Восходящее солнце

Весна 1659 года. - Махпаре! Махпаре! Эмметуллах! Аллах-Аллах, где же ты?! Махпаре! - Тут, Султанша, Вы звали? Силуэт девушки появился неподалёку от входа в спальню, и я обернулась, увидев рабыню в ярко-синем платье. - Хвала Всевышнему, ты нашлась! Конечно, звала. Ты не помнишь, куда я положила документы о построении крепости близ Дарданелл? Всё никак не могу найти. - Помню, Госпожа. Венецианка прошла в сторону шкафчика и открыла его, достав небольшой свиток, закреплённый моей печатью. Я облегчённо вздохнула и встала с софы, протянув руки к заветному посланию, что сжимала своими тоненькими пальчиками Махпаре. - Спасибо, дорогая. Можешь идти. Поблагодарив служанку, я приземлилась обратно на тахту и развернула свиток, бегло пройдясь глазами по пёстрым османским иероглифам. В голове получилась какая-то каша из букв, никак не желающих стать в определённой последовательности, и это жутко раздражало меня. В последние дни такая несобранность стала для меня абсолютно привычным явлением. Оторвав взгляд от бумаг, я рассеянно огляделась по сторонам и увидела, что Вория ещё не покинула своего места и по-прежнему стояла около колонны, ожидая моего освобождения от насущных дел. Решив для себя, что уже вряд ли смогу закончить начатое сегодня, я посмотрела на расстерянную служанку, на губах которой блуждала печальная улыбка. - Эмметуллах? Ты что-то хочешь мне сказать? Девушка кивнула, и я поманила её к себе, похлопав рукой по сидению. Махпаре осторожно подошла поближе и аккуратно присела на самый краешек, устремив свой светлый взгляд в пол. - Что произошло, милая? Но она не ответила и лишь подняла на меня полные боли глаза. - Валиде Султан... Вы были так добры ко мне на протяжении столького времени. Даже не знаю, как благодарить Вас за такое доверие, но я всегда чувствовала, что Вы не так откровенны со мной, как с Тиримюжгян Хатун. И это понятно, ведь она долгие годы прослужила Вам и великой династии Османов. Её значимость во дворце неоспорима. - Ну, что ты, Махпаре, - я ласково улыбнулась девушке и заправила ей за ухо выбившуюся прядь волос. - Просто, пойми, моя Тиримюжгян... Она мне как сестра. Её бабушка, покойная Гюльсур Калфа, любила меня как родную дочь, потакала всем моим желаниям и помогла мне возвыситься, посоветовала ступить на этот тернистый путь к власти. Я буду благодарна ей за это всю оставшуюся жизнь... Гюльсур заменила мне мать... - Султанша... Я хочу Вам рассказать кое-что. Это касается Зейнеб Султан, - взгляд девушки стал более серьёзным и сосредоточенным, а я, в свою очередь, удивлённо изогнула бровь и пытливо взглянула на венецианку. - Что это значит? Что ты можешь рассказать мне о Зейнеб? - Султанша не та, за кого себя выдаёт. - Как так? Почему я должна тебе верить? - А зачем мне врать Вам, Султанша? Махпаре вздохнула и сделала большие глаза, предупреждая о том, что услышанное может весьма меня огорчить. Её губы дрожали в такт густым ресницам, а на щеках появился едва заметный румянец. - Не гневайтесь, Султанша, прошу Вас! - взмолилась служанка и заплакала, вытирая крупные слёзы рукавом синего платья. - Я должна была рассказать это ещё раньше, но не могла, всё боялась Вашей реакции на эту горькую правду. Я сложила руки на поясе и вздохнула, озираясь по сторонам, в то время как венецианка всхлипывала подле меня. - Говори быстрее, не томи. Иначе я действительно разозлюсь. - Когда я служила Зейнеб Султан, то была для неё чем-то второстепенным, Госпожа всегда доверяла серьёзную работу другим, а я оставалась ни с чем. Одним зимним вечером я меняла простыни на кровати султанши, а дверь в другую комнату была приоткрыта, тем самым подарив мне возможность слышать всё, что там происходило. Зейнеб Султан говорила своей доверенной калфе, что обязательно выселит всех ненужных ей людей из дворца и станет полноправной хозяйкой гарема, только вот нужно возвести на престол шехзаде Сулеймана, сына Салихи Султан, а от нашего господина и остальных шехзаде избавиться в кратчайшие сроки... И от Вас, Госпожа моя... Последние слова она произнесла полушёпотом, но и этого хватило, чтобы я услышала. В голове кружился один единственный вопрос: "Почему?". Что сподвигло Зейнеб Султан на такие действия и откуда такая жестокость по отношению к нам? - Султанша, - Махпаре безжалостно вырвала меня из пучины мыслей, положив руку на колено. - Вы не выгоните меня? Я улыбнулась и прижала девушку к себе, погладив по голове, словно ребёнка, а та в свою очередь осторожно приобняла меня за плечи. - Нет, конечно же. Если бы ты это не сказала, то мы бы с сыном погибли, - от одной этой мысли холодок пробежал по спине. - Ты не знаешь, где сейчас Зейнеб Султан? Черноволосая рассеянно покачала головой и пожала плечами, и эта чисто женская неопределённость жутко раздражала меня, хотя, я и без этого была на взводе. Выпустив из своей хватки юную девушку, я встала с тахты и наскоро отряхнула подол, будто бы он чем-то испачкан. Разгневанная полученными известиями, я стремглав вылетела из апартаментов, чуть не сбив попавшуюся мне под руку калфу, что несла какие-то документы. Мысли смешались в одну полнейшую бессмыслицу, в глубине которой виднелась причина моей злости. Я готова была разорвать Зейнеб, попадись она мне под руки прямо сейчас, и не пожалела бы о содеянном. Огонь, вспыхнувший в моём сердце, никак не желал угасать, а лишь всё больше разгорался, в конечном итоге овладев всеми душой и телом. Рабыни испуганно оборачивались назад, увидев разъярённую Валиде Султан, и думали, наверное, невесть что, каждая воображая свою небылицу о причине моей злости. Но больше всех меня разгневал попавшийся на пути Керем Ага, как всегда проявивший своё неслыханное любопытство. Он попытался спросить у меня о неизвестном ему происшествии, за что едва не был растерзан, отделавшись несколькими ругательствами в свой адрес. Добежав до покоев Зейнеб Султан, я без стука ворвалась в привычную обитель султанши, нарушив покой, царивший в этих апартаментах. Госпожа сидела на софе неподалёку от двери и вышивала, но увидев меня, бесцеремонно нагрянувшую в комнату, удивлённо посмотрела в мою сторону. - Турхан Султан? Что-то случилось? - она как можно беззаботнее улыбнулась и отложила пяльца в сторону, встав для приветствия, но я остановила ей единым жестом. - Вам известнее, Госпожа. Я легонько толкнула столик, стоящий посреди комнаты, и снова взглянула на Зейнеб, глаза который были полны беспечности, свойственной лишь детям. Она мастерски изобразила на лице недопонимание происходящего и приподняла бровь. - Что это значит? - Как же мерзко, - я с отвращением фыркнула и поджала губы. - Ты притворялась другом, хотя с самого начала была моим врагом. И меня никогда не поддерживала, будучи на стороне Салихи Дилашуб. Отвратительно. Всё это было лишь игрой, а мы - пешками, умело расставленными тобой на шахматной доске. Но этому не бывать. Кто ты такая, чтобы угрожать жизни моего сына? Упади с его головы хоть волос, я тебя в порошок сотру! Как жаль... Зейнеб перестала разыгрывать невинную овечку и хищно улыбнулась, вальяжной походкой подойдя ко мне в упор. Её глаза сверкали злобой и ненавистью, а с уст то и дело срывалось насмешливое хихикание. - Это ты кто такая? Русская рабыня Надежда, которой удалось по счастливой случайности попасть в постель к моему душевнобольному дядюшке. Ты - никто, в то время как я - дочь покойного падишаха Османа, часть великой династии, что многие годы управляет этой империей! Именно я достойна быть хозяйкой этого дворца, а не ты! Рабы не должны править миром! - А я не рабыня, Султанша. Уже долгие годы я - свободная женщина, да к тому же и Валиде Султан, мать нашего Повелителя. Никто не смеет называть меня рабыней, даже Вы! - я с вызовом смотрела в глаза султанши, едва сдерживаясь, что не ударить её. - Вам были предоставлены все условия, Вас вернули во дворец и разрешили остаться! Этого мало?! - Рабы не должны править миром! - как ненормальная твердила Зейнеб, противно ухмыляясь и стреляя глазами. - Ты и твой сын недостойны этих титулов! Салиха - вот истинная султанша! Её сын - будущее нашей династии и всей империи! - Похожие слова говорила и Кёсем Султан перед смертью, но, как видите, эти пустые крики не помогли ей избежать уготованной Аллахом участи. И Вам не помогут. - Не сравнивай меня с Кёсем! - злобно прошипела султанша. - Эта женщина ещё больший дьявол, чем ты! - Здесь не буду спорить, - я самодовольно хмыкнула и сложила руки на груди. - Вы окончательно обезумели, Султанша. Видимо, даже наличие власти не столь портит человека, как её отсутствие. - Ты ответишь за свои слова, Турхан! Однажды Салиха станет Валиде Султан, и вот тогда ты почувствуешь истинный вкус боли и страданий! - Это возможно лишь в Ваших мечтах, Султанша. Казалось, Зейнеб вот-вот лопнет от злости: у неё раздулись ноздри, покраснели щёки, лоб покрылся испариной. Я решила, что пора завязывать с этим и, тяжело вздохнув, продолжила разговор: - Вы сами захотели воевать, Госпожа. Но войны не будет, ибо я однозначно победила. Завтра Вы покинете этот дворец ранним утром, а если не повинуетесь, мы будем вынуждены применить силу. Окинув комнату прощальным взглядом и одарив Зейнеб довольной улыбкой, я развернулась к двери и, не поворачиваясь к собеседнице, произнесла одно-единственное слово, полное боли и разочарования: - Прощай. Я быстро покинула покои султанши, не дожидаясь её ответа, так как находиться там долгое время было выше сил.

***

Говорят, в любви рождаются красивые дети. Была ли любовь у нас с Ибрагимом или я столько лет жила в мире иллюзий? Одному Аллаху известно, какой смысл скрывается в этом слове. Возможно ли человеку познать всю глубину настоящих чувств и не потерять себя за гранью сознания? О Всевышний, скольких страданий стоит эта любовь, что возносит до небес, дарит вершины, а потом безжалостно скидывает в пропасть с немыслимой высоты? В тот день она была прекрасна. Золотистые кудри с вплетёнными в них лентами, жгуче-чёрные ресницы, накрашенные тюльпановой пыльцой, румяные щёки и светящие глаза. Синее свадебное платье и изящная диадема лишь ещё раз подчёркивали непревзойденную красоту и благородство златовласой султанши. Столько счастья не источал никто до неё, а потому сияние этих глаз было подобно полуденному солнцу, а она сама походила на ангела, спустившегося с небес и ослепившего нас своей красотой. - Матушка, Вы простили меня? А как не простить, если готова была отдать жизнь лишь за её улыбку. Счастье детей делает тебя счастливым вдвойне, а те, кто так упорно стараются избежать материнства и жить в своё удовольствие - невежды и глупцы, до конца не понимающие истинной ценности этих незабываемых мгновений. Да пусть разверзнется земля под моими ногами, если я хоть раз делала что-то для себя, а не ради будущего детей! Празднества в честь свадьбы Гевхерхан Султан и Фазыл Ахмеда Паши длились около двух недель, но это не вызывало недовольств, а лишь получало очередную порцию восхищений из уст подданных, которые толпой шли за каретой невесты, провожая дочь Турхан Султан и покойного султана Ибрагима в свой собственный дворец, где теперь им предстояло жить вместе. Приглашены на праздник были все, даже те султанши, что находились в ссылке, разумеется, кроме Салихи и Зейнеб. Дочь сама не пожелала видеть их в Топкапы, а я и не стала противоречить желаниям Гевхерхан, обделив этих предательниц приглашениями.

***

Мы с Муаззез сидели в апартаментах Валиде Султан и обедали яблоками, так как позволить себе большего не могли - долгие празднества сказались на фигурах уже немолодых султанш, а потому стоило заняться собой, дабы ни в чём не уступать гаремным наложницам. Чувство вины перед верной подругой съедало меня изнутри, ведь изначально я считала предательницей её, а не Зейнеб. Хатидже делала вид, что ничего не произошло и словно Зейнеб Султан никогда не появлялась во дворце, а от этого спокойствия подруги мне становилось ещё более стыдно за свои подозрения. Махпаре суетилась около камина, так как ковёр уже давно нуждался в чистке. Она старательно тёрла его щётками и тряпками, удаляя даже малейшие пятнышки, а когда закончила с уборкой, то стала возле колонны, и её присутствие в комнате абсолютно не мешало нам с Хатидже непринуждённо болтать, так как я стала безоговорочно доверять Эмметуллах. И она всегда оправдывала моё доверие. Постепенно девушка стала разбираться в государственных делах, выучила все мои предпочтения и стала незаменимым советчиком, тем самым восполнив пустоту от отсутствия вечно занятой Тиримюжгян. Двери бесшумно открылись, и в комнату зашёл Мехмет с счастливой улыбкой на лице и протянутыми вперёд руками, чем ещё более обрадовал меня и Муаззез, неторопливо вставших для приветствия. - Валиде, мой свет! Ещё не доходя до Ваших покоев я видел, как сияют Ваши глаза, полные добра и заботы! - Добро пожаловать, мой Лев! - сын поцеловал мою руку и поднял глаза на Муаззез, которая с заботливой улыбкой смотрела на молодого Падишаха. - Хатидже Муаззез Султан, Вы как всегда прекрасны! Дай Аллах, Вы в добром здравии? - повелитель коснулся губами и её руки, так как я с самого детства прививала сыну уважение к третьей жене его покойного отца, да и она сама относилась к нему с небывалым трепетом. - Спасибо, Мехмет, хвала Всевышнему, я в порядке, не жалуюсь. Сзади послышался сильный грохот, заставивший нас всех обернуться, дабы увидеть, что произошло. Стойка со свечами упала на пол, а возле неё сидела на корточках Махпаре и спешно собирала свечи с пола, вернув стойку в прежнее состояние. - Простите, Султанша. Я, наверное, пойду, - поклонилась служанка и единожды приподняла глаза на Мехмета, стрельнув карими безднами прямо в сердце падишаха. Девушка скрылась за тяжёлыми дверьми, а на моих губах мелькнула довольная улыбка, и я мысленно похвалила личную служанку за сообразительность. Мехмет долго ещё смотрел на закрытые двери, а потом будто очнулся и повернулся к нам, освободившись из плена сладостного наваждения. - Пожалуй, и мне пора. С Вашего позволения, Валиде Султан, Повелитель, - засуетилась Муаззез и, сделав реверанс, коварно подмигнула мне, так как тоже заметила интерес в глазах молодого мужчины. Султанша вышла из комнаты, оставив нас с сыном наедине. Падишах почесал затылок и прищурил глаза, вопросительно взирая на меня, так как я хитро улыбалась. - Кто это, Валиде? - спросил сын и снова обернулся на двери, будто бы кто-то вошёл в апартаменты. - Евгения Вория, все называют её Махпаре или Эмметуллах. Служанка, подаренная мне Зейнеб Султан. А почему ты так интересуешься этой хатун? - Да так, просто решил спросить, без особой причины, - поспешил сгладить углы Мехмет и сел на софу, приглашая меня присесть рядом. Я повиновалась воле сына и опустилась на мягкое сидение, во все глаза уставившись на юного повелителя. Он был очень похож на Ибрагима: те же глубокие глаза, в которых можно было утонуть; тонкие губы, что при улыбке образовывали ямочки на щеках; те же тёмно-каштановые волосы, какие имел и его отец. Такое сходство сына с его покойным отцом и радовало, и огорчало меня. Больше всего на свете я боялась, что Мехмет станет жестоким расточителем и властолюбцем, каким был при жизни Ибрагим, но изо всех сил верила, что этого не случится. По крайней мере, пока я жива. - Валиде, Вы не знаете, как поживает наша Гевхерхан? Она довольна своим мужем? - Ой, сынок, мог бы и не спрашивать. Дочь недавно прислала мне письмо, где пишет, что безумно счастлива с Ахмедом и благодарит нас и Всевышнего за осуществление её давней мечты. - Дай Аллах, у них в скором времени появится ребёнок, - улыбнулся Мехмет и сложил пальцы в замок, упёршись локтём в ногу. - Я очень люблю мою дорогую сестру и многое сделаю ради её счастья. - Так и должно быть, Мехмет, - я положила руку на плечо сына и печально улыбнулась. Меня в миг одолела непонятной природы грусть, и слеза скатилась по румяной щеке, упав на подол зелёного платья. - Я воспитывала вас в любви и ласке и для меня огромное счастье, что вы так заботись друг о друге, в ваших сердцах есть братская любовь. Когда меня не станет... - Что Вы такое говорите, Валиде?! - перебил меня падишах, но я прикрыла глаза и жестом остановила поток возражений сына. - Однажды этот день наступит, мой Лев, и тогда вы останетесь одни на целом свете. Вы с Гевхерхан должны держаться друг за друга и оберегать Айше, ведь она несколько младше вас. Вы никогда ни перед кем не преклонитесь - другие будут кланяться вам, ибо вы - часть великой династии Али Осман! Даже я вам не ровня, русская рабыня Надежда, украденная татарами с донских земель. Всегда помните, кто вы! - Валиде, давайте не будем об этом. Кстати, Вы уже давно не занимались с нами русским. Я усмехнулась и похлопала ладонью по щеке Мехмета, который был мрачнее тучи. - Гевхерхан уже свободно разговаривает на нём. А ты бы почаще заходил к матери и, может, тогда б научился говорить на моём родном языке. - Государственные дела, Валиде. А помните, как Вы мне объясняли, что такое "потчевать", а я не выдержал долгих разговоров и убежал, в то время как Гевхерхан слушала Вас с открытым ртом? - Конечно же, помню, - я заливисто рассмеялась и положила ладони на колени сына. - Всё это было так давно, а кажется, словно вчера. - Эх, вернуть бы детство, - мечтательно протянул Мехмет и загадочно улыбнулся, откинувшись на спинку дивана. - Твой дядя Иван был таким же. Всё время мечтал вернуться в детские годы, чтобы ничего не делать, - печально улыбнулась я, вспоминая день его смерти и начало моего рабства. - Иван? Ещё один дядя? - с интересом уставился на меня сын, который знал только о Дмитрии-Демире. - Да. У меня было четыре брата: Дмитрий, Иван, Василий и Захар, а я была самой младшей в семье наших родителей. - А кто из них дядя Демир? - Дмитрий. Остальные погибли в тот день, когда меня похитили татары. Я думала, что Дима тоже погиб, но он выжил и через много лет нашёл меня. - Очень жаль, Валиде... В комнате воцарилось неловкое молчание, но Мехмет не выдержал и, тяжело вздохнув, заговорил: - Я отправляюсь в поход, Валиде. Пришёл просить Вашего благословления. - В поход? И против кого же? - опешила я и испуганно взглянула на юношу, который был полон сил и решительности. - Война за Крит продолжается, матушка, а мне уже наскучило находиться в столице, в то время как Кёпрюлю Мехмет Паша в одиночку сражается с неверными, да и охота в Эдирне уже не забавляет, как раньше. Мне уже 17 лет, а значит я вполне могу отправиться на поле боя, дабы помочь Мехмету Паше. - Дай Аллах, у тебя всё получится, сынок. Я благословляю тебя. Пусть твой путь будет светлым, а меч острым! - Аминь, Валиде. Мехмет не стал больше задерживаться и, попрощавшись, покинул покои, оставив меня наедине со своими молитвами и переживаниями.