Восходящее солнце

Глава 31. Наложницы отворили створки и Гевхерхан с испуганным лицом зашла в покои, чем ближе подходя ко мне, тем больше пугаясь. Золотистые волосы дочери волнами спускались на грудь, прикрывая неглубокий вырез платья, а в одном из локонов виднелся крохотный жёлтый листочек, который почти сливался с общей гаммой цветов. Заметив это, я улыбнулась и мысленно поругала дочь за невнимательность, на деле же пригласив её подойти ещё ближе. - Что-то случилось, Валиде? Вы меня звали? - как можно более беспечно произнесла Гевхерхан и изобразила на лице что-то непонятное, отдалённо похожее на улыбку. Честно сказать, это было ужасно. - Где ты была? Я искала тебя по всему дворцу, - для видимости спросила я и отхлебнула немного своего любимого яблочного щербета из серебряного стакана. Гевхерхан не минуты не раздумывая, сказала первую попавшуюся на ум ложь: - Простите, Валиде. Мы с Айше гуляли в саду. Вы ведь знаете, как моя сестрёнка любит дворцовые окрестности. Особенно осенью. Я во весь голос рассмеялась, вызвав своим поведением недоумение на лице и так перепуганной дочери, и встала с дивана. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, я вплотную подошла к Гевхерхан и обхватила ладонями её предплечья, заставив дочь нервно сглотнуть и внимать каждому моему слову. - Ах, Гевхерхан. Разве я плохо воспитывала тебя, доченька? Разве я учила своих детей врать, особенно мне? - я сделала печальные глаза и поджала губы. - Позор такой матери, как я, если уж не смогла научить вас уважать моё мнение и не творить грязные делишки за моей спиной. Но ты меня поразила. Я не думала, что наша малышка Айше - мужчина, да к тому же, Фазыл Ахмед! Я снова рассмеялась и отпустила руки дочери, в глазах который застыл неподдельный ужас. Она открыла рот и приподняла брови в удивлении, словно не понимая, как такое могло произойти. Дочь опустила голову и часто заморгала, прижав ладонь к вискам. - Но... Как?.. - Не забывай, Гевхерхан, что я - Валиде Султан этой огромной империи, а значит, что мимо моих глаз и ушей не проскользнёт ни одна мелочь! Тем более, когда это касается моих детей! Я знаю о вас с Ахмедом! Моя дочь бессовестно обманывала меня на протяжении стольких месяцев... Жаль... Я села на софу и отвернулась от Гевхерхан, как бы смотря в окно, однако вся картина, раскинувшаяся перед моими глазами, была мне абсолютно неинтересна. Я поджала губы и слушала, как дочь сопит и прихныкивает от волнения и, казалось, что даже биение её сердца касается моих ушей. - Валиде... Но я не обернулась. Мой тяжелый вздох разрезал чинную тишину покоев, словно острый кинжал, и осел где-то в глубине комнаты, утонул в пучине безмолвия, что в единый миг поглотила внутренности апартаментов Валиде Султан. Я немного поразмышляла с болью в сердце и приняла окончательное решение, которое, надеюсь, не станет плачевным для империи османов и для моей дочери. - Я уже всё решила, - тихо промолвила я и подняла глаза на Гевхерхан, которая захлёбывалась своими слезами и стояла поодаль. Страх и великое горе отразились на её опухшем от рыданий лице, и дочка кинулась мне в ноги, прижав подол материнского одеяния ко лбу. Власть - это всегда испытание. не каждому под силу с достоинством вынести этот тяжкий груз... Иногда приходится жертвовать многим ради восстановления справедливости... От одного только вида стонущей Гевхерхан мои душа и сердце разрывались на части, но разум, которым руководили принципы Валиде Султан, твердил, что эти слёзы - наказание за проявленное непочтение к традициям и заветам династии великих османов. - Матушка... Султанша моя... Умоляю, не трогайте Фазыл Ахмеда... Не пятнайте свои благословенные руки его кровью, не отдавайте приказ о казни... Я усмехнулась и легонько коснулась головы дочери, взъерошив аккуратно уложенные волосы драгоценной госпожи. Она что есть силы разрыдалась и прижалась к моим ногам, целуя колени матери и поглаживая их нежными ручками. - Гевхерхан, луна моя, мой нежный цветочек... Негоже султанше династии валяться в ногах у бывшей рабыни... Встань и не пятнай свою честь этими действиями, - я приподняла уголки губ в мимолётной улыбке и на секунду обхватила лицо дочери ладонями, тут же отпустив его. Девушка приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но тут же поджала губы и сощурила глаза в попытке снова расплакаться. - Валиде, зачем Вы так говорите... Ваше рабство осталось в прошлом, там, куда нет обратной дороги. Зачем Вы обижаете меня такими печальными речами? - доченька снова поцеловала моё колено и подняла на меня печальные, полные муки и жалости, глаза. - Я горжусь тем, что Вы - моя матушка. Умоляю, проявите же и в этот раз Ваши доброту и великодушие... Я сделаю всё, что попросите, Валиде, только пожалейте Фазыл Ахмеда... Он моя единственная любовь... Вы ведь тоже любили... Проявите благосклонность, моя справедливая матушка! Да, любила, и один Аллах знает, насколько сильными были эти чувства. Как я только ни старалась вырвать с корнем эту любовь из сердца, но всегда сталкивалась с ней снова, глаза в глаза. Ибрагим... Нежный любимый и ненавистный, безумный тиран. Горе и радость, разлука и встреча... Счастье и величайшая беда... Ибрагим... - Кто тебе сказал, что я собираюсь казнить Ахмеда? - я с недоумением уставилась на дочь и коснулась ладонью её подбородка. Та встрепенулась от неожиданного поворота событий. - То есть... Матушка, я не понимаю Вас. - Да, решение мною принято. Но какое решение, ты так и не удосужилась спросить. А зря. Гевхерхан мгновенно встала с пола и смахнула рукавом слёзы, оставив на щеке красный след. Её глаза заискрились от счастья, и, казалось, что в этот момент ничто не могло огорчить дочку сильнее, чем её собственные домыслы. - Я знала, - с долей восхищения и уверенности в голосе прошептала султанша и снова бросилась к моим ногам. - Я знала, что Вы не казните его, Валиде. Вы же не такая. Вы не убийца. Эти слова вонзились в моё сердце, словно острый кинжал, которым хотели разрезать душу на части. Не убийца... Милая, наивная доченька даже не предполагала, кто послужил причиной смерти её горячо любимой бабушки, а если бы Гевхерхан и сказали, что это сделала её обожаемая Валиде, то навряд ли бы дочь поверила, отрицая даже самые очевидные факты. Я уже успела тысячу раз пожалеть о содеянном, совесть не давала мне покоя ни днём, ни ночью, омрачая моё существование, что с каждым днём становилось всё более тягостным. Расплата за этот тёмный грех не заставила себя ждать, отразившись в безжизненных глазах мёртвого внука. - Но что же Вы всё-таки задумали, матушка? - моё молчание щекотало нервы дочери, отчего та не могла устоять на месте и всё ходила взад-вперёд по апартаментам. Я задумчиво посмотрела в сторону столика, на котором стояла чаша с фруктами, и к горлу подкатил неизвестной природы ком. Возможно, мне уже настолько надоело каждый день поедать одни и те же сладости, что при одном их виде организм испытывал что-то среднее между отвращением и равнодушием. - Скоро наступит зима, а потому для таких дел время весьма неподходящее. Мы сыграем вашу свадьбу весной, как только распустятся почки и расцветёт сирень, Мехмет вряд ли будет против, ведь сын Мехмета Кёпрюлю - неплохая партия, - монотонно отчеканила я, словно несколько дней до этого только и делала, что зубрила эту фразу. Сначала султанша застыла от неожиданности, вскинув на меня глаза, так как, вероятно, она ожидала услышать что-то более худшее, сродни ссылки в дальний санджак, но как только осознала всю невероятность происходящего, то всплеснула руками от радости и прижалась к моим ногам с довольной улыбкой на лице. - Матушка, Вы так осчастливили меня! Благодарю, Валиде! Я же говорила, что Вы самая добрая султанша, Вы не будете против настоящей любви! Аллах свидетель, как сильно я уважаю Вас, матушка, пусть он расскажет Вам о моём глубоком почтении и вечной любви к Вам! Гевхерхан Султан схватила мои ладони и покрыла их со всех сторон поцелуями, то и дело заходясь в радостном смехе. Я старалась не смотреть в сторону дочери, демонстрируя свою глубокую обиду, но материнское сердце давало слабину и иногда не сдерживалась, бросая мимолётные взгляды на госпожу. Именно сейчас я заметила, как она похожа на меня, но не только внешне, но и характером. Такая же наивная и простодушная, верящая в доброту и бескорыстность мира; столь же рано осталась без отца, я же потеряла родителей в юном возрасте. - Я ещё не простила тебя, Гевхерхан. Иди в свои покои и не показывайся мне на глаза, - холодным голосом проговорила я и вытащила руки из ладоней дочери, сопротивляясь зову собственного сердца. - Но Валиде... - Я сказала уходи, Гевхерхан. Радость мигом испарилась с лица юной султанши. Дочь поднялась с колен и печальными глазами посмотрела на меня, моля о прощении, но я даже не шелохнулась, глядя сквозь неё, словно Гевхерхан и вовсе не было в этой комнате. Девушка тяжело вздохнула и поджала губы, так как очень хорошо знала мой характер и уже поняла, что так просто её не отделаться, и что я не стану прощать дочь столь быстро, как ей хотелось бы. - Хорошо, Валиде. Я действительно виновата. Приду позже. С Вашего позволения, - златовласая красавица склонила голову в поклоне и спешно покинула покои Валиде Султан, шумно захлопнув за собой двери без помощи слуг. Как только дочь ушла, я тяжело вздохнула и встала с софы, не находя себе места даже в собственных комнатах. Походив по апартаментам некоторое время в поисках занятий, я безрезультатно пыталась успокоиться, так ни с чем и вернувшись обратно на софу. Сегодня я больше никого не желала видеть.

***

Чёрные траурные одежды мне не к лицу, как сказала Тиримюжгян, но надеть их стоило, чтобы не выглядеть глупо и не вызывать лишних поводов для сплетен. Облачившись в тёмное, как ночь, платье, и набросив на плечи тяжелый тёплый кафтан, я вместе со свитой вышла в сад, где вовсю сыпал снег, покрывая землю белым одеялом. Карета уже давно стояла около ворот, ожидая прихода Валиде Султан, и я невольно улыбнулась, мысленно похвалив слуг за такое быстрое исполнение приказа. Приподняв подол ажурного платья, я зашла в карету, не оглянувшись, а следом за мной села и верная Тиримюжгян, которая уже стала походить на Снегурочку из старых русских сказок. Служанка слишком легко оделась для суровой погоды, но не только это стало причиной её схожести с ледяной девочкой: на ресницах хатун пестрели снежинки, так смело лежащие на её глазах, а иней покрыл едва высохшие после мытья волосы. Карета сдвинулась с мёртвой точки и отправилась в путь, а я вся напряглась, так как чем ближе мы приближались к назначаемому месту, тем сильнее меня охватывали противоречивые чувства. Душа разрывалась на две части: одна всем своим существом желала поскорее оказаться там, другая же что есть силы противилась неминуемому. Дыхание сбилось, и я тщетно пыталась вернуть его на прежний ритм, слушая цокот лошадиных копыт и медленно вдыхая воздух. Тиримюжгян, которая уже много лет находилась подле меня, а потому знала все привычки и тайны своей госпожи, без труда уличила перемену в моём настроении и легонько коснулась рукой моего запястья, отчего я вздрогнула и подняла на неё испуганные глаза. - Султанша... Почему Вам так неспокойно? - задумчиво спросила служанка и заботливо погладила мою ладонь, как бы успокаивая и утешая. - Ох, боюсь я, Тиримюжгян... До смерти боюсь... - И чего же Вы так страшитесь, Госпожа? - Мне кажется, что я и двух минут не продержусь там - меня съедят изнутри мои собственные страхи и муки совести... О Аллах, дай мне сил и терпения... - Мы совсем скоро приедем, соберитесь с силами и возьмите себя в руки. Аллах да поможет Вам, Турхан Султан. - Аминь, Тиримюжгян. Служанка оказалась права. Через некоторое время карета остановилась, оповещая нас о том, что путь окончен и пора выходить в свет. Внутри всё сжалось в комок, сердце бешено заколотилось, точными секундами отмеряя участившийся ритм. Я натянула на лицо нижнюю часть платка, дабы скрыть лицо, приказала вездесущей Тиримюжгян подождать меня здесь и неторопливо вышла из кареты, а слуги прикрыли за мной тяжелую дверцу из красного дерева. Вот она, легендарная мечеть Айя-София. В свете утреннего солнца она выглядит ещё прекраснее, чем в предвверии алого заката, когда вокруг слышны звуки вечерней молитвы. Кажется, что она так и излучает эти священные лучи, что проникают в душу каждого пришедшего помолиться. Я с восхищением оглядела внешнее величие мечети и сделала шаг внутрь, проникнув в священный зал, что встретил меня не меньшей роскошью. Внутреннее убранство Айя-Софии вызывало если не восторг, то великое чувство гордости за государство и религию, ни с чем несравнимое благоухание в душе. Но я пришла не на молитву, и сюда меня привела не только вера в Аллаха, а потому я мигом отстранилась от всеобщего восхищения и направилась в нужную мне сторону, и чем ближе я подходила, тем сильнее моё сердце разбивалось на осколки. Шаг за шагом я ощущала угрызения совести, усугублённые собственным ежедневным самобичеванием, в то время как душа находилась где-то далеко отсюда, там, где нет ни этих жестоких людей, ни кровопролития, ни власти над миллионами жизней. - Здравствуй.., - едва слышно сказала я, но и этот неразличимый для человеческого уха звук эхом отразился от купола мечети, а потому мне сразу же показалось, что на мои слова последовал ответ от собеседника, что вызвало страх и усилило веру в вечную жизнь души. Я коснулась ладонью чалмы, установленной над могилой, и поджала губы, пытаясь совладать со своими чувствами. - Ибрагим... Кажется, что это было так давно, что даже звёзды запамятовали о твоём недолгом житии.., - я бросила равнодушный взгляд в сторону захоронения султана Мустафы, а потом с нежностью посмотрела на маленькую могилу, что находилась справа от большой, и приподняла уголки губ в мимолётной улыбке, тут же сменив выражение лица на крайне серьёзное. - Видишь, и наш Ахмед рядом с тобой. Вы вместе. Только вот я ещё жива. Тяжёлый вздох раздался в тихом помещении и тотчас же испарился в глубине комнаты. - Чего ты только не натворил за своё недолгое правление, даже вспоминать тягостно. Заставлял своих сестёр и племянницу служить твоей законной жене Хюмашах, назначал на большие должности бездарных людей, выгнал родную мать на два месяца из дворца, так ещё и Шекер Пару привёл в Топкапы. А что говорить о той несчастной дочери муфтия, что покончила с собой после надругательства над её честью... Но даже это всё пустяки по сравнению с тем, что ты едва не сотворил с нашим сыном. Я думала, что никогда не прощу тебе этого, но нашла в себе силы отпустить обиду. Если бы ты знал, как я тебя ненавижу... Я стиснула зубы от нахлынувших воспоминаний и присела на корточки, сравнявшись глазами с чалмой. Подол платья раскинулся по полу, а глаза заслонила толстая, прозрачная пелена слёз, которые я была уже не в силах сдерживать. - Ох, да что лукавлю, О Аллах! Я ведь люблю тебя больше жизни... Ибрагим... Я прижала руки к глазам и разрыдалась, одновременно вспоминая нашу первую встречу и последнюю ссору. Как же это низко выглядело теперь... Зачем мы ссорились, зачем кричали, зачем разыгрывали обиду и ненависть... Если бы я могла повернуть время вспять, то сделала бы всё, дабы вернуть себе любовь Ибрагима, ведь как говорила Хюмашах Султан, он до самой смерти шептал по ночам моё имя. Я уперлась лбом в чалму и ещё сильнее заплакала, вспоминая, как недавно узнала, что и покойная Кёсем Султан участвовала в заговоре против своего же сына. Это и принесло мне некоторое облегчение, но в то же время и усугубило чувство вины. - Прости меня, Ибрагим! Это мы с Кёсем виновны в твоей смерти... Умоляю, прости, любимый... Я никогда не смогу спать спокойно, зная, что виновата в твоей гибели... Если бы только Аллах забрал мою душу и избавил это бренное тело от мук... - Тебе рано покидать этот мир. Ты должна быть сильной и заботиться о наших детях, познать счастье от рождения внуков. Не терзай себя, милая Турхан. Я простил тебя ещё в тот день, когда ты приняла Айше как родную дочь. Да благословит тебя Аллах, я прощаю тебя... Я испуганно подняла глаза и огляделась, но вокруг не было никого, лишь обжигающий ветер, похожий на дыхание, промчался по моей щеке, словно запечатлев поцелуй. - Кто здесь? Но в ответ лишь глубочайшая тишина. Я обернулась в сторону могилы своего супруга и положила руку на сердце, боясь умереть от сильнейшего страха, овладевшего моими душой и телом. - О Аллах... Этот голос... Голос Ибрагима.., - я нервно сглотнула и встала с пола, расправив пышный подол платья. - Это невозможно, я просто медленно и верно схожу с ума... Я окинула прощальным взглядом могилы мужа и сына и уже было собралась уходить, но что-то заставило меня остановиться и не торопиться с уходом. Коснувшись рукой чалмы в последний раз, тяжело вздохнула и прикрыла глаза, еле слышно прошептав: - И я прощаю тебя, Падишах моего сердца...

***

В моих покоях было светло и уютно, а слабый свет свечей сделал их ещё более таинственными и визуально увеличивал размер комнаты. Тени, отбрасываемые колоннами и атрибутами роскоши, в моей фантазии быстро превращались в различные фигуры животных и людей, и оттого на душе было ещё веселее и спокойнее. Мы с Тиримюжгян целый час сидели на софе и хлопотали над расходными книгами, пытаясь понять, куда пропало 3 тысячи акче, но когда нашли причину, лишь посмеялись над своей невнимательностью и продолжили просматривать страницу за страницей. - Султанша, весь гарем обсуждает Ваш поход на могилу покойного Падишаха, - произнесла девушка, как только мы закончили с делами гарема, и захлопнула толстую книгу. - Да? - удивлённо приподняла бровь. - И что же они говорят? - Девушки утверждают, что Вы поступили правильно и что Вами движет великая и вечная любовь к нашему бывшему господину. Я усмехнулась и взяла со столика стакан с любимым яблочным щербетом и маленький кусочек лукума. Положив сладость в рот, я запила её щербетом, прикрыв глаза от неземного наслаждения. - Иногда думаю, Тиримюжгян: "Чем же я заслужила такую любовь и преданность девушек и османского народа?" - промолвила я, дожевав лукум, и отпила ещё немного щербета. - Что во мне такого, чего не было в предыдущих султаншах? И не нахожу ответов на свои вопросы. Обычно здесь не любят султанш славянского происхождения, но в моём случае, всё вышло совсем иначе. Как же так, Тиримюжгян? Девушка улыбнулась и, покачав головой, пожала плечами. - Возможно, Ваша справедливость внушает подданным доверие к Вам, - тихо проговорила служанка и крепко прижала книгу к себе. - Никто до Вас ещё не был так искренен и откровенен со своими слугами и обычными рабынями. Ваша простота в отношениях очень нравится и наложницам, и людям за пределами дворца. Уверена, что когда Ваша мечеть будет достроена, многие люди будут приходить помолиться о Вашем здравии. - Дай Аллах, так и будет, Тиримюжгян. Я хочу, чтобы эта мечеть была не похожа на все остальные. Это будет что-то вроде комплекса, состоящего из мечети, хаммама, медресе, столовых, больниц и многого другого. Хочется, чтобы даже когда меня не станет, люди вспоминали обо мне добрым словом. Для этого и был создан благотворительный фонд имени Хасеки Валиде Турхан Хатидже Султан, дабы помогать страждущим и неимущим. - Всевышний зачтёт Вам Ваши благие дела, Султанша. - Аминь, Тиримюжгян. Дай Аллах, мои тёмные грехи будут искуплены благими делами. Я вздохнула и положила руку на спинку дивана, в то время как служанка встала и поклонилась, намереваясь уйти. - Госпожа, с Вашего позволения, я пойду к себе, - стройная и изящная девушка опустила голову в поклоне, но я подняла ладонь в останавливающем жесте. - Погоди, Тиримюжгян. Я ещё не всё тебе сказала. Девушка бросила на меня полный недопонимания и недоумения взгляд, но я лишь искренне и тепло улыбнулась, поманив служанку, чтоб та подошла ближе. Хатун остановилась подле меня и скрестила руки. - Как тебе известно, главный казначей гарема Несрин Хатун, совсем недавно покинула нас, - я сделала печальные глаза, но поспешила перейти к делу. - А потому, я долго думала, кого же мне назначить на эту ответственную должность. И решение пришло само собой. Мне тяжело отпускать тебя, ведь теперь ты будешь проводить со мной меньше времени, но за то, что ты долгие годы была верна мне, я назначаю тебя Хазнедар-Устой гарема. Дай Аллах, ты справишься с этой должностью лучше остальных. Служанка подняла на меня счастливые глаза и восхищённо-удивлённым взглядом смотрела на свою госпожу, словно потеряв дар речи. - Валиде Султан, я.., - не зная, что и сказать, она подошла ко мне и поцеловала протянутую ей руку. - Благодарю, Госпожа. Будьте уверены, я не разочарую Вас. - Дай Аллах, Тиримюжгян. Я полностью доверяю тебе. Завтра можешь приступать к своим обязанностям. - Как прикажете, Султанша. С Вашего позволения. Я кивнула, и служанка с улыбкой на лице, покачивая бёдрами, покинула апартаменты Валиде Султан, оставив меня наедине со своими мыслями. Не зная, чем занять себя в оставшиеся часы вечера, я взяла в руки очередную книгу, принесённую по моему приказу верной Тиримюжгян, ведь только она знала, какие книги я предпочитаю читать. Конечно, можно было бы провести этот вечер с дочерью, но так как я уже второй месяц избегала общения с ней ввиду глубокой обиды из-за неблаговидного поступка, то не решалась пригласить госпожу к себе. Я могла позвать к себе и приёмную дочь Айше, но это было ровно тому, что позвать Гевхерхан, так как она обязательно явится сюда вместе со сводной сестрой, дабы в очередной раз вымаливать прощение. А в шкафу всё лежал отчёт Кёпрюлю Мехмета Паши о состоянии дел на Руси, но я решила отложить его прочтение на завтра, так как забивать себе голову такими важными вещами в этот вечер уже не было сил. И желания. Хотелось просто расслабиться и отдохнуть, опустить все проблемы и отойти от привычного бытия. Но не тут-то было. Послышался скрип дверей, предупреждающий о том, что кто-то явился в мои покои без предупреждения. Я подумала, что это Тиримюжгян что-то забыла, а потому улыбнулась и, не отрываясь от книги, крикнула: - Тиримюжгян, забирай, что хотела и уходи. Дай спокойно насладиться остатком вечера. - Султанша... Голос, который я услышала, принадлежал вовсе не моей верной служанке, и именно это заставило меня отложить книгу и обернуться к пришедшему. На пороге стояла девушка удивительной красоты. Распущенные волосы локонами спускались на грудь, большие глаза были в испуге распахнуты и опущены, а руки, кожа которых была будто из мрамора, рабыня завела за спину. - Кто ты такая? - я подозрительно взглянула на черноволосую и свернула губы в трубочку, придирчиво рассматривая её внешний вид. - Меня прислала Зейнеб Султан, Госпожа, - дрожащим голосом промолвила хатун и её сильнее склонила голову. Очевидно, она жутко боялась меня. - Вот как. Ну и зачем же Султанша тебя прислала? - Мне велено передать Вам, Валиде Султан, что Госпожа следующим утром на несколько дней покинет дворец. Дочь покойного Повелителя, султана Мурада, Кая Султан, умерла при родах. Известия пришли во дворец ещё вчера, но Зейнеб Султан не хотела Вас огорчать. Новость была действительно печальной. Я помнила малышку Каю Султан, как этот день. Когда я попала во дворец, ей было всего лишь 6 лет, но уже тогда она с видом полноправной хозяйки разгуливала по коридорам дворца и самым жестоким образом наказывала тех, кто смел проявить к ней хоть каплю неуважения. Матерью султанши была одна из наложниц Падишаха, имя которой я, по причине незначительности сей персоны в моей жизни, не запомнила. - Как жаль юную Госпожу... Пусть Аллах упокоит её душу... - Аминь, Султанша. - Если это всё, то можешь идти, - я отвернулась от девушки и взяла в руки книгу, намереваясь её открыть, но звонкий голос рабыни заставил меня остановиться. - Я не могу уйти, Валиде Султан. Я откинула книгу в сторону и встала с софы, недовольно взирая на рабыню, что посмела нарушить мой покой. - Это ещё почему, хатун? - Госпожа давно хотела преподнести меня Вам в подарок. Теперь я здесь, - промолвила девушка и нахмурила брови, не поднимая своих прекрасных глаз. Гнев сию же минуту сменился на милость, и я удивлённо приподняла бровь и улыбнулась, неторопливой походкой двигаясь в сторону рабыни. Она сжалась в комок, испугавшись наказания, но я нежно коснулась рукой подбородка девушки и подняла её голову, узрев всю красоту её карих глаз. - Так ты и есть Евгения Вория? - я поправила её волосы и с добротой взглянула ей в глаза, которые тоже были полны тепла и нежности. - Да, Султанша. В гареме меня называют Махпаре, Зейнеб Султан же всегда звала меня Эмметуллах, - быстро протараторила девушка и улыбнулась, опустив глаза, в глубине которых закралась печаль. - Махпаре.., - медленно произнесла я имя девушки, будто пробуя его на вкус, смакуя каждую букву. - Что ж, красивое имя. Откуда ты? - Я родом из города Ретимнон, что на острове Крит, в Венеции. - Значит, ты венецианка? - Именно так, Госпожа. - Как ты попала во дворец? - На нас напали османы во время Критской войны. Ну, а дальше, Госпожа, всё и так понятно: моих родителей убили, а меня взяли в плен, после чего один из пашей подарил меня Зейнеб Султан. Я отпустила девушку и вернулась на место, присев на мягкую софу и взяв в руки зеркальце с узорчатой оправой. Внимательно рассмотрев своё отражение, я усмехнулась и поправила диадему. Эта девушка определённо мне нравилась, далеко пойдёт, сильная она. По глазам видно. - Сегодня я назначила свою личную служанку на должность хазнедар, поэтому ты будешь служить мне. Ты должна быть верной мне и моим детям, с точностью и быстротой исполнять все мои приказы. Ты поняла меня, Махпаре? - Поняла, Султанша.