Подворье кровоточащего сердца

Рукава его рубашки закатаны. На белоснежной ткани, что, казалось, светиться в сумраке неосвещённого коридора, виднелись мелкие бурые брызги. Так же и на тёмной ткани жилета. - Это не моя,- поспешил упокоить Том, когда Крис вслед за арапчонком ворвался в прихожую какого-то тёмного дома, что стоял на окраине Вест-энда. – Вечно я ввязываюсь в истории, а тебе приходится меня выручать. Томас был бледен, как мертвец, но при этом пытался шутить и изображать весёлость. Вот он похвалил слугу, подал ему монетку в один соверен и повелел пойти в спальню и всё там прибрать. Когда мальчик убежал с поручением, юный лорд одним плавным движением прижался к конюху. И замер так. - Я, наверное, напугал тебя? Прости, но… Теперь всё хорошо, и мне не стоило тебя беспокоить… - Если никого не нужно спасать прямо сейчас, то давай всё по порядку и с самого начала. Томас рассказал всё по порядку. Как приехал в театр и познакомился с новым актёром, молодым человеком с очень лаконичным для актёра именем Бейзил Гилл.[1] Как после заметил лёгкое напряжение между ним и режиссёром, на что мистер Барретт громким шёпотом ответил: «Променял одного беглеца на другого!» На все дальнейшие расспросы он отмалчивался. И только когда Томас уже собирался устроить сцену, мистер Виндзор увёл его пить чай и показал газету трёхдневной давности. В статье на передовице смаковались подробности биографии семьи Никльби. Преступления самого Николаса. Причём настолько омерзительные, что с трудом верилось в их правдоподобность. - Здесь опять вас упоминают. Виндзор был прав. Статья оканчивалась ремаркой о неком молодом человеке из аристократической среды, что собирает вокруг себя аморальных, порочных личностей и поощряет цветение разврата в театральных кругах. С зарисовки на Тома смотрел человек, лишь отдаленно напоминавший его самого. Дьявольский изгиб бровей и неприятная холодная ухмылка. Под иллюстрацией был напечатан призыв бойкотировать постановку и голосовать за её отмену. - Грязная, наглая ложь. Почему бы им не оставить нас в покое?! Такое ощущение, что этот… этот нечестивый злодей мстит Николасу! И мне заодно. - Вполне возможно. Журналисты преследуют свои цели. А результат обычно бывает непредсказуем. - Так он из-за этого решил уйти? Чтобы не доставлять нам неприятностей? Виндзор отчего-то замялся. И заговорил о другом. - Вы намерены дать официальное опровержение? - Нет, конечно! Том не считал нужным что-либо опровергать. Он решил не обращать внимания на происки клеветников. Тем более, это была не первая попытка газетчиков вывести его на диалог. - Вы не ответили на мой вопрос, - напомнил Хиддлстон. Его уже начинало потряхивать от того, что все поголовно пытаются от него что-то скрыть. - Дело не в статье. Мистер Никльби отказался от роли из-за слабого самочувствия. - Но… - юный поэт несколько подрастерял свой боевой настрой. - Если он заболел, это же не повод… Он выздоровеет… Я должен повидаться с ним. Пожалуйста, узнайте у мистера Лоу, где я могу его найти. Томас отчётливо видел, как Виндзор всей душой противится его решению. Но не может ему отказать. Нынешний секретарь, бывший камердинер ушел, и возвратился через несколько минут с подмогой в виде помощника режиссёра. Мистер Лоу взялся по новой отговаривать Тома от его благородной затеи. - В этом нет необходимости, милорд. Я сам собирался навестить Никльби чуть позже. - Вам нужно заниматься театром. Мистер Барретт и так на пределе. Постарайтесь сделать так, чтобы работа не останавливалась из-за глупых домыслов, и следите, чтобы он спал хотя бы несколько часов в день. - Милорд, я должен настаивать, - отчего-то мистер Лоу взялся спорить очень рьяно. Виндзор за его спиной активно закивал. – Поверьте, Николас не один сейчас. А через несколько часов должен вернуться его лечащий врач – я справлялся о его состоянии буквально час назад. Чуть позже я сам заеду и узнаю, есть ли у него всё необходимое. Но Томас не отступал. Помощник режиссёра упорствовал ещё некоторое время, но вскоре сознался. - То, что написано в этой грязной газетёнке… Там есть крупица правды. Николас действительно болен, и эта хворь действительно разрушает его. Но она не имеет никакого отношения к пороку и непристойностям, - Лоу тихо вздохнул, - Вам лучше не видеть его в таком состоянии. - Думайте, такая мелочь может меня отпугнуть? Я вам не кисейная барышня! Если он настолько плох, как вы можете предлагать мне - ради моего спокойствия - оставить человека один на один с… Чем он болен?! - Тем, чем болеют практически все, - горько усмехнулся мистер Лоу. - И это не сифилис. - Милорд, это не безопасно! – в последней надежде отговорить строптивого мальчишку, воскликнул обычно такой сдержанный и безэмоциональный Виндзор. Когда Томас переступил порог небольшой комнатки, что служила Никльби спальней, его горло будто сдавило стальными тисками. Неосознанно Том отступил на шаг. Как много крови! Под рукой прошмыгнул мальчик-слуга. Он нёс чистые простыни. Резкий звук скрипнувшей половицы резанул слух, и Том пришёл в себя. Потом он едва помнил, как помогал Николасу переодеться, как обкладывал льдом его грудь и шею, как утирал горячечный пот со лба актёра, утирал бледное лицо с подсыхающими на подбородке и губах следами свернувшейся крови. А Николас, с глазами полными слёз, умолял его уйти. Томас гнал от себя слова лорда Браны, что услужливо подкинула ему память: «Что ты собираешься делать? А, Том? Сидеть и держать его за руку, пока он будет изрыгать свои лёгкие тебе на рубашку?!» Да, чёрт побери, именно это он и делал. И ему было плевать на всё. Он делал это, чтобы расплатиться со своим почившим ныне другом. Потому что не смог быть рядом в его последние минуты. Эти мысли грызли и изводили Тома, когда он сочинял послание для Криса. Он не хотел, не собирался впутывать Хемсворта в очередную свою промашку, но… Ему было так страшно! Так невообразимо страшно, что руки сами выводили эти стыдные слова, этот малодушный призыв о помощи. И вот, теперь Крис здесь, придерживает его руку в своей, поглаживает по спине, а Тому хочется прижаться к нему покрепче и банально расплакаться. Выплеснуть наконец весь тот ужас, что ему пришлось пережить из-за собственной дурости. Но если бы можно было начать этот вечер с начала, Томас поступил бы так же. Разве что, не стал бы так пугать Криса. Когда Николас уснул, Том дал слуге строгий наказ не спать и внимательно следить за хозяином. Молодые люди обосновались на кухне. Крис разжег плиту. Усадил Тома за стол и сам устроился рядом. Долго молчал. Прикурил от свечки, что сиротливо трепетала огоньком посреди стола, и заговорил медленно: - Я всё время тебя недооцениваю. Кажется, ты… - Слишком слабый? - Ты храбрее многих, а я всё время забываю об этом. На лице юноши наконец-то отразилась тень хоть какой-то эмоции. Он удивлённо смотрел на друга. - Увидев подобное, ты должен был беспомощно заламывать руки у его постели... Уж прости за прямоту. - Не извиняйся, - мальчик шмыгнул носом, и криво усмехнулся. - Это было моим первым порывом, но потом подумал, что так только приумножу страдания Николаса. Если бы я поддался чувствам, как бы это помогло ему? Вот и заставил себя отложить панику. - Верное решение. Для заламывания рук всегда время найдётся, а проблему нужно решать. Он поднялся, стал возиться с чайником. Томас тоже поднялся, бесшумно подошел к двери. - Схожу, посмотрю, как он там. - Вот, отнеси мальцу чаю. Может, Том и удивился, что это Крис так внимателен к слуге, но виду не подал. Взял большую кружку и пошёл наверх. Когда он вернулся, Крис уже успел раздобыть где-то хлеба и буженины и наделать сандвичей. Заварил чай, нашёл молоко и сахар. На вопросительный взгляд Тома ответил, что неприятности на пустой желудок переносить совсем тяжко. Сделав глоток обжигающего, крепкого чая, Хиддлстон покосился на друга, но ничего не сказал. Даже за сладковатым привкусом нескольких кусочков сахара, угадывалась горечь алкоголя. Этот человек неисправим, и его варварские методы обычно очень действенны. - Ну, как там? - Всё спокойно. Николас спит. Этот мальчик-слуга сказал, что доктор должен вернуться завтра утром. Думаю, нам следует остаться. - Конечно. Том задумчиво всматривался в тёмно-янтарную глубину напитка в своей чашке. - Раньше я думал, что чахотка - болезнь бедных, но... В Альпах я повстречал одного молодого человека… - Пастуха? - Ах, если бы пастуха! – воскликнул он с горечью, - Если бы он родился в семье пастуха! Думаю, его жизнь была бы долгой и счастливой. Он решился рассказать о своём знакомстве с «просто Людвигом». Говорил о том, как быстро и легко они нашли общий язык, о том, как Людвиг мудр не по годам, о прекрасной музыке, что рождалась под его пальцами и о чудесном сказочном замке, спрятанном среди заснеженных вершин. Говорил с обидой за него. Говорил с горечью, ибо юный принц скончался вскоре после их отъезда, истощённый многолетней болезнью. - Он всё говорил о Лоэнгрине,[2] и теперь, надеюсь, он веселится среди нимф и рыцарей за Круглым столом, – голос Тома дрогнул. Он повёл плечами, словно ему сделалось холодно. Но здесь было тепло. Небольшое пространство нагревала тлеющая горелка. Томас всё равно ежился, словно вновь оказался средь заснеженных вершин, только без тёплых шуб и быстрой упряжки, что стремится доставить путника скорее к гостеприимному очагу. - Никакому монарху не захочется, чтобы среди его наследников затесался такой… артистичный мальчик, – задумчиво проговорил Крис и подвинул к нему тарелку с сандвичами. - Тем более, немецкому монарху. Они же всё время воюют. Сам подумай. - Я думал. Столько думал, что… что заболел! – Томас отчаянным движением схватил бутерброд и, практически не жуя, проглотил его. Потом взялся за второй. - Но как они могли?!... Хемсворт тихо хмыкнул. Подлил ему ещё чая. - Жаль, мы не разделили это горе на двоих. Тебе стало бы немного легче. Юноша тяжело сглотнул и залпом осушил чашку. - Хотя, с такими вещами человек должен справляться сам. Тебе никто не поможет, кроме тебя самого. Насильно осчастливить невозможно. Но можно подставить плечо, чтобы горе не внушило, будто ты одинок и всеми покинут. Юный лорд посмотрел на него. Смотрел почти испуганно. - Где же ты был всё это время? - Здесь был, тебя ждал, – так же тихо ответил Крис. Обнял его, и теперь слушал, как тот тихо всхлипывает, наконец-то дав волю чувствам. Гладил его по мягким волосам, по напряжённой спине, и всё думал, от чего судьба так треплет и истончает его мальчика. Кому Том перешёл дорогу, что сотворил в прошлой жизни, что теперь его так сильно ненавидит кто-то свыше?! Они прошли в крохотную гостиную. До рассвета было ещё далеко. После недолгих споров, Том всё же согласился устроиться на софе, а Крис расположился в кресле, положил ноги на мягкую скамеечку. Задул свечу. Глаза привыкли к сумраку, и комната перестала казаться такой тёмной. Томас возился, пытаясь устроиться поудобнее. Хотя, мешал ему не слишком неудобный диван, а мысли что роились в голове. За окнами слышался металлический цокот, он всё приближался, и казался страсть каким зловещим. Том глянул на Криса, но тот кажется уснул, утомлённый слишком долгим днём и количеством выпитого в пабе. Вот за шторами мигнул и зажегся неяркий свет. Томас выдохнул, обругал себя последними словами за слишком разыгравшееся воображение. Это же фонарщик! Разжигает газовые фонари по ночам. Том повозился ещё немного, потом всё же поднялся, подошёл к Хемсворту и присел на край скамеечки, где покоились его ноги. Позвал тихонько. - М? - Ты не спишь? - Нет. Жду, пока ты угомонишься, - Крис убрал ноги с пуфа, и Томас тут же подвинулся ближе, устроив голову у него на коленях. - Что такое, котёнок? - Ты же не думаешь ни о чём предосудительном? Было видно, что конюх чертовски устал и едва держит глаза открытыми. И явно не расположен вести светские беседы. Но Том не мог оставить до утра мысль, что посетила его так внезапно. - Я прислал тебе записку поздним вечером из дома человека, который… которым восхищаюсь, и о предпочтениях которого ходят омерзительные слухи. Хемсворт понял, что ему не отвязаться от мальчишки и его вдруг взыгравшей совести. - Ничего из этого я не знал. Про всякие там слухи и этого Николаса… Если тебя волнуют подобные вопросы, можешь выбросить их из головы, - Крис поднял лицо Тома за подбородок, мазнул большим пальцем по щеке. Вдруг резко подался вперёд, подхватил его подмышками и затащил к себе на колени. Зашептал в пламенеющее ушко, - Я ревную тебя к твоей же тени, ведь она может следовать за тобой повсюду. Будь моя воля, я бы запер тебя в спальне и никуда не отпускал, чтобы никто не смел любоваться тобой. Чтобы ты был только моим. Томас шумно втянул воздух носом, он весь дрожал и едва мог дышать. Никогда он не слышал таких слов, столь страстных и откровенных. - Я и так твой… - Мне этого мало. Том чувствовал, как пальцы Криса собственнически сжимаются на его загривке, сминая в кулаке медные кучеряшки. - Я не собираюсь кидаться на тебя с кулаками и выяснять, где и с кем ты проводишь ночи. Но я чертовски ревнив, - Хемсворт свёл всё к шутке. Но от Тома не укрылись агрессивные нотки в его низком голосе. - Почти как Синяя борода! Так что не давай мне лишних поводов. Юный лорд не собирался его дразнить. Хотя, ощущать на себе отголоски столь откровенной ревности было неописуемо приятно. Кроткой ланью Томас приник к любимому всем собой. Дёрнул кожаный шнурок, запустил пальцы в золотистую гриву, как бы успокаивая своего страстного любовника. Крис немного повозился, подставляясь его прикосновениям, потом подхватил его под попку, и подсадил повыше. Том довольно вздохнул Крису на ухо, пристал с невесомыми поцелуями к его шее, к изгибу плеча. – Мне нужно было узнать, - не отрываясь от своего приятного занятия, шептал юноша, - Видишь ли, я склонен иногда…. Изредка сильно заблуждаюсь… - О, поверь, я это давно понял. Напридумываешь себе невесть чего, а потом ходишь как обухом пришибленный… Ну и чего ты остановился? Продолжай. Ничем серьёзным их маленькие шалости не закончились, но неприятную липкую поступь хвори, что обосновалась по углам этого тёмного, холодного дома, они сумели отогнать. Том очнулся, когда под окнами вновь зацокали, зазвенели чем-то. Тихо постучали в дверь, и вновь зацокали. На лестнице послышались шаги. Это мальчик-слуга сбежал со второго этажа. Открылась и закрылась дверь. Хиддлстон аккуратно опустил руки Криса, что обнимали его даже во сне, на подлокотники кресла и, как мог, тихо поднялся. Зашёл к Николасу. Актёр тоже проснулся. - Это был молочник? – просипел он едва различимо. Тому пришлось склониться к самым его губам. – Страсть как тёплого молока хочется. Если вас не затруднит, попросите, пожалуйста, Анри… - Хорошо, сейчас. Томас сходил на кухню и проследил, чтобы арапчонок выполнил пожелания хозяина, а после вместе с ним вновь поднялся в спальню Никльби. - Вы всю ночь провели здесь? - Не волнуйтесь, ничего страшного, - Том поглаживал актёра по плечу, - Мы устроились с комфортом. - Я не смею вас больше задерживать… Пожалуйста, езжайте домой. Доктор приедет около семи часов… - Не стоит много разговаривать. Допивайте молоко и скорее ложитесь. Когда Том вернулся в гостиную, он обнаружил Криса стоящим у окна. Казалось, он всматривается в темень за стеклом. Сам Томас всегда боялся вглядываться в тени. Ему сразу начинали мерещиться всякие жуткие несусветности. Он подошёл ближе, обнял друга со спины, устроил голову у него на плече. - В такие ночи кажется, что день никогда не наступит. Но вот уже рассвет подбирается к чёрной пропасти, что разверзлась над нашими головами, дабы осветить, прорезать тьму и отчаяние, что она несёт в себе. Крис глянул через плечо. Вновь отвернулся к окну и распахнул ставни. Их тут же обняло прохладой нарождающегося дня. Том крепче прижался к Крису, спрятавшись от холодных потоков за его спиной. Час волка, предрассветный час, самый страшный, и каждый, кому «посчастливилось» обладать чуткой душой, видит в предвестниках зарниц своих демонов. Примерно через час приехал доктор. Николаса будить не стали, и мальчик-слуга обещал передать ему приветы и пожелания скорейшего выздоровления. По пути они купили небольшую корзинку спелой клубники у юной особы, которая, судя по глубине её декольте и тёмным кругам под глазами, торговала не только ягодами. Пересекли мост, и у "The Cricketer'а" поравнялись с компанией подвыпивших джентльменов, что, подпирая друг друга плечами, пытались по-армейски чеканить шаг и завывали нестройными голосами: - Путь далёк до Типперери, Путь далекий домой, Путь далёк до милой Мэри И до Англии родной, До свиданья, Пикадилли Здесь бывали мы не раз, Где с девчонками бродили, Где им скучно так без нас![3] Крис тут же подхватил и заголосил вместе с ночными гуляками. Взял Тома под руку и улыбнулся широко. И хоть, юный лорд не знал мотива, слова простые и понятные ловко ложились в рифму. И вот они уже вовсю распевают солдатскую песенку, бодро чеканят шаг по булыжникам мостовой Королевский мили. Как быстро бледнеет печаль перед началом нового дня. Перед напором самой жизни, что врывается в душу незамысловатой песенкой или сердечной улыбкой дорогого друга, с которым можно разделить и радость, и печаль. Вдвоём не так страшно. Крис не говорил, что всё будет хорошо. Но от него веяло уверенностью, что всё преодолимо. И это было главное.