Подворье кровоточащего сердца

Дождь принёс собой не только прохладу, но и новые волнения. Томас едва успел оплакать судьбу, что уготована его бедным сёстрам, как новые неприятности посыпались на его кучерявую голову. - Томми, проснись. - М? Что случилось? Юный лорд с трудом открыл глаза, и а потом ещё добрую минуту соображал, отчего это его будят в такую рань. За окнами темно, и светлеть даже не собирается. - Там... В общем, тут какой-то мистер уже полчаса колотится в дверь. Я собирался ему шею намылить, но он уверяет, что вы знакомы. Режиссер из театра. - Мистер Барретт?! - Так он назвался. - Ох... Впусти его скорее! Я сейчас спущусь. Том запахнулся в халат и обеспокоенный сбежал по лестнице. Мимоходом глянул на часы, что матово поблескивали дубовым монолитом в холле. 4:15 утра! Словно мрачный Мефистофель, Вильсон Барретт бродил по сумрачной гостиной, а его длинный плащ влачился следом чёрной тенью. Как бы Томас не был встревожен, он всё же был рад видеть режиссёра. - Вы просили не беспокоить вас в ближайшие дни, но... Дальше откладывать мы не можем! – Барретт перешёл сразу к делу. – Мне нужно, чтобы вы сегодня же явились в театр. На прослушивание. - На прослушивание? Но зачем? Барретт выдержал паузу и провозгласил: - Мистер Никльби покидает нас. Мне нужно, чтобы вы одобрили нового актёра. - Что?! Как… Почему покидает? - ещё не проснувшийся разум юноши отчаянно пытался сложить одно с другим, осознать, что происходит. – Я ничего не понимаю… Давно он сообщил вам о своём намерении? - Это не имеет значения, сэр Томас. Сейчас главное запустить работу театра. Хиддлстон предложил Барретту присесть, но тот отказался. - Я уже вторые сутки не сплю. Если сяду, точно усну, - режиссёр продолжил расхаживать туда-сюда, терпеливо выжидая, пока Хиддлстон справится со своими мыслями. Томас пребывал в смятении. Нет, им и раньше приходилось впопыхах искать выход из, казалось бы, безвыходного положения. Но Николас… - Он отказался от роли почти перед премьерой, и это притом, что вы его поддерживали и выгораживали перед журналистами. У него должна быть по-настоящему веская причина быть настолько неблагодарным. А как же ответственность и обязательства? О своём участии в судьбе Никльби Том скромно умолчал. Заметив, как в глазах юноши разгораются очаги праведного гнева, Барретт подошел ближе и заговорил доверительно: - Причина есть, и более чем веская. Томас вопросительно повёл бровями. Но режиссёр оставил его немой вопрос без ответа. Заговорил с нажимом. - Я могу рассчитывать на вас сегодня? - Да-да, конечно, - торопливо ответил Хиддлстон. - Прекрасно. Жду вас после обеда. Мистер Барретт сделал было шаг в дверям, но вдруг обернулся, заговорил голосом мягким и задумчивым. Слова его повергли юного аристократа в крайнюю степень растерянности. - Жаль, вы не стремитесь попробовать себя в качестве актера. - Вы… Вы должно быть шутите? Барретт принял позу, которую Том очень любил видеть в его исполнении. «Наполеоновскую», как он сам называл. Режиссер замер, устремив на него взгляд, полный величественных дум, приложив руку к сердцу. - Мне никогда не побороть страх перед публикой, - осторожно сознался Томас. Мужчина хохотнул, на мгновение выходя из образа. - Страх перед публикой? Самое ужасное, что может случиться, это забыть слова роли, или же перепутать диалоги и начать не с того места. Но когда вы указываете актерам, музыкантам, костюмерам и декораторам как действовать, разве это не выступление перед публикой? - Да, но эти люди… - Эти люди вас знают, и если промахнётесь, они вас осудят. Не делайте такое испуганное лицо. Такова жизнь. Насчет зрителей… эти пустозвоны не знают вас, а вы не знаете их. Самое страшное, что грозит в случае неудачи - за вашей спиной будут шептаться. И что? Какое вам дело до того, что скажет малознакомый человек? Если какой-нибудь пьяница на улице обзовёт вас прохвостом или дураком, - наверное, Барретт хотел вставить более крепкое словцо, но не решился, - вас это заденет? - Пожалуй, нет. - Вот и ответ. Вы подумайте. Они направились к холлу. - Я тоже так считаю. Из тебя бы вышел прекрасный актёр. На лестнице сидел Хемсворт. Вытянув ноги и скрестив руки на груди, он косился в сторону. Будто его тут и вовсе нет. - Ах, это вы? – Барретт неприязненно скривился. Можно только гадать, что тут происходило, пока режиссёр пытался прорваться в их скромную обитель. – Если бы не ваш чудовищный акцент, из вас вышел бы отменный Марк Антоний. - Или Спартак, - подсказал Хиддлстон. Он немного успокоился и теперь посматривал на друга из-за плеча режиссёра. Сидит тут, то ли подслушивает, негодник, то ли сторожит, словно цепной пёс. Том улыбнулся украдкой. Крис сурово сдвинул брови, демонстрируя, что ему нет дела до глупых насмешек, кем бы все эти антонии и спартаки не являлись, черт бы их побрал! Когда режиссёр откланялся, Крис вновь заговорил. - Этот мужик – форменный сумасшедший. - Он не сумасшедший, он просто… - Ночь на дворе, он не мог подождать до утра? Томас подошёл ближе и протянул Крису руку. - Уверен, мой милый, тебе тоже знакомо подобное состояние души. Когда мысли не дают ни спать, ни есть. Одно и то же крутится в голове, и не знаешь, куда деваться. Знаешь лишь, что успокоение наступит, когда замысел этот осуществишь. Хемсворт задумался на мгновение и согласно кивнул. Поднялся на ноги. - Если у вас в заведении все такие, я не прочь заглянуть и осмотреться. Если можно. - Можно. Кончено, можно! – Томас улыбнулся с лёгким недоверием. – Тебе правда интересно? - Ага. А чего ты так удивляешься? Я может в театре был только в глубоком детстве. Нас тогда матушка повела, чтоб хоть немного образумить. На гастроли приехали американские актёры. Ставили пьеску… Довольно странную, о дружбе плантаторов с рабами,[1]- Крис придерживал Тома за талию. Они слаженно двигались, поднимаясь по лестнице, а следом тянулись, тихо шелестя, тяжёлые полы кимоно юноши. - Знаешь, я тогда совсем карапузом был, но до сих пор помню, что никак не мог понять, отчего один из актёров вымазался в гуталине. Мы сидели почти у сцены, и я прям не мог успокоиться, всё надоедал маме и Нгайо, нашей служанке, отчего это дядя такой чумазый и на сцену вылез? И это притом, что меня дважды в день заставляют умываться! Нечестно! Томас таял от умиления, живо представив малютку Криса, негодующего из-за вселенской несправедливости и мытья ушей. - Правда, до конца мы не досмотрели. Когда белые вдруг начали с ниггерами обниматься, поднялся шум, и актёров закидали тухлыми овощами. - Какое варварство! - Ну, а то, - Крис поиграл бровями, и Томас вновь прыснул от смеха. Никак у него не получалось сохранять серьёзный вид! – А после там повесили троих беглых каторжников. - В театре?! - Ага. О! Кстати, ещё я бывал… - Да? Крис отчего-то резко умолк. - Да так. В цирке. В балаганах разных бывал. Но вот в театре… - Ты что-то недоговариваешь, - они как раз остановились на пороге томовой спальни, и юный лорд перегородил дорогу собой, уперевшись ладонью Крису в грудь. - Мы же вместе с тобой видели представление цыган. Помнишь? - Не переводи тему. - В китайском цирке был, в театре теней в Сингапуре, - перечислял Хемсворт, пытаясь сдвинуть мальчишку с места. Но тот вцепился в «коробку» двери и настойчиво ждал ответа. – В Пекине – заклинателей змей видел и глотателей огня. Крис обхватил Тома за талию, поднял в воздух и отодвинул с дороги. Тот пищал и веселился, пока его не сгрузили на кровать. - Хорошо, спрошу прямо, - не унимался Томас, - Ты видел канкан? - Чего? – Крис безуспешно воевал с пояском его кимоно. - Такой танец, французский. Хотя, танцем-то его сложно назвать… Дамы просто задирают юбки и выбрасывают высоко ноги… Крис оставил в покое пояс, и развёл полы халата, добравшись, наконец, до бёдер юноши. - …и все желающие могу видеть их нижнее бельё. Ах… Томас легко вздрогнул, когда Крис наградил поцелуем мягкое местечко внизу его живота. - Ну так как? - О чём ты? Том поднял его лицо за подбородок. С этого ракурса его похотливая физиономия выглядела особенно смущающей. Мышцы его широкой спины напряглись, просторные домашние штаны немного съехали, обнажая крепкий зад. - За кого ты меня принимаешь?! Я приличный человек, - его ладони ловко забрались за кромку белья юноши и обхватили ягодицы. – Смотреть на девиц в панталонах? Фу! В следующую секунду Томас зажмурился и закусил губу. Крис обнял губами его пока ещё мягкую плоть, укрытую невесомым шёлком белья. Юноше было так хорошо и так мучительно неловко, что он затих, и молча сносил сладостные мучения, дабы не радовать насильника своими стонами. Иногда, очень редко, почти уснувший, утомлённый любовной игрой, Томас лениво раздумывал, что Крис кажется нашёл волшебный ключик от его тела или какое-то заклинание… Так ловко он превращал самую незамысловатую ласку в настоящую пытку, поднимая благородного юношу до самых вершин наслаждения. Но было что-то ещё. Дело не только во всех этих постельных премудростях. Том был уверен, профессиональные жрицы любви знают многие экзотические методы доведения любовника до исступления. Сам он однажды испытал подобное в объятиях дамы из дорогого фешенебельного заведения в самом сердце квартала Красных фонарей, что в Амстердаме. Правда, тогда дикое смущение не позволило ему насладиться всеми её умениями в полной мере. А после ему отчего-то стало стыдно. За смущением и чувством неловкости, лёгкой щекотки стыда за свою призрачную измену Крису, Том нечего не ощущал. Ничего не чувствовал. Значит, есть что-то ещё. Чувства подпитывают физическую оболочку. Значит, одно без другого немыслимо и попросту бесполезно. Очередной догмат, выставленный обществом, рассыпался в труху под жадными руками любовников. И Томас открывает глаза, и смотрит, смотрит, пока лёгкая боль не заставляет его зажмуриться на мгновение, а после вновь скользит взглядом по любимым чертам. Казалось, нет ничего за пределами спальни, за пределами их сплетенных тел, их собственного маленького мирка. Но жизнь не стоит на месте, и через несколько часов ему пришлось призвать на помощь всю свою отвагу и мужество. *** - Так, мужики, дайте отыграться! – Крис сгрёб охапку дротиков и стал примеряться к мишени. День клонился к закату, от Тома не было вестей, и Хемсворт решил скоротать вечерок в «The Cricketer». Он уже успел проиграть четыре пинты в дартс, когда к нему подошёл официант и передал, что у дверей его ждёт посыльный. - Так пусть заходит. Чего он там жмётся? - Нет, сэр, этого никак нельзя. Несколько подивившись, Крис вышел на улицу. В приличные заведения, что держали марку и не хотели неприятностей с полицией, старались не пускать дам лёгкого поведения, детей и радикально настроенных ирландцев. У дверей паба переступал с ноги на ногу мальчонка-мулат, чуть поодаль ожидал экипаж, в котором ранее Том отбыл в театр. Мальчик передал Крису незапечатанный конверт небольшого формата. «Эту ночь я проведу в доме мистера Никльби. Его здоровье сильно пошатнулось, и я не могу оставить его одного, – было начертано аккуратно, а после приписано с нажимом и торопливо, - Умоляю, приезжай. Я не знаю, что делать». Крис сунул вышибале деньги за выпивку, схватил посыльного и забрался в экипаж. - Что у них там случилось? - У хозяина кровь. - Что?! Куда мы едем? - У хозяина кровь, - бестолково повторял слуга.