Подворье кровоточащего сердца

Вошёл одним слаженным движением, и два голоса сплелись в один стон облегчения. Крис чуть отклонился назад, поудобнее ухватился за упругую попку, принялся накачивать глухо стенающего в подушки Тома. Прямо-таки лениво. И как бы Томас не извивался, как бы сладко не обнимало его нежным нутром, Хемсворт знал, что тот не сможет быстро разрядиться. Тесёмки шёлковых штанишек пережимали член юноши, и он мог лишь оглаживать ноющее достоинство сквозь ткань, но Крис не позволял ему и этого. Конюх покрыл его, одной рукой придерживал за талию, другой сцапал его руку, коей нервно и сильно Томас вцепился в серебристый мех покрывал. Разжал кулачок, переплёл пальцы. Хемсворт целовал и покусывал его загривок, целовал плечи, проходился языком по старым белёсым отметкам, отчего Томас мягким воском стелился под ним, вплавлялся в его тело. Переполненный нежностью и яростью, Крис двигался, наращивая темп. Эти два чувства смешались в дикий коктейль, и теперь бежали по венам, выжигая его душу. Ему хотелось холить и лелеять Тома в своих руках, и в тоже время его грызла бессильная ярость от того, что он не смог защитить своего ангела. Глупость, большая глупость… - Крис… - Ммм? - Подожди… Крис, постой… - Том вцепился в его бедро. - Ты чего?... Больно? - Нет, мне хорошо,… очень хорошо, только… просто, я хочу… по-другому… Крис ткнулся лбом меж его лопаток, усмехнулся по себя. Он сообразил, что не так. Чего захотелось его нежному любовнику. Резко остановился, вышел из гостеприимного тела. Один рывком сдёрнул порядком уже промокшие штанишки. Развернул мальчишку к себе лицом. Подхватил его ослабевшие ноги под коленями и толкнулся вперёд, в манящую глубину. Том весь прогнулся, послушно принимая, стискивая его плоть нежным, натруженным нутром. Терпко, узко, невозможно! Прикрыв колдовские глаза, чуть разомкнув алые, истерзанные губы, Томас косит на Хемсворта. Все витиеватые слова, все громкие признания, восхищение, жажда, что сжигает хрупкую душу юноши, отголоски похоти, восторг, нестерпимое наслаждение, всё это вьётся и пляшет огоньками пламени, что сжигает его изнутри. И огонь этот перекидывается на конюха, бежит по его крепким рукам с вздувшимися венами, по напряжённому торсу, по блестящей от пота груди, где грохочет, не давая себе продуху, его большое, любящее сердце. Нет нужды говорить, нет нужды вымаливать и выпрашивать… Им обоим нестерпимо нужно. Быстро, сильно, догоняя своё наслаждение. Именно так, лицом к лицу, глаза в глаза, чтобы видеть, как ясные глаза Криса мутнеют всё больше, как зацелованные губы Тома растягивает в одурманенной улыбке, как он весь прогибается, лишь бы посильнее, поглубже… Финальный стон похож на рык дикого зверя, хриплый и пронзительный, полный сладкой, нестерпимой муки. Мгновение или два, любовники дрожат, сцепившись, словно пара скорпионов. А потом упала тьма. Тишина. Или так просто казалось. Вроде бы музыка звучит потише, гул голосов совсем иссяк. Хемсворт с натугой приподнялся, покинув гостеприимное тельце. Он бы с удовольствием остался так, но Томас и так едва дышит... Крис разлёгся на спине, подгрёб юношу к себе, и тот плавным движением скользнул поближе. Умел он это, двигаться гибко и красиво, словно молодое грациозное животное. Крис вынырнул из сытой, сонной неги, когда уголёк в камине треснул слишком громко под натиском огня. Прислушался к своему телу, к тому, как проказник Томми водит пальцами по его груди, вырисовывает какие-то одни известные ему знаки. Едва касается подушечками легких пальцев. Ведёт по животу, к самому низу, где вновь твердеет и наливается силой… и нерешительно отдёргивает руку, когда Крис громко втягивает носом воздух. Ещё хочется. Томас улыбается, не поднимая головы, щекочет кожу длинными пушистыми ресницами. А Крис дышит гулко и обширно, словно меха в кузне раздувает. Желанием своим влажно пачкает бедро Тома, оглаживает широкой ладонью шёлковые ягодицы. - Интересно, я когда-нибудь перестану… хотеть тебя? Хиддлстон тихо прыснул. - Когда я состарюсь и отращу себе бороду, как у кайзера… Возможно тогда твоё желание сойдёт на нет. Хемсворт затрясся от смеха. - Я серьезно! Буду усы щипцами завивать и заведу для бакенбардов отдельную щёточку и отдельного цирюльника, чтобы всё было комильфо! - Томас всё болтает и сам смеётся. Глупости, конечно, но слова Криса отдаются в глубине его сердца сладким эхом. - Люблю бородатеньких! Томас весело пискнул, когда конюх приподнял его за талию и усадил на себя. Завозился, устраиваясь поудобнее, а тот вдруг губу закусил, зажмурился. Хиддлстон с любопытством ловя реакции любовника, ещё разок вильнул задом. Конюх кривится, возится, его тяжёлая горячая плоть упирается аккурат куда нужно, в мягкую, припухшую щёлку, приоткрытую, полную ещё густым семенем, шёлковую. Ещё и ещё. Тут уж Крис не утерпел, сцапал его за ягодицы и на себя насадил. Томас взвился, цепляясь за его руки, закричал, уперевшись мятущимся взглядом в потолок. Позу эту он любил, только всего в ней слишком много сразу… И Крис любил смотреть и ощущать, как юноша извивается и скачет на его бёдрах, принимая в себя так глубоко и терпко. Вот и сейчас, чуть справившись с дыханием, Том смотрит на него разморенным взглядом из-под ресниц, вновь поводить бёдрами и вновь стонет протяжно и мучительно. Отсветы пламени подсвечивают кожу, танцуют причудливыми узорами, по груди скачут всполохами янтарные бусинки, задевая натёртые соски. Крис ведёт пальцами по коже, собирает дрожь тонкого тела, капельки пота, отсветы, бусины… Том расслабляется под его руками, сидит, чуть покачиваясь, словно змея перед факиром. - Станцуй для меня. Юноша послушно кивает, склоняется ниже, упираясь ладонями в грудь конюха, начинает двигаться потихоньку. Пока ещё щадя себя. Улыбается едва примерно, припоминает, как двигалась одалиска, танцевавшая среди декораций зала Руж. Ведёт бёдрами, чуть привстаёт и опускается, медленно, тягуче, тянет Криса за собой, словно топит в густой, вязкой патоке. Колдовской танец длится и длится, кружа голову и изводя тело, пока не становится совсем невыносимо. Тогда Крис обнимает мальчишку покрепче. Знает, какой силой наливается его хрупкое на вид тело, когда доходит до разрядки, как тот брыкается и бьётся, словно самая желанная и редкая добыча. Поддаёт сильнее, будто хочет разорвать на части, заполняя собой. Сейчас и всегда, Крис будет держать цепко и осторожно, чтобы сердце Тома стучало рядышком с его. Дыхания срываются, смешиваются, обрывки слов летят в огонь, что весело трещит, подглядывая за древнейшим из танцев. И вновь объятия и нега, поцелуи медленные и глубокие, словно любовники хотят друг друга поглотить. Том смотрел в потолок, на лепнину, что отбрасывала странные тени. Поглаживал Криса по влажным волосам, улыбался бездумно. Слушал, как тот шумно сопит, прижавшись щекой к его груди. Благословенное забытье... в твоих руках. Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем Крис нарушил их тишину. - Не хочу больше просыпаться один. И засыпать один не хочу. И мыться в бочке мне не нравится. Том улыбнулся, фыркнул тихо. В каждой шутке есть доля правды. И в словах Криса была своя горькая правда. После того, как Томас провёл ночь в компании своих кумиров, очнулся он только под вечер. Несколько томительных минут лежал с закрытыми глазами, постыдно, отчаянно молясь, чтобы Крис был здесь. Чтобы тихо отворилась дверь, и он подкрался к кровати. Дыхание его тяжело, после быстрой пробежки вверх по лестнице. От одежды, от волос, покрытых водной моросью, от рук тянет табаком и осенней горечью. И эти самые холодные руки Крис сунет под пушистые одеяла, раскопает тёпленькое тельце свернувшегося клубочком юноши. Станет щекотать и выкуривать из убежища: - Вставай, соня! День проспишь! На все возражения и возмущённые писки, будет только смеяться. А потом Томас утянет его к себе, укроет с головой. Лёгкими поцелуями согреет его руки, укутает своим сонным тёплом. И вот уже никуда не хочется идти… Том не думал, не предполагал, что так сильно и крепко в него вцепится тоска. Ведь они и раньше расставались надолго, но… Весь поздний вечер ловил себя на мысли, что потерянно озирается по сторонам, разыскивая милого друга. Этот небольшой со вкусом обставленный коттедж вдруг стал таким пустым и неуютным… Теперь он обнимает Криса, гладит по волосам, дарит ему всю свою нежность. А тот знай себе ластится к его рукам большой золотистой кошкой. От этого нехорошо режет под сердцем, и хочется шепнуть, признаться и ему, и себе в первую очередь: «Мне тоже плохо без тебя. Тоскливо и всё идёт не так как надо, и свет не тот, и мир не тот, и всё не так…» Слова могут обрести силу, если произнести их вслух. Или записать на бумаге. Ни к чему говорить, и делать этим только хуже. - Кажется, ты собирался посетить премьеру постановки? А после… может быть, ты… Крис приподнялся, заглянул ему в лицо. - Ты мог бы задержаться в Лондоне на пару дней? И тогда тебе не придётся… мыться в бочке у всех на виду, – тихо закончил Том, перебирая нитки своих ожерелий и упорно отводя взгляд. - И просыпаться и засыпать одному, - с улыбкой протянул Крис, вложив последние слова в манящие губы юноши. Долго целовал, медленно. Благодарно. Обнял покрепче, перевернулся на бок вместе с разомлевшим мальчиком. Тот привычно закинул ногу на его бедро. – Ммм, кстати, кто это тебя надоумил? Совсем разнежившись, Томас не сразу сообразил, о чём речь. Крис как бы невзначай запустил пальцы за границы его алого чулочка и теперь щекочет острую коленку. - Ах, это… Это всего лишь элемент исторического костюма, - небрежно отмахнулся Хиддлстон. – Итальянского. Времён Ренессанса. Хемсворт выжидательно смотрел на него, мимоходом стягивая «исторический элемент» всё ниже и ниже. Вызывая лёгкую волну мурашек, что пробегали по телу юноши отголосками возбуждения. - Итальянского, значит? - Угу. Крис сунулся рукой меж тканью чулка и мягкой, тёплой кожей. Напряжённые гладкие мышцы, стройность и эти изящные линии, будто кто-то талантливой рукой вымерил и изобразил точные пропорции идеального тела. Золотое сечение? ...или как там говорил Том о тех голых греках?... Огладил коленку, спустил алый чулок ниже. Наградил поцелуем едва приметный шрамик. Ту самую боевую отметину, что осталась после очередного матча по регби. Повёл руками дальше, спускаясь всё ниже и ниже… Наверное, эти исследования в итоге закончились бы чем-нибудь неблагопристойным, – очень уж ноги у Том чувствительны, да и весь он… - но Крис вспомнил кое о чём, что давно не даёт покоя. Нехотя потянул чулочки наверх. Довёл чуть выше колен. Наградил каждое бедро поцелуем и оставил в покое. Томас, удивлённый столь резкой сменой настроения, настороженно посмотрел на Криса. - Опять уедешь на зиму в Европу? Или ещё куда подальше, в Китай или в Индию? - Нет, точно нет. Из-за театра столько дел образовалось. Придётся остаться, - в притворном расстройстве ответил юный лорд и вдобавок вздохнул так тяжко, что почти поверилось. Вдруг встрепенулся, - О! Как же я мог забыть?! Хиддлстон засуетился, не шибко изящно поднялся, и неверно ступая, добрался до стола. Всё же тело немного отвыкло от подобных упражнений, и теперь требовало покоя. Или продолжения... Он придерживал свои чулочки, что так и норовили съехать до самых щиколоток, и выглядел при этом крайне забавно. Крис тоже поднялся, и пока Том что-то искал, набрал со стола всякого вкусного и отнёс к лежбищу. Пара запотевших бутылок, бокалы, блюдо с закусками. Потом вернулся, обхватил Тома за талию и тоже отволок к их импровизированному ложу. - Вот, возьми, пожалуйста, - Томас подал ему небольшую коробочку, когда Крис передал ему бокал с густым хересом. Как бы конюх не отпирался, как бы ни изображал, что подобные мелочи, как Дни рождения, его абсолютно не волнуют, подарки он любил. Особенно, если они имели какое-то значение и были привязаны к празднику. Хемсворт прочитал послание, что было прикреплено к коробочке. Улыбнулся мимолётно, и стараясь не шибко торопиться, вскрыл подношение. - Томми, это… Не стоило, это слишком…, - Крис во время заткнулся. Говорить о деньгах – моветон, так, кажется, считал юный аристократ. - При твоём варварском обращении с книгами, я не решился дарить тебе литературу. Но ни за что не оставлю убеждения, что лучшего подарка, чем книга - не сыскать. Крис только скривился на это его высказывание. То были часы. Лаконичный корпус, механизм созданный руками лучшего из швейцарских мастеров. Первоклассная вещица, сразу видно. И тяжёлая. Чистое серебро! Время подходило к двум часам ночи. Томас передвинул едва приметную стрелку, и через пару минут, когда часовая стрелка достигла цифры два, послышалась незатейливая азиатская мелодия. Будто в корпус спрятали крошечную музыкальную шкатулку. Часы с музыкальным боем - сомнительный подарок для мужчины, но Том надеялся, что Крис не обидится. Так и вышло. Хемсворт крутил подарок в руках, рассматривал вензеля и орнаменты, что шли едва приметным теснением вдоль всего корпуса. Томас прилёг рядышком, устроился у него на плече. Указал на вторую кнопку, что была с обратной стороны от той, что открывала циферблат часов. Крис нажал её. - Ого! Вот это вещь! С обратной стороны часов был компас. Крис пригляделся, потом покосился на Тома, но тот уткнулся ему в подмышку и ни какие уговоры не могли заставить его поднять голову и посмотреть на друга. Кончики его ушей пылали красноречиво, словно мундир британского пехотинца. На крышечке компаса было выгравировано: «Лето 1885 год». - Компасом пользуются реже, чем часами, значит, и надпись не затрётся, - с тихой нежностью пробормотал конюх. Томас так же тихо угукнул из своего убежища, радуясь, что любимый понял его задумку. Потом они пьянствовали, перемежая поцелуи с крепкими ликерами. Танцевали, задыхаясь и смеясь, босиком на мягких коврах, когда где-то в глубине дворца оркестр завёл неистовую и яркою мелодию[1]. А под конец, когда композиция достигла своего пронзительного апогея, ночное небо вновь прорезало множеством праздничных огней. Тогда Томас ринулся к свету, прикрыв свою наготу лишь меховым плащом. Крис потянулся следом. И теперь, стоя перед исполинскими окнами, казалось, что мир лежит у их ног. Там, внизу кипит жизнь, а они двое где-то над всем этим, над суетой и перешедшим уже все границы дозволенного празднеством. Эта ночь принадлежит лишь им двоим. Медленно и нехотя ворочаются мысли в хмельной голове, когда фейерверки нимбом раскрываются над кучерявой головой юного лорда. Сколько раз Крис видел его таким? Источающим свет. Сияющим. Даже тогда, давным-давно, когда Том походил на истерзанное приведение, внутри него трепетал огонёк. Скажи же что-нибудь! Скажи, что ты меня любишь, что хочешь. Скажи любую избитую глупость или те слова, что каленым железом ты вырезал в моем сердце. Но Том молчал. Коснулся лба любимого кончиками пальцев, очертил скулу, и Крис не вынес этой нежности, этого влюбленного взгляда. Прижался щекой к ласкающей его ладони. Выдохнул, выстонал глухо и мучительно. - Что с тобой? Что тебя гнетет? - Ничего не гнетет, - врать проще, когда глаза закрыты. Крис целовал руки юноши. Обнял, уложил на спину, поцелуями хотел увлечь, заставить забыться в наслаждении. Но Том все шептал в его губы: - Мне страшно за тебя... Скажи, что не так?... ведь это началось ещё в Лондоне. Любимый, скажи мне... - Ничего. Просто время… Эти мысли сводят с ума, и как ты говоришь, не днём, не ночью, нет от них покоя. Чёртового время, которого совсем не осталось… - Это из-за моего подарка? - Нет. - Тогда… Что за время, которого не осталось? Что должно случиться? - Ничего не случится. Скоро осень, за ней зима, - шептал сумятицу Крис, выцеловывая на шее благородного юноши свои отметки, - Главное,… ты будешь со мной, а не чёрт-те где и чёрт-те с кем, за многие мили, которые не преодолеть, когда размывает дороги, а моря покрываются льдом… Нечего бояться, малыш. Верь мне. Нечего бояться. Слышишь? Томас смотрел на него долгое мгновение, потом безмолвно кивнул. У Хемсворта в груди подвело от этого покорного взгляда. Он схватил мальчишку в объятия и держал его так, баюкал долго-долго. Да только хуже сделал. Том испугался всерьёз. Всё шептал, молил о чём-то, но знал, что ответа ему не получить. Слишком чуткий и восприимчивый, он подмечал и видел многое. Хотя, многого не мог понять и объяснить. Чувствовал лишь что что-то не так. Это отчаяние. Этот страх. Но ведь Крис ничего не боится… И не доверяет ему настолько, чтобы всё рассказать. Даже сейчас, в сильном подпитии, окутанный его ласками и поцелуями, Хемсворт молчал о том, что так его терзает. В конце концов, они уснули, и в затихающем сознании Крис молился, чтобы поутру Том ничего не вспомнил, чтобы хмелем выветрило все страхи и сомнения из его кучерявой головы. - Крис? Постой. От колонны отделилась тень. Хемсворт прибывал в своих мыслях, тихо мяукал под нос лёгкий мотивчик и ничего не замечал вокруг себя. Расстались они с Томом поутру в самых нежных настроениях. Обещание скорой встречи таяло на губах юноши, когда они прощались у парадной лестницы. Крис долго провожал его взглядом, вот и сейчас перед глазами был его образ. Хихикающее, розовеющее, смущённое создание, что сыпало улыбками и ступало чуть неловко, придерживая белый чулочек кончиками пальцев – как не старались, молодые люди так и не смогли найти его вторую подвязку, кою в порыве страсти Крис куда-то закинул. То была Клара. В пышном, объёмном платье времён Людовика Солнце. Глубокое декольте и высокая причёска, что обнажала шею и манила приторным ароматом духов. - Можно мне пойти с тобой? - Да, конечно. Иногда Криса мучили угрызения совести, ведь не её вина, что их с Томом связал какой-то мстительный бог любви. У каменного каскада они остановились. - Иди спать. - И что же, ты не проводишь меня? - А ты разве?... - Нет, я теперь живу у Курта в его милом маленьком домишке. Ты не против? Крис усмехнулся, и отрицательно качнул головой. Они направились дальше. Клара укуталась в его плащ и прижалась к плечу, на котором всего несколько минут назад мирно дремал Томас. Крису было всё равно, что она проделывает, но намерения её были вполне ясны. Она что-то говорила, но вот её взгляд изменился. Клара споткнулась на ровной дорожке, и растеряно глянула на Криса. Втянула воздух носом. И вдруг громко и вульгарно рассмеялась, когда Хемсворт торопливо убрал руку с её талии. - Вот оно что?! - Клара с силой схватила его запястье. - Пойдём. - Нет. - Пошли со мной. Крис взял девушку за плечи. - Ты прости, если я тебя обидел. Нам было хорошо, но теперь всё. Больше не ходи за мной. - Боишься? - Тебя? – Крис хмыкнул, и отстранил её. Клара пожала плечами. Она всё так же улыбалась спокойной улыбкой женщины, уверенной в своём превосходстве. Медлит. Выжидает. Вглядывается ему в глаза, будто что-то ищет. Вот его угораздило! Дёрнул тесёмки, и Клара сняла маску с лица. Лицо тонкое и очень красивое. Кожа у неё смуглая, пахнет какими-то заморскими дорогими благовониями. Глаза тёмные, таинственные, переменчивые как ветра её родины. Если захочет, сможет получить всё. Любого мужчину. Любые богатства и блага. Но она отчего-то здесь, с ним. Но… Крис не может отказаться от Тома. Может, но не хочет. Человек может всё. Если захочет. А человек, которому нечего терять, вообще способен на невозможное. А если захотеть? На долю секунды Крис представил, каково это быть с такой женщиной. Назвать её супругой. Жить в спокойствии и достатке, ибо оба они ловкачи, и всё у них будет, как надо. На мгновение представил, какого это жить ни от кого не скрываясь, не прячась по углам. Без лжи и опасений. А Том… ну, погрустит, поплачет немного, и забудет. Его ждёт театр. И весь мир. Его жадности хватит, чтобы объять все эти бесконечные, сверкающие дали, что манят нераскрытыми тайнами, нехожеными тропками. Весь свет. Яркий, но не настолько, каким его может представить в своём воображении Томас. Переделать, перекроить, а после отбросить как надоевшую игрушку, и ринуться дальше. Зачем же бежать за тем, кто всегда будет на полшага впереди тебя? Всю жизнь бороться и отвоевывать у общества? У них слишком мало точек соприкосновения. Есть страсть, желание, есть глубокая, губительная привязанность и… то странное чувство родства. Понимание. Нестерпимое, болезненное желание быть рядом. Видеть его хотя бы краешком глаза, хотя бы на мгновение… и этого фрагмента, тени улыбки хватит, чтобы пережить ещё один день. Или всё дело в том, что Крису просто невмоготу стало быть одному и метаться по свету неприкаянным? И тут появился он. Прекрасный юноша. Нежный ангел. Такой невинный и чистый, ни на кого не похожий, сердечный и бесконечно добрый. Одного его лёгкого прикосновения хватает, чтобы унять любую боль. Будь то сердечные муки или же… хм, выбитое в пьяной драке плечо. Крис тяжело сглотнул. Если Клара уйдёт, он не будет горевать. Ну, может, напьётся и позволит каким-нибудь молодчикам отметелить себя. А если исчезнет Том… Крис не посмеет предложить ему другой жизни. Да она и не сделает Тома счастливым. Вдали от его книг, сцен, пьес, декораций. Вдали от этой прекрасной иллюзии, где всё понарошку и можно переписать или переиграть неприглядный эпизод. Можно вообще вычеркнуть ту или иную сцену, чтобы всё получилось хорошо и благообразно. Никто не расставался, никто никого не обманывал, никого не закололи и не отравили. А персонажи, что должны были расстаться с жизнью в конце, теперь играют свадьбу. Всё должно быть на своих местах. Клара верно истолковала его неуверенность и сомнения. Обвила шею смуглыми руками, потянула к себе. - Иди ко мне, иди… Никто не узнает… В конце концов, звезды никогда не отклоняются от своего курса.