Подворье кровоточащего сердца

Проснулся Том в прекрасном расположении духа. Поднялся, потянулся от души, накинул халат и подошёл к окну. Солнце затерялось где-то за тучами и облаками. Но день обещал быть ясным. Юноша задёрнул шторы. Посмотрел на кровать, на раскинувшегося в живописной позе милого друга. Крис выглядел здесь, на мягчайших белоснежных простынях так же естественно, как и в окружении мистического пьяного вереска. Одну руку он заложил за голову, другую же выбросил в сторону, позволяя Тому пользовать её как подушку. Тихой радостью полнилось сердце юного лорда. Он постоял немного, цепляясь за тяжёлые портьеры, потом вновь обнажился и скользнул конюху под бок. Редко удавалось застать его спящим. Обычно лицо его во сне было спокойным, расслабленным, но сейчас… Крис хмурился, беспокойно поводил губами. Том погладил колючую от мягкой щетинки щёку, повёл пальцем по лбу, пытаясь разгладить морщинки. Принялся целовать легонько. Поглаживал плечи. И упорство его принесло результат. Крис вздохнул глубоко и расслабился. Томас вновь устроился у него на плече. Задумчиво поглаживал по груди. От его кожи всегда пахнет солнцем и морем, чем-то раскалённым и свежим, свободным. Хотелось бы увидеть его бредущим по влажному песку далёкого тропического острова. Босоногим, обнажённым по пояс. Острога в руках и связка рыбы на плече. В лучах заходящего солнца, у кромки набегающих волн… Видел ли Том себя там? Он не мог ответить. Или не хотел. Вдали от цивилизации, в одежде, что давно выцвела от солнца и солёной воды… Том так увлёкся своими фантазиями, что незаметно от самого себя прижался губами к крепкому плечу любовника. Вдохнул поглубже. Чуть переместился. Осторожными поцелуями спустился к груди. И всё посматривал на Криса. Спит или?... Конюх недовольно замычал, чуть нахмурился, скривил полные губы. Том решил продолжить, хотя и не знал, понравился ли Крису и вообще уместно ли это. Интимная жизнь, соитие, об этом никто, никогда не говорит. Лишь намёки, завуалированные так, что несведущему человеку и не понять, о чём идёт речь. Очень давно ему на глаза попалась книга, в которой описывались такие непристойности, что Том едва сумел осилить лишь несколько страниц. Соитие описывалось настолько неприятно, что отбивало всё желание и любопытство. Ему казалось, что физическая любовь не должна быть настолько порочной и ...неприглядной. Но за последние время Томас уразумел, что, по-видимому, в постели между двумя людьми практически отсутствуют ограничения. Нет ритуалов, на которые можно положиться в затруднительной ситуации. А подлюка Крис делал всё, чтобы ситуация стала крайне затруднительной! Вот и сейчас, Том так увлёкся, одурманенный собственной дерзостью и желанием доставить любимому удовольствие, что не заметил, как добрался почти до самого главного. Мышцы пресса, словно выточенные из мрамора, манили своей лаконичностью и совершенством линий. Том легко обводил языком каждый изгиб, а в голове игривой пыльцой оседали слова, что шептали игривые нимфы в позабытом мифе древних: "Смотри! Там, в пещере, спит молодой бог…"[1] То ли про Геракла, то ли про Аполлона... Набравшись смелости, Том стянул простынь, что прикрывала Криса до пояса. Не такой уж и большой... В пылу страсти некогда особенно присматриваться, но почему-то Тому казалось, что... Он первый раз видел чужое мужское достоинство так близко. И с детской непосредственностью рассматривал его, склоняя голову то так, то эдак. Сейчас, когда Хемсворт не пожирал его цепким взглядом, когда в уголках его мягких губ не собирались шкодливые морщинки, что извечно делали из него насмешливого и проницательного кошака, сейчас было не так неловко. Томас перебрался ближе, повозился и удобно устроился меж крепких бёдер своего австралийского Ахиллеса. Глянул на Криса, но тот спал безмятежно. Облизнулся и быстро коснулся его члена кончиком языка. Хм, ничего. Лизнул ещё разок. Осмелев, Том вытянулся на животе, взял его в руку и обнял губами самое навершие. Солоновато. И так нежно. Том обвёл языком по кругу и прошёлся несколько раз по обнажившейся маленькой щелке. Чем и вызвал, наконец, долгожданную реакцию. Хемсворт недовольно загудел, поводил бёдрам и начал твердеть. Приободрившись, Томас вобрал в рот чуть побольше и продолжил свои невинные забавы. Вскоре ему пришлось обнять окрепшее естество конюха обеими руками. У Криса было много талантов и этот, во истину, был не последним! Гонять шкурку на сухую не очень удобно, и Том чуть приподнялся, принялся облизывать свои пальцы. Резко замер, почувствовав на себе знакомый тяжёлый взгляд, от которого по коже пробегали мурашки. Крис приподнялся на локтях и теперь сонный и слегка сбитый с толку смотрел на юного лорда. Томас прямо-таки ждал его привычного: «Ты чего это удумал?» Но замешательство на лице Хемсворт быстро сменилось до неприличия заинтересованным взглядом. - Ну, чего ты ждёшь? - сопло вопросил конюх. - Продолжай. Юноша почувствовал себя маленькой мышкой перед удавом. - Хорошо, только... - Да? - Закрой глаза, пожалуйста, - выдавил он, едва справившись со сбившимся дыханием. Хемсворт удивлённо поморгал. Глаза юноши были чуть мутными, взгляд с лёгкой поволокой, яркий румянец, яркие алые губы, припухшие от усердия, блестящие от смазки и слюны. Сам встрёпанный, сидит, подобрав под себя стройные ноги, и всё мусолит в руках краешек своих игривых culotte troussee. Том всегда ложился в постель в пижаме или хотя бы в рубашке и в белье, и Крис находил особое удовольствие, каждый раз разоблачая его. - Ещё чего? - Добровольно отвернуться от такого зрелища?!... Томас тяжело сглотнул. - Для писателя, - вновь заговорил Крис, устраиваясь поудобнее на подушках и растягивая губы в плотоядной ухмылке. - Неоконченный труд - большой грех. - Тебе-то откуда знать? - Том вернулся к прерванному занятию. Сам зажмурился. Он слышал, как дыхание Криса начало сбиваться, и усерднее взялся за дело. Отсутствие опыта он восполнял бурной фантазией да ещё припоминал, что проделывал с ним Крис, доводя его до полного изнеможения. Обводил языком набухшие венки, слизывал первые капельки наслаждения, что проливались из крупной, налившейся соками головки. Посасывал, причмокивал, гладил руками, дразнил кончиком юркого языка. Отчего Крис в конце концов не сдержался, вцепился в его плечо. Хотелось засадить в узкую глотку по самые... Но он держался, знал, что нельзя. Томас так увлёкся, что совершенно не замечал, как довёл Хемсворта почти до обморока. У австралийца потихоньку трогалась крыша, и искры сыпались из глаз, но Том продолжал неторопливо изводить его. Занятие это оказалось крайне приятным. А реакция любовника более чем интригующей. Юноша сам начал тихонько постанывать. Он поводил бёдрами, потираясь пахом о постель и пальцы на его ногах, коими он игриво помахивал в воздухе, поджимались от нетерпения. Крис извивался, рычал глухо, стонал, с трудом удерживая себя на месте. Запустил руку Тому в волосы, упругие кучеряшки тут же обвили его пальцы. Сгрёб их в кулак. Том мучительно застонал, и от этой вибрации сделалось совсем невыносимо. Хемсворт лишь слегка подавал бёдрами навстречу, он уже почти!... Том вдруг выпустил его изо рта. - Ты...чего... Юноша уткнулся ему в живот и застонал жалобно. Он страшно измучился и едва соображал, что делает. - Томми, малыш, давай же... ещё немного... И бедняжка Том вновь обнял его натруженным губами, помогая себе трясущими руками, довёл-таки любимого до исступления. Крис хотел было его оттолкнуть, но мальчишка вцепился в его бёдра и двинулся навстречу. Тихо охнул, когда горячая струйка неожиданно ударила в глотку, рот заполнило обильным семенем. Закапало с подбородка на грудь, вязким измазало щёку. Томас тут же отодвинулся. Он кашлял и облизывался, попытался утереть лицо. Но получилось не очень. Руки его не слушались, сам он мелко подрагивал. - Иди-ка сюда… – едва ворочая языком, просипел Крис и потянул юношу к себе. Тот юркнул к нему, спрятал лицо в изгибе его шеи, изнемогая от желания. Пары движений крупного кулака хватило, чтобы избавить мальчика от мучений. Тот нежно постанывал Крису на ухо, пока конюх облизывал свои перепачканные пальцы. Потом взялся за Тома, за его шею, щёки в белёсых густых капельках, за натруженные припухшие губы. Том хотел было вспомнить о брезгливости, но почти сразу позабыл обо всём, изучая свой собственный вкус, смешавшийся на языке с пряным вкусом Криса. - Надеюсь, ты всегда будешь будить меня подобным образом, - шептал разгорячённый конюх. Он выглядел очень довольным. И слегка очумевшим. Он никак не ожидал от юноши такой прыти, а сам бы никогда не попросил о подобной ласке. - М-м-м, не думаю, - сонно выдохнул Томас. - Тогда мне придётся рано вставать. Он чувствовал, как могучее тело его великолепного любовника сотрясается от смеха. - Эй, ты чего это, спать удумал? - Я утомился, - капризно протянул Том, надув натруженные припухшие губы. И вообще, может у него скулы болят с непривычки! Через пару вздохов, он почти уснул. Но Крис не оставил мысли отблагодарить его за столько смелый поступок. Томас сонно улыбнулся, почувствовав на своих боках сильные пальцы, что гладили и массировали его так хорошо, сильно и мягко одновременно. Том потянулся, обнял подушку и приготовился лавировать в эфире. И всё бы хорошо, но Крис решил продолжить губами то, что начали его ловкие пальцы. Не прошло и пары минут, а сон как рукой сняло. За сбитым дыханием, что они теперь делили одно на двоих, расслышали звонкий удар кованых ворот. Замерли на мгновение. - Мы осторожно, - Том мазнул пальцами по губам Криса. Вновь вцепился в его плечи, побуждая двигаться. Любовники шально улыбались, ставили кусачие отметки, дышали друг другом, лишь бы унять, скрыть жаркие, мучительные стоны, что распирали грудь вперемешку с наслаждением, что копилось острыми иголочками в паху. Всё больше возбуждались от происходящего. Тайна, что приносила обоим столько страданий, сейчас была мощным афродизиаком. - Тише-тише, мой хороший… - шептал Крис, а сознание всё больше мутнело от подкатывающего удовольствия, от Тома, такого напряженного, едва держащегося, чтобы не закричать во весь голос, громко и страстно объявив об их с Крисом маленьком секрете слугам, что трудились этажом ниже. Крис шептал что-то ещё, словно слова заклинания, торопливо и бессвязно, уговаривал потерпеть. Загнанно сопел у него над ухом. Стоило Тому начать выдираться, выворачиваться из его рук в подступающем оргазме, Крис заработал бёдрами быстрее, замолотил так, что стало больно, но было уже всё равно. Лишь бы получить своё, под этим горячим обезумевшим самцом. Так, средь бела дня, когда за окнами сверкало солнце, а рабочий люд трудился во благо великой британской империи, любовники придавались греховной страсти. - Чёрт, прости… кажется, я перестарался… По природе своей человек размеренный, в постели Хемсворт был сущий дьявол. Но сегодня он превзошёл сам себя. С раскрасневшихся, натёртых ягодиц вязкой бороздкой капало густое чуть розоватое семя. Крис разлёгся на спине и теперь косился на Тома, что едва живой от пережитого экстаза, расположился на боку, спиной к любовнику. Он бы хотел успокоить Криса, что всё хорошо, даже очень хорошо, и он не прочь продолжить через некоторое время, но, кажется, у него не осталось сил даже на то, чтобы моргнуть. И дабы себя не мучить, Том прикрыл глаза. Под рукой, на которой расположился юноша, грохотало его заполошное сердечко. Понемногу ритм выравнивался. Дыхание его стало тихим и размеренным. Крис заставил себя пошевелиться. Повернулся, прижался к спине юноши, обнял второй рукой, забрал его ладонь в свою. - Регату пропустим,[2] - пробормотал Том. - Чёрт с ней. - Я хочу посмотреть. - Оксфорд победит. Как и всегда. Томас недовольно загудел. - Можем послать Карсона к Виктории, пусть попросит отложить до пяти вечера. Томас фыркнул. - Почему до пяти? В это время подают чай. Не до регаты. - В шесть мне нужно быть на вокзале. Думаю, за час-то они управятся. - М-м-м, а зачем? - Поезд в шесть. Пора возвращаться к остальным рабам в упряжку. Томас замер, даже кажется дышать перестал. Пару мгновений он прибывал в этом безмолвном недвижимом состоянии. Завозился. Крис помог ему развернуться. - Я так надеялся, что этот день никогда не наступит, - глаза у Тома сделались как у оленёнка, большие, испуганные и чуть влажные. Хемсворт растянул губы в улыбке. - Так ты хотел успеть на регату? Том прижался к его груди, обхватил руками и ногами, будто хотел удержать. - Если поторопимся, успеем к началу, - тихо выдохнул. Всё так и кричало в нём, в его позе, в его осторожных просительных объятиях. Не хочу никуда идти. И тебя не пущу! Крис улыбнулся шире. Нос щекотали медные кучеряшки. Потом будут слова и обещания, возможно клятвы или ещё какая-нибудь романтическая ерунда, но сейчас, здесь, когда между ними нет преград, нет свидетелей, перед которыми нужно вести себя пристойно… Здесь и сейчас было их прости-прощай, для которого не нужны слова. Все слова внутри, но они остро чувствуются на кончиках пальцев. Том придирчиво осмотрел свои костюмы и выбрал самый изысканный, но при этом сдержанный и элегантный. Он приказал себе быть весёлым и не портить Крису настроение своим несчастным видом. - Вот, эти тоже возьми, – Том сунул ему в сумку небольшую бархатную коробочку. Предугадав возражения, он наставительно отвечал. – В голодные годы распилишь и продашь. Запонки с драгоценными камешками. Слишком дорогой и неуместный к его жизни подарок, но Крис не стал спорить. Багаж отправили на вокзал, а молодые люди отправились на набережную. Успели как раз к началу регаты. - На одной из этих байдарок должен быть принц Эдвард![3] – общее возбуждение и азарт теснящейся к перилам набережной толпы передалось и им, разогнав удручённые настроения. - Вон, наверное, - Крис ткнул пальцем в парня с красной нашивкой на груди. Его плавательный костюм ничем не отличался от остальных, кроме крошечной эмблемы. Львы и кресты. Том привстал на цыпочки. - Точно, он! - Давай, Эдди! Покажи им! Впере-е-е-ед! - заорал Крис, чем спугнул достопочтимых дамочек, что махали спортсменам платочками. Тут же к нему присоединился Томас и ещё какие-то парни, и теперь они поддерживали монаршую особу со всем рвением в стройные семь глоток. Естественно победил Оксфорд. Эдвард сам водрузил лавровый венок на шею капитана команды победителей. Весёлая толпа переместилась в ближайший парк, где можно было промочить горло и послушать оркестр. Том развлекался тем, что пытался выиграть в тире бутылку вина. Когда хозяин лавки, довольно неприятный, саркастичный тип, выгреб у него всю мелочь, юный лорд подозвал друга и с мстительным удовольствием наблюдал, как у лавочника вытягивается его насмешливая физиономия. Хемсворт стрелял превосходно. - Я видел тебя вчера на сцене. Крис перезаряжал винтовку Лоуэлла[4]. Он слегка щурился, посматривая на мишени, вырезанные из плотного картона. - Что?! – Том обернулся на звук его голоса. Он тоже напряжённо следил за поединком между Крисом и лавочником. – Как видел?... Ты всё-таки был в театре и ничего мне не сказал? - Не хотел отвлекать, - Крис защёлкнул затвор и прицелился. - Но мне было бы приятно, если бы ты… поотвлекал меня немного. - Совершенно случайно оказался на Оксфорд-стрит, и решил зайти. Но там был Виндзор, и… я решил поотвлекать тебя после, - бах! И у картонного гуся отлетела его картонная голова. - К слову сказать, ты выглядел впечатляюще! Очень… не знаю, как это сказать… Настоящий оратор! Так что можешь смело добавлять актёрское ремесло к списку своих умений. Бах! В тушке гуся образовалось ровное отверстие. Томас грозно засопел. По крайней мере, попытался. Но мысль, что Крис видел его в образе, слышал слова, что он произносил, скручивала его внутренности в клубок от смущения. Ещё один «Бах!», и гусак лишился своего картонного хвостика, а молодые люди получили от раздосадованного лавочника бутылку кислого дешёвого вина. Одарили призовым напитком тех студентов, что вместе с ними «болели» за принца Эдварда, и в прекрасном расположении духа около пяти часов направились к воротам парка. Подъезжали и отъезжали экипажи, поэтому поймать попутку не составило труда. - Том, сделаешь кое-что для меня? - Конечно, всё, что угодно! – пылко ответил юный лорд. - Раз всё, что угодно, тогда… Отправляйся сейчас в театр. - Но, я думал, мы поедем на вокзал… - Я поеду на вокзал, а ты поедешь в театр. И будешь заниматься делами до самого вечера. Потом приоденешься и отправишься в «Савой». И прокутишь там до утра в компании мистера ирландского болтуна. - Что-то не хочется. Крис прищурился и выжидающе смотрел на него. - «Всё, что угодно»? - Ладно-ладно! – Томас скрестил руки на груди и упрямо нахмурился. Крис взял его под локоть и отвел чуть в сторону. Заговорил тихо. - Я давно не чувствовал себя так хорошо. Давно не ощущал себя так спокойно. Будто дома побывал, - Крис улыбнулся. - И в этом только твоя вина. Том вскинулся, устремив на него удивлённый взгляд. Опять эти насмешливые слова, за которыми кроется гораздо большее, нежели они могут выразить. Томас хотел бы сказать так много! Хотел взять Криса за руку и прижаться щекой к его тёплой ладони, выпросив незатейливую ласку. Хотелось прикрыть глаза и ощутить прикосновение горячих губ к своим губам. Хотелось обнять, прижаться всем телом, почувствовать биение сердца. Но… Крис всё хорошо продумал. Здесь, среди шумной толпы подобное неуместно, вульгарно и попросту опасно. Он избавил их от слёзного прощания, после которого им обоим стало бы неловко. - Всё это благодаря тебе, твоей храбрости. У Тома защипало в носу. Но он заставил себя улыбнуться. Тихо выдавил: - Мне тоже очень понравилось жить с тобой… под одной крышей. - Прекрасно! Тогда, не убирай далеко фраки. Я собираюсь заявиться на премьеру! Да, сэр. Томас изумлённо ахнул. Он смеялся, торопливо утирая глаза. - Постарайся не шибко поправиться к тому моменту, – наставительно просил юноша, когда они словили кеб. - Слушаюсь и повинуюсь. В последний момент Крис всё же забрался на подножку коляски. Будто собираясь что-то шепнуть Тому на ухо, подвинулся ближе и быстро коснулся губами его щеки. Тут же спрыгнул, улыбнулся шкодливо и помахал рукой. Том больше не придавался горестным мыслям и сожалениям. Он лишь изредка касался своей щеки и улыбался украдкой. Как его и упросил Крис, Хиддлстон занимался делами до вечера, потом вернулся домой, принял ванну, переоделся и отправился в «Савой». Правда, он не стал посылать записку мистеру Уайльду. Никаких бесед и компаний сейчас не хотелось. Одиночество в толпе – очень интересная мысль. Над ней Томас раздумывал, пока потчевался деликатесами и изящными изысками. Но долго прибывать в одиночестве ему не пришлось. Мистер именитый драматург сам отыскал его и сообщил, что один его близкий друг очень жалеет быть представленным лорду Хиддлстону. Том несколько растерялся, но всё же согласился присоединиться к Уайльду и его компаньону. - Ваш друг был очень красноречив, и я не смог, а главное, не захотел ему отказывать. Том сидел едва живой от тихого, благоговейного ужаса. Кажется, он оказался в своём персональном раю. По правую руку от него растекался соловьём мистер Уайльд, а по левую - потягивал абсент мистер Бердслей. Не хватало лишь самого главного компонента. Который сейчас скорее всего дремал, покачиваясь на мягком сидении в вагоне второго класса по дороге в Шотландию. - Вы правы. Иногда мне кажется, что театр потерял великолепного актера в лице лорда Браны. Художник нахмурил тонкие брови. - Лорд Брана? Ваш покровитель? Нет, я говорю о мистере Гидеоне... Что-то не так? - Я не совсем понимаю, но среди моих знакомых нет человека с таким именем. Художник задумался, а после усмехнулся. - Зато среди ваших знакомых есть очень целеустремлённый доброжелатель. Ну что ж, продолжим? Кода они расставались, уже занимался рассвет. Том облачался в поданый ему метрдотелем плащ и вдруг разулыбался. - Извините, но, кажется, я понял, в чём тут дело. - Очень рад, – художник отсалютовал изысканной тростью. - Передайте ему привет и мою благодарность. Думаю, нам стоит обговорить параметры афиши ещё раз и более детально. По пути, Том попросил возницу остановить у ближайшей работающей в столь ранний час телеграфной станции. Он долго придумывал, чтобы написать, но после вывел самые простенькие слова благодарности с многочисленными восклицательными знаками. Жаль только в азбуке Морзе отсутствуют знаки препинания и послания должны быть слишком короткими. «Мир нисходил в мою душу, и жалко было засыпать, чтоб не утратить это таинственное чувство счастья»[5] – единственная запись, которую сделал Том в своём дневнике за те две недели. Правда, после он отплатил Крису за его изобретательность самым неприглядным способом. За что пообещал себе корить и не прощать себя до конца своих дней!