцем и незамутненной душой может играть персонажей, коих играет мистер Никльби. Достоинству у проходимца взяться неоткуда. А теперь, джентльмены, потрудитесь объяснить по какому правы вы явились сюда, на закрытую репетицию, и ещё смеете порочить актёров своей гнусной ложью?! Томас заметил, что фотограф подобрал свой аппарат и теперь возится со вспышкой. Репортёр только открыл рот. Он собирался тянуть время, это было слишком очевидно. - Вон отсюда, пока за вас не взялась полиция! – рявкнул Хиддлстон. Потом повернулся к одному из рабочих, - Шеннон, если вас не затруднит, будьте так любезны, укажите этим джентльмена, где здесь выход. - С удовольствием, милорд. Когда за газетчиками закрылись двери, воцарилась тишина. Которую нарушили нарастающие аплодисменты. Все присутствующие, вплоть до рыдавшей недавно актрисы, смотрели на Тома с удивлённым восхищением. - Браво, - шепнул мистер Лоу и сердечно пожал ему руку. Томас вдруг смутился и тихо буркнул: - Я не дам вас в обиду, – и поскорее сбежал, спрятавшись в своём кабинете. Тихо отворилась и затворилась дверь. - Вы достойно выступили. Хотя и несколько экспрессивно, – мистер Никльби помог Тому облачиться в удлинённый сюртук. Юный лорд был словно комок нервов и никак не мог совладать с дрожью, что охватила всё его существо. - Мистер Барретт вам доверяет и ценит вас очень высоко. Остальное не имеет значения. Том не знал, верно ли он поступил. Но видя, как актёры и персонал театра относятся друг другу, не мог поступить иначе. Он уже стал частью этой странной, фееричной семьи. - Мистер Барретт знает о моих делах. Поверьте, я никаким образом себя не позорю. И вас тоже. - Я верю вам, – Том попытался улыбнуться. Но его всё ещё немилосердно потряхивало от волнения. - Что с вами? - Скандалы, публичные выяснения отношений... Мне невыносимо всё это. - Вы вели себя очень уверенно. - Я чуть не умер от страха! - Значит, вы хороший актёр. Все поджигатели войны перед вами трепещут. Хиддлстон воззрился на Николаса. Мистер Никльби улыбался светлой улыбкой человека, уверенного в своей правоте. Он не заискивал, не пытался понравится. - Держитесь гордо. Вы свершили доброе дело. Спасибо. Томас недоверчиво улыбнулся. Привёл себя в должный вид. Пожелал доброй ночи и направился к дверям. Странный день. Всего лишь раз поддавшись чувствам, Том обзавёлся уважением и полным доверием со стороны поклонников Мельпомены и, кажется, разглядел в мистере Никльби нового друга. Но всё же следует держать себя в руках.