Подворье кровоточащего сердца

Окна наглухо закрыты, камины непрестанно пылают, распространяя убаюкивающее тепло, а в стёкла стучится бесконечный дождь. То моросит, то срывается ливнем. Ощущается приближение осени. Горьковатый воздух, пропитанный озоном, пробирается в жарко натопленные комнаты в те редкие минуты, когда открывают окна. Хочется свернуться в уютном кресле, по самый нос укутавшись в колючий плед, и потягивать ароматный крепкий чай, полистывая книги, на которые обычно не хватает времени. Погрузиться в мир грёз, полудрёмы. Но для этого ещё будет время. - Я знаю, как нам разбавить красками этот дождливый день! Вызвали кеб и окунулись в сырость серого камня. Была у английского дождя такая особенность, скрывать в своих струях весь мир. Город исчез, остался только бесконечный стук капель о мостовые и крыши домов. Мимо пробегали редкие прохожие. Словно спинки жуков, чернели плащи-макинтоши и зонты. Кеб въехал на широкий двор. Здание с колоннами, изваяние джентльмена в длинном сюртуке. Величественные лестницы, укрытые ковровыми дорожками. В залах музея практически никого не было. Служители и несколько молодых людей с мольбертами - студенты Академии художеств. Хемсворт с интересом озирался вокруг. Он предполагал, что Томас предложит нечто подобное. И задумка эта пришлась ему по вкусу. На некоторые картины Крис фыркал, перед некоторыми надолго останавливался. Всё-таки непривычно вот так запросто смотреть на обнажённых людей. То, что порицалось за стенами музея, здесь воспевалось. Все эти нимфы и голые богини, тонкокостные юноши и атлеты с напряжёнными мышцами могучих тел, едва прикрытые едва приметными тканями. Удивительное запечатление момента. Как фотокарточки, только гораздо глубже. Момент рождения, момент радости, любви. Мгновения смерти, страдания, страх. Бушующие стихии и кровопролитные битвы. Буйные оргии с множеством элементов, фрагменты лиц, тел, поз, выражений. Одиночество тихой комнаты, где у окна сидит бледный юноша. Он весь подался вперёд, будто за окнами происходит что-то невообразимое! Но там всего лишь соловей, что выводит свою дивную трель, сидя на розовом кусту. - Как поживает наш Дамаск? Они как раз остановились у большого полотна, изображавшего гнедую кобылку с жеребёнком.[1] - Прекрасно. Хулиганит, разбрасывает сено, кусается, задирает взрослых жеребцов, а потом прячется за мамку. - Подлецом растёт?! Как же ты это допустил? - Допустил? Я ему что, отец родной? Да и вообще, попробуй, подойди к любящей матери, когда этот пострелёнок вокруг неё вьётся. Враз затопчет! Томас только посмеялся над жалобами друга. Но весёлость его быстро исчезла. Теперь перед ними развернулись картины иного настроения – укрощение вставшего на дыбы коня и наступление лёгкой кавалерии.[2] - Ты часом не болеешь идеей встать под ружьё? – Крис глянул на Тома через плечо. - Нет. Война – последнее дело, к которому я хотел бы быть причастным. - Разве знатным особам не полагается вести за собой полки? - Да, пожалуй… Мой дед воевал в Индийских колониях. Был метким стрелком. Конечно же, не простым пехотинцем. Сипаи[3], над которыми он главенствовал, назвали деда Великим белым охотником. Говорили, перебил немало и тигров, и людей. И своих и чужих. Он был человек крутого нрава, и если военное дело так черствит сердце, я в жизни не возьму в руки оружие. Крис некоторое время молчал, потом всё же решился спросить. - А твой отец? - Он был дипломатом, послом во Франции, - Томас говорил на удивление спокойно. А после и вовсе улыбнулся, - oднажды он привёз из Парижа не только кипы бумаг и головную боль, но и прелестную француженку, леди от макушки до кончиков её расшитых туфелек. Так нам говорила няня, - лицо юного лорда омрачилось лёгкой тенью. – Ещё няня говорила, что она обменяла свою жизнь на мою. - В смысле, обменяла? - Мама умерла при родах. - Очень жаль. Но это глупость. То, что говорила твоя няня. Старой ведьме стоило бы держать язык за зубами. - Она не была старой, а вот насчёт ведьмы, тут ты прав, - Томас вновь улыбнулся, стряхнув с себя отголоски мрачных воспоминаний. «Интересно, отчего их рассудительный папенька-дипломат так опустился? Не смог договориться с самим собой? Или помутился рассудком от горя, и возненавидел сына, отнявшего у него супругу своим появлением на свет?» - Пойдём, эти военные пейзажи навевают неприятные мысли, - Крис взял его за руку и повёл в другой зал. Хемсворт пришёл в громкий восторг от полотен русского живописца, изображавшего изменчивость морской стихии[4]. Нежность и кротость, буйство и неукротимость необъятного океана. Том оставил Криса с океаном наедине. Присел на скамью. Перед глазами разворачивался «Последний день Помпей». Смотреть на эти ужасы не хотелось, и Том искоса поглядывал на своего друга. Крис ходил от картины к картине, рассматривая изображения с разных ракурсов. Его не интересовали ни названия, ни история, ни автор. Он, не стесняясь, утолял своё любопытство, склоняя голову то так, то эдак. К одним полотнам подходил совсем близко, от каких-то наоборот отходил на несколько шагов. Пожалуй, в этом было истинное восхищение, когда зритель в работе художника пытается уловить все нюансы, которые тот хотел изобразить. Естественно, Крис не знал, какой символизм любимые томовы прерафаэлиты вкладывают в букетик фиалок, что герой небрежно держит в руке или в пронырливого зверька, горностая, что вьётся у ног целомудренной дамы. Но он видел красоту и гармоничность композиции. Приятно грело душу, что им по вкусу примерно одни и те же художники и картины. «Наверное, чтобы по достоинству оценить работу, нужно и, правда, быть дикарём. Туземцем с тропического островка, с незамутнённым благами цивилизации и знаниями разумом,» - думал Томас, пока разминал ноги и незаметно оправлял одежду. Хемсворт никак не мог оторваться от лица тонущей в пышных, воздушных подолах юбок, Офелии. Томас встал у его плеча, заговорил тихо: - И одеянья, тяжело упившись, Несчастную от звуков увлекли В трясину смерти.[5] - Все картины, все песни и стихи говорят о смерти. Почему так? Почему бы не слепить из неё статую, вроде тех голых гречанок? Зачем изображать смерть? - Может быть, натурщица не хотела обнажаться? Этот стиль воспевает целомудрие. Иносказания в деталях. Практически все сюжеты отмечены драматизмом. Крис посмотрел на Тома, потом вновь вперил взгляд в глаза девушки, выписанные удивительно точно. Свет жизни уже угас, и теперь какая-то неведомая сила манит её за грань Бытия. - Веселящаяся во ржи селянка была бы лучше. Или просто цветы в вазе. - О, цветы в вазе тоже могут быть разными! Томас очень воодушевился. В следующем зале балом правил цвет и форма. - Какая странная… мазня. Здесь были солнце и море. Подсолнухи. Ирисы. Небо. Поля. Бархатная ночь. Звёзды. Кафе. Домишки. Разноцветные поля. Яркие, насыщенные цвета, отчего-то зарождавшие в душе некий трепет. Зачатки восторга. - Такие мостики перекрывают каналы Амстердама,[6] - с интересом подметил Крис. - Художник как раз оттуда родом. Тебе нравится? - Не знаю… Наверное, да. Определённо лучше той умирающей девицы и дерущихся греков без штанов. - Какой ты критикан, однако! – веселился Томас. Его самого восхищали работы безумного голландского мастера. Насытившись цветом и образами, молодые люди направились к лестнице. - Давай займёмся чем-то более приземлённым. - Чем же, например? – вопросил Том с улыбкой. - Идём в самый роскошный ресторан. Я угощаю. - Хм, но для самого роскошного нам придётся вернуться домой и переодеться. - Переодеваться к обеду? Мы же не Букингемский дворец собираемся. Так, пропустим по паре рюмочек. - Этого никак нельзя. Только во фраке и только при бабочке. Помнишь «Савой»? – Крис изобразил такую трагическую гримасу, что Томас поспешил его успокоить. - Есть одно приличное заведение, куда пускают и без вечерних костюмов. - Шикарное? - Да, вполне. Там есть белый рояль. - Чего же мы ждём?! Когда кеб тронулся с места, Том поинтересовался, чего это Криса так потянуло на изыски. - У меня полные карманы денег. Надо их поскорее просадить! - Но зачем? - Я выиграл их пару дней назад… Не совсем честным путём. - Ты что, жульничал?! - Нет. - Тогда… - В карты мне всегда везёт. И в кости. Если знаешь, что победа за тобой, игра получается не совсем честной, верно? Томас, до этого напряжённо сверливший друга взглядом, вздохнул с облегчением. - Ты же это не серьёзно. Хемсворт был сама серьёзность. - Звучит несколько неправдоподобно. И… Ты никогда не говорил, что увлекаешься азартными играми. - Я и не увлекаюсь. Мне просто везёт. Оттого и играю только в случае крайне нужды. А в этот раз парням за покерным столом не хватало четвёртого игрока. - Ты, конечно же, сопротивлялся, как мог, - Тома забавляла эта история, и серьёзность, с которой Крис её излагал. - Кончено, дело чуть до драки не дошло. - Может быть, сыграем сегодня? «По маленькой» в преферанс или в вист? Крис ответил неожиданным вопросом: - Ты играл с лордом Браной? - Играл. Удивительно, насколько он азартный человек… - Как-то раз он проиграл мне тысячу фунтов. Глаза Тома стали размером с десертные блюдца. - И как же?... – благоговейным шепотом поинтересовался он. Это была чудовищная сумма! - Как настоящий джентльмен и человек слова, он выплатил всё до пенса. Помолчали. - Я не буду с тобой играть. Тем более, на деньги, – с расстановкой проговорил Крис. - Ну, хорошо. Тогда может быть на желание? Конюх нехорошо так ухмыльнулся. - Я подумаю. Хиддлстон только успел подозрительно сощуриться, как экипаж остановился перед отелем «Cafe Royal». - Несите самое дорогое и вкусное. И бутылку шампанского, тоже самого французского и игристого. - Потише. На нас уже оборачиваются. - Пусть посмотрят. Как можно сидеть над куском вкуснейшего мяса с такой кислой миной?! - Они, наверное, думают, что ты американец, - озорно шептал Томас. - Ты говорил, американцы - невежественный народ, значит, я имею право похулиганить. Мне, как американцу, - мальчишка захихикал, - это дозволяется! Они бы так и веселились, но вот к столу подошёл метрдотель. Том ожидал, что их попросят вести себя посдерженнее, но служивый сообщил, что его желает видеть некая леди. - Ведите её скорее сюда! – отсалютовал бокалом не на шутку разошедшийся Хемсворт. Томас хотел было укорить его, но заметив, как метрдотель забавно дёрнул усами от возмущения, и чуть не взвыл от смеха. Правда, вся весёлость его исчезла, когда к их столу подошла молодая дама. Она чинно ступала в своих чрезмерных мехах, припорошенных едва приметной дождевой моросью. Том тут же поднялся. Крис последовал его примеру. - Здравствуй, Томас, - девушка улыбалась прохладной улыбкой. - Ты хорошо выглядишь, настоящий джентльмен. - Ты тоже… Ты выглядишь очаровательно. Небрежным наклоном головы, дама приняла комплимент. - Хотела сообщить, что уезжаю в Индию. Ты знаешь, после некоторых событий, я не могла написать. - Миледи останется? – поинтересовался метрдотель. - Нет. Это всё. - Постой, - Томас пытался говорить как можно мягче. - Уверен, у тебя есть несколько минут. - Несколько минут? Хорошо. Но не больше. Девушка разоблачилась, и Том, извинившись перед Крисом, повёл её на крытую террасу. Здесь курили трое джентльменов, но заметив приближающуюся пару, быстро закончили и ушли. В иллюзорном уединении, Эмма позволила Тому взять себя за руку. Заговорила резко и торопливо. О муже, о детях, о Саре, их старшей сестре, что стала холодной и жёсткой, презрительной и безразличной ко всему, о предстоящем отъезде… - Я просто хотела повидать тебя. Но… Прости, я не могла написать. Теперь бываю в Лондоне лишь под надзором его строгой матушки. Кажется, она подозревает каждую особу женского пола во всех самых тяжких грехах! Но в прошлый раз мне удалось выкроить полчаса, чтобы съездить к вам, на Пикадилли. К сожалению, не застала тебя, но один приятный молодой человек сказал, что ты бываешь в «Рояль»… Я бы не успела во время… Видишь, я теперь настоящая шпионка, - Эмма улыбнулась несмелой улыбкой. И резко отвернулась, прижимая к губам платочек. Через несколько вздохов девушка всё же совладала с собой. Вновь посмотрела на брата. - Естественно, в театр я не могла отправиться. Но как бы мне хотелось… Том, это же такое счастье! Я бесконечно рада за тебя! Томас пропустил мимо ушей её призрачные щебетания и восторги. - Я могу сделать хоть что-нибудь? – он едва держал себя, чтобы не схватить её в объятия. Потом крепко-крепко взять за руку, посадить в экипаж и умчать за самый горизонт. Подальше от их безликого общества и его бездушных правил. Том взял сестру за плечи, легко сжал. - Да, можешь, – девушка смотрела на брата большими, некогда такими же яркими, ясными глазами, как у него самого. - Будь счастлив. И… Постарайся забыть о нас. - Что ты такое говоришь? Нет, милая, я приеду к тебе. А насчёт Сары… - Нет! Нет. Не нужно. Я не вынесу, если ты узнаешь, в каком положении я сейчас нахожусь. - Твой муж дурно с тобой обращается? - Нет. Всё хорошо. Я живу в достатке, ко мне хорошо относятся. У нас с дочкой собственный маленький мирок… Я назвала её Мадлен. - Как маму? Эмма кивнула. - А как же Никки? - Ох, Никки… Он влюблён в отца, и не замечает, как тот лепит из него злое, страшное существо. Том, они… Лорд Горинг[7] собирается взять Никки с собой. Я умоляла оставить его здесь, со мной. Но… Теперь мы едем все вместе. - Собирается сделать из мальчика настоящего колонизатора и рабовладельца? ...Прости, я не должен так… - Ты прав. Так и есть. Девушка немного успокоилась. Видимо, давно смирилась с участью, что была ей уготована. Рассеянным взглядом прошлась по каменным вазам, что украшали террасу. Посмотрела в зал. Позолота и канделябры, белый рояль и… - Твой друг слишком… шумный, чтобы быть членом клуба, – Эмма посмотрела на брата, и в её глазах мелькнула тень той прежней Эммы, что была своевольна и весела когда-то. - Он… Крис - искатель приключений из Австралии, - Том не хотел ей врать. Ему претила ложь. Ему хотелось оказаться на Трафальгарской площади, залезть каким-нибудь немыслимым способом к Нельсону на макушку и прокричать на весь свет о своей любви. О светлом чувстве, что переполняет его сердце. Окрыляет, окрашивает мир в яркие, глубокие оттенки, словно на картинах того безумного голландца. Но тут же на ум приходят мысли о любопытных, жадных глазах. О законах и общественной морали, что жестоко порицает такую форму любви. Страх смывает всё желание делиться с кем-либо своей тайной. Тайна, чудесная, словно пичужка, что спрятал под пальто зимней порой. Птичка, пригревшись, робко возится и поводит головкой у самого сердца. Это только наше, и никого не касается. - Вот как. Том отогнал наполненные горечью мысли и ответил так, как и должно отвечать мужчине в подобной ситуации. - Он надёжный товарищ, и… И кажется, моё присутствие ему тоже в радость. - Хорошо, что ты нашёл человека себе по душе. - Может быть и тебе найти? Я имею в виду… - Мужчину? – девушка повела бровью. Томасу было неловко говорить о постельных делах, тем более об адюльтере. Тем более с родной сестрой! - Нет, дорогой, я не могу. И дело вовсе не в моей вере в святость брака, - леди Горинг расправила плечи. Взяла Тома под руку, - Пойдём. Нехорошо заставлять твоего австралийского друга столько ждать. Эмма собиралась тут же уйти, но Томас взялся уговорить её остаться хотя бы на одну чашечку кофе. - Не думаю, что… - Мадам, составьте нам компанию, - Крис вдруг сделался галантен до неприличия. Кажется, даже слова стал выговаривать как должно, почти без своего очаровательного, ленивого акцента. Вот он уже отодвигает даме стул и, осторожно придерживая под локоток, приглашает присесть. - Я замучил официанта до полусмерти, пока выпытывал про самые вкусные десерты. Уверен, вы сжалитесь над бедолагой, и не позволите моему усердию пропасть даром. Девушка удивлённо моргнула пару раз, потом глянула на Тома, который в свою очередь недобро сверкал глазами в сторону австралийца. - Ты был прав… Сэр, я не смею вам отказать. Хиддлстон с изумлением следил как Хемсворт, этот заправский баламут и проходимец, расшаркивается и сыплет улыбочками. Он моментально очаровал леди Горинг! Девушка благосклонно ему улыбалась и, отбросив всякую скованность, угощалась сладостями и кофе. За те полчаса, что Эмма прибывала в их компании, она как будто бы немного оттаяла. Крис смотрел на молодую даму, на нежный овал её лица, на её губы, словно два вишнёвых лепесточка, и ему делалось нехорошо. Он уже много раз видел подобный взгляд. Нерешительный, но переполненный чувством. Те же большие светлые глаза, те же локоны благородного медного отлива, нервные пальцы и гордая осанка… И та же обречённость, что она пытается, но никак не может скрыть! Вскоре леди Горинг удалилась. Так же величественно и тихо, облачившись в свои меха и парчу, что казалось, тянут её хрупкое тело к земле. - Это ведь… Эта дама - твоя сестра? – спросил Крис, когда Томас вернулся, проводив девушку к её экипажу. Хиддлстон кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Трясущейся рукой он поднёс бокал к губам, но так и не сделав глотка, отставил обратно. - Том? – Крис осторожно коснулся его запястья. Пульс юноши колотился, словно перепуганная канарейка в узкой клети. Том отдёрнул руку. - Эмма уезжает, Сара… После моего очередного письма, к нам в поместье явился её супруг, и устроил такую сцену… Он говорил, чтобы я не смел больше ни делом, ни словом напоминать о себе. Что для них позор иметь меня в родственниках. И знаешь из-за чего?! – Крис напряжённо смотрел на несчастного юношу. - Из-за моих проклятых книг! Из-за театра… Я, видите ли, опозорил себя! И их заодно! Томас так разволновался, что не заметил, как перешёл почти на крик. И вот к ним уже спешит метрдотель. - Господа, прощу вас. Хемсворт показал, чтобы выписали счёт, и отослал служивого. Ему в уши ворвались с грохотом горного камнепада тихие слова. - …я совершенно один. Ясные глаза Криса потемнели. Весеннюю лазурь подёрнуло седым пеплом. Мгновение, доля секунды, и вот он опять спокоен, словно вода в мельничном пруду. Только рот неосознанно кривится. Только заметив эту горькую усмешку, Том с ужасом осознал, что произнёс последнюю фразу вслух! Порывисто схватил любимого за руку, стал торопливо извиняться, но вскоре умолк. Он был слишком подавлен, чтобы разумно обосновать свои слова. Просто не знал, как оправдаться. - Говорил же, дурные деньги добра не приносят. Может, прогуляемся? Если ты закончил с десертом. Томас кивнул и торопливо проглотил остатки вина. Желание сбежать стало невыносимым. Быть подальше от людей и от самого себя. Он давно не испытывал этого чувства, но вот мелькнул образ из прошлого, и его вновь взяли в оборот те странные ощущения, будто тело потихоньку перестаёт подчиняться разуму. Разговор не клеился, оба они пребывали в тягостном молчании. Головой Крис понимал, что Томас не хотел ничего дурного, но сердце… Его будто полоснули опасной бритвой. Когда они вернулись домой, Хиддлстон пробормотал, что неважно себя чувствует, и банально сбежал, закрывшись в спальне. Он лежал на кровати и прислушивался к едва различимому присутствию людей за стенами и перекрытиями. Вот послышались приглушённые голоса, открылась и закрылась входная дверь, за ней стукнули чугуном ворота, украшенные мордами грифонов. «Не уходи. Пожалуйста, не уходи!» Томас приподнялся и замер, весь обратился в слух. Секунда, другая… Том прилёг обратно совершенно без сил. Он разобрал, как скрипнула дверь, что вела в кухню. Мистер Карсон забывает распорядиться, чтобы её смазали. Крис ещё чем-то шумел в гостиной, потом загудели трубы в стенах. В эту ночь они спали порознь. Дверь тихо отворилась. Хемсворт обернулся. Естественно, Том пришёл мириться. До утра бы он не утерпел. Крис приглашающе отодвинул край одеяла. Мальчик тут же забрался на кровать. Что-то держит в руке. Хемсворт зажёг лампу. И улыбнулся чуть устало. Маленький мой. Что же мне с тобой делать? Виновато заглядывает в глаза, а в кулаке зажата колода карт. - Хочешь попробовать? Том кивнул. - Ну, хорошо. Но я тебя предупреждал, - Крис говорил мягко. Ничего у него больше не болело. Неосторожные слова разволновавшегося мальчишки не могли его расстроить. Они зажгли ещё одну лампу, устроились друг напротив друга. Крис уселся по-турецки, а Том по привычке подобрал под себя ноги. - Итак, во что сыграем? – Крис перетасовывал карты. Колода была новой, едва уловимо пахла типографской краской. - Не знаю. Во что тебе больше везёт? - тень улыбки скользнула по губам Тома, и он вновь отвел глаза. Он был такой кроткий после этого безмолвного разлада, – кажется, первого на их счету - что Крису давно перехотелось играть. С таким мальчиком можно сыграть в кое-что более увлекательное, нежели в карты. - «Двадцать одно» сойдёт? Сыграем пару конов, чтобы ты убедился, и ляжем спать. - Хорошо. Будем играть на желание? Сейчас придумаю… - Оставь надежду, всяк сюда входящий[8], - наставительно произнёс Хемсворт. Томас округлил глаза и наконец-то улыбнулся по-настоящему, с ямочками на щеках и едва приметными лучинками вокруг глаз. - Чего? Не так говорится? - Так-так. - Шекспир? – Крис подал ему две карты. - Нет, не он. Ещё. Ещё одну. Ещё. Всё, достаточно. Крис по одной перевернул три карты, и собрал двадцать одно. - Совпадение, - отмахнулся Томас. - Теперь я раздающий. Крис взял четыре карты. Том взял три. И Крис снова выиграл. Потом они поменялись. После десятого раунда Том сходил за новой колодой. После двадцатого, спросил, не прячет ли Крис карты в рукавах. На что конюх стянул рубаху, чем ещё сильнее снизил Томову концентрацию. - Может, закончим? – тихо спросил Крис на двадцать пятом кону. - Нет, - буркнул Томас. Они сыграли до тридцати. - Я хочу награду, - Крис вновь подал голос. Том отложил карты. - Хорошо, но вначале я хочу, нет, я требую, чтобы ты раскрыл секрет. - Какой? - Уловку. Почему тебе так удаётся… - Везёт. Если хочешь, завтра можем сыграть во что-то более основательное. В преферанс или в покер, но результат будет тот же. - Но… Не буду утверждать, что я мастер картёжных дел, но играю я довольно сносно. - Ты хорошо играешь. Внимательно. - Но я ни разу не выиграл! Как это возможно?! - Говорю же, дело не в твоих умениях. Просто везёт. - Ты жульничал. Признайся. - Нет. - Крис. Хемсворт видел, что мальчишка медленно, но верно закипает. В неровном свете масленых ламп его медные кучеряшки казались огненными. Ещё немного, и полыхнёт! Лишь достоинство джентльмена не позволяли ему прибегнуть к физическому насилию. Хиддлстон начал собирать карты, всем своим видом выражая, что он думает о подлых австралийцах и об их сомнительных методах. Крис взялся ему мешать. Выхватывал из рук, стряхивал на пол цветные карточки. Юный лорд издал возмущённый возглас, и принялся ловить их, подгребать под свою рубашку. Вот он уже весело смеётся, соревнуясь с другом в ловкости. - Ай, отдай! – Томас потянулся за последней картой, что Крис держал в руке, а тот поднимал её всё выше и выше. В конце концов, мальчик не удержался и повалился на конюха. - О-о-о! Дама червей? – разглядел Крис, прижимая к груди хихикающего мальчишку. - Amour, amour, - закартавил Томас. – Так что там с твоим везением? Рассказывай. Или я с тобой больше не дружу. - Это как? - А так. Разговаривать не буду. - Серьёзная угроза. Настоящий шантаж! Томас закивал с нахальным видом. И тонко пискнул, когда Крис крепко сжал его в объятиях и уложил на лопатки. - Я требую награду. - А я требую раскрыть уловку! Иначе…м-м-м… Остаток фразы Хемсворт снял с его губ поцелуем. И всё бы хорошо, но Томас вознамерился получить ответ любым путём. - Ты опять за своё?! - Говори. - Какой же ты зануда, - Крис улёгся на спину, досадливо зализывая ранку на нижней губе. Мальчишка опять вздумал кусаться. Том подобрался ближе, вольготно устроившись у него на груди. Поглаживает по плечу, легонько водит пальцами по бугрящейся силой руке конюха. Прикидывается кроткой ланью. Вот только теперь не верится. Его глаза выдают, что так и сверкают азартом и любопытством. Крис вздохнул тяжко. Приобнял мальчишку, самого дорого и дурного на свете. Заговорил медленно, будто рассказывал легенду или притчу. И с каждым словом становился всё серьёзнее. Нет, он не сделался мрачен, каким бывал изредка. Слова его будто подернули глаза тонким инеем воспоминаний. А воспоминания были неважнецкие. Безрадостные. - …наверное, разумный человек потратил бы эти пару монеток на ночлег, миску горячей похлёбки, а с раненного утра вновь отправился бы клянчить по кораблям место. Но знаешь, я тогда сидел на кнехте, под ногами куски льда бились о бока кораблей, и думал, какого чёрта?! Не хочу я ничего клянчить и протирать штаны по тёмным гнилым кабакам до самой весны. Не для того я тут мёрзну как собака! По пристани тогда какой-то франт шагал, весь в мехах, с саблей в ножнах, не хуже, чем у самого бургомистра, вокруг него девчонки вьются, тоже красивые, блестящие, как пуговицы на его тёплом бушлате, в пальцах сигара… Мне так тоскливо стало. Я тогда и правда дико промёрз – голландские зимы страшнее английских - и слегка отощал, наверное, с голодухи уже в голове мутиться начало. Говорю морскому дьяволу: «если поможешь обыграть этого петуха, отдам тебе половину». Томас, что до этого успокаивающе поглаживал любимого по груди, вдруг замер. - Что? Кому ты?... - Так и сказал. Сидел, бубнил сам с собой. И тут!... Ветер, будто волна сильная прошла, но… У берега, естественно, такого не бывает, но все корабли будто одной волной подбросило слегка. И это было… В общем, я пошёл в тот же кабак, еле уговорил пустить - сам понимаешь, в каком я виде был. А на утро бушлат, те дорогие шлю… дамы и целый кошель золотом были моими. Даже сабля! – Крис помолчал немного, потом продолжил, будто рассказывал что-то очевидное. – Половину золота бросил в море, как и договаривались. И саблю тоже. И вот с тех пор… - Подожди. Ты хочешь сказать, что с того дня тебе везёт? - Только в карты. И в кости. - Та тысяча фунтов, - медленно начал Томас. - Ты её тоже… - Ага. - Ох, повезёт кому-то найти кошель с такой суммой. - Я монетки раскидал, чтобы всем русалкам досталось. Том тихо фыркнул. Потом не сдержался и захихикал. - Ты мне не веришь?! - Верю, - мальчик уткнулся острым любопытным носом Хемсворту в щекотное местечко под челюстью. – Признайся, тебе нравится дразнить меня. Крис ощутимо фыркнул. Приобнял мальчишку покрепче, устроив тяжёлую руку на его спине. Ловко задрал рубашку, скользнул пальцами за кромку белья, чуть сжал упругую ягодицу. Довольно вздохнул. Почти уснул, когда Томас едва различимо зашептал ему на ухо. Слова полные нежности и искреннего раскаяния, которыми мальчик пытался описать свои чувства, но… Одно дело сочинять красивые истории на бумаге, и совсем другое открывать то, что творится на душе, да ещё не сильно увязать в слащавых, избитых выражениях. В конце концов, Том умолк, смущённый молчанием Криса. Хемсворт слушал, как стучит его несчастное сердечко. Как тихо и нерешительно мальчик дышит. Приласкал его по волосам, быстро чмокнул в лоб, и шепнул: «Спи, котёнок». Разве слова имеют какое-либо значение?...