Восходящее солнце

1663 г. В апартаментах Валиде Султан собралась вся величайшая семья султана в ожидании его прихода, ибо уже 4 года Падишах не присутствовал во дворце, не дарил своим взглядом тепло и ласку любящим сердцам. Женщины выстроились в длинную шеренгу, заняли свои места по старшинству и значимости титула. Первой стояла я — мать Повелителя, Хасеки Валиде Турхан Хатидже Султан; вторую позицию заняла моя нетерпеливая и неугомонная дочь Гевхерхан, на руках у которой сидела трёхгодовалая Эсмахан Султан, моя обожаемая внучка; третьей была вторая сестра Падишаха — Айше Султан, что от ожидания уже вся извелась и кусала ногти, то и дело получая от меня недовольные взгляды. А дальше шли по порядку остальные султанши: Хатидже Муаззез Султан, Ханзаде Султан, племянница Нурбахар Султан (юная дочь Демира и Ханзаде) и Гюльнар Кадын, бездетная фаворитка Повелителя. Гевхерхан изнемогала от нетерпения и желания поскорее увидеть брата, а потому не стояла на месте и крутилась, словно юла, вызывая массу недовольства и негодования малышки Эсмахан. Девочка то плакала, то снова успокаивалась, но это было понятно, ибо в такое время детям положено спать, а бедную султаншу специально не укладывали в колыбельку из-за приезда дяди. — Гевхерхан, я переживаю больше, чем ты. Я не видела сына 4 года. Успокойся, наконец, и не доводи до истерики Эсмахан, — отчитала я дочку, и та немного остепенилась, но по глазам златовласой султанши было видно, что она вся на взводе. Конечно, ведь с Мехметом приехал и Фазыл Ахмед. — Внимание! Султан Мехмет Хан Хазретлери! Все, кроме меня, склонили головы, в то время как двери распахнулись, и в комнату величавой походкой зашёл молодой султан Мехмет. О Аллах, как же он вырос и возмужал, превратившись из угловатого мальчишки в сильного и крепкого мужчину! От одного только вида сына внутри разлилось тепло, а с души свалился огромный камень, тяготивший её до этого дня. — Валиде, моя наипрекраснейшая из султанш! Ваши молитвы оберегали меня в трудные минуты! — Мехмет подхватил мою руку и поднёс к губам, после чего обнял безутешную мать, что долгие годы умирала от тоски по сыну. — Мехмет, мой Лев! Добро пожаловать! Как же я скучала по твоему голосу, дорогой мой! — ощущение того, что мой сын, родная кровь, находится рядом и никуда не уйдёт в ближайшие дни сделало меня счастливой и вознесло истерзанную волнениями душу до небес. — Я тоже скучал по Вам, Валиде, но теперь всё позади, я здесь и никуда не исчезну. Вы ведь получали от меня печальную новость? — Да, сынок. Очень жаль Кёпрюлю Мехмет Пашу, да упокоит Аллах его душу. Он был мудрым, замечательным Пашой. — Аминь, Валиде. — Мехмет Паша? — встрепенулась Гевхерхан и осуждающе посмотрела на меня удивлёнными глазами. — Почему я ничего не знала, Валиде? Фазыл Ахмед… Как он? — Всё в порядке, Гевхерхан, — Мехмет подошёл к сестре и погладил её ладонью по щеке. — Он стал Визир-и-Азамом, но, правда, смерть отца весьма подкосила его, но Ахмед Паша справился с этим горем. А весть о рождении дочери, что застала нас в военном лагере ещё при жизни Кёпрюлю Мехмета, несказанно обрадовала Ахмеда. Твоя дочь красавица, Гевхерхан, и на тебя очень похожа. — Она похожа на нашу Валиде, — улыбнулась дочь и ласково посмотрела на меня. — Ты только посмотри на эти глаза! — Вижу, — Мехмет поцеловал маленькую племянницу в лоб и погладил по щеке, счастливо улыбаясь, — Эти глаза словно не ей принадлежат, а Хасеки Турхан Валиде Султан. Я смущённо опустила глаза и улыбнулась, а щёки зарделись алым румянцем. Мехмет не отрывал глаз от маленькой султанши, которую видел первый раз в своей жизни, и его взор был таким настойчивым и пронзительным, что казалось, что он прожжёт огромную дыру в ребёнке. Внучка действительно была очень похожа на мать, а та, в свою очередь, являлась моей точной копией. Голубые, почти синие глаза, большие, как блюдца с чистой водой, смотрели на мир восхищённо-испуганным взглядом и блестели, как сапфиры на изящной диадеме её матери. Эсмахан своим ангельски-невинным личиком вызывала умиление у взрослых, как, впрочем, и все другие дети её возраста, будто это было их особым предназначением. Девочка часто вздрагивала и плотнее прижималась к шее Гевхерхан, норовя прикрыть веки и погрузиться в сладостный детский сон, полный красочных картин и нежности. — Хатидже Муаззез Султан, рад Вас видеть. Вы нисколько не утеряли Ваших статности и женственности, с каждым годом становясь всё краше, словно терпкое вино, — тем временем продолжил приветствие сын и приобнял за плечи мать сводного брата. — Добро пожаловать, Повелитель! Ваш приезд стал для нас всех праздником! Мехмет поднял глаза и посмотрел куда-то вдаль, в центр покоев, и мимолётная улыбка коснулась его губ, тут же упорхнув, как птичка, но этот озорной блеск и светящиеся искры остались пылать в его глубоких глазах. Я повернулась, дабы посмотреть, что так обрадовало и окрылило сына, и сама едва смогла сдержать рвущий наружу возглас восхищения. Возле колонны, склонив голову в чинном поклоне, стояла Махпаре и щурила смеющиеся глаза, безуспешно прикрывая их прядью чёрных волос. Её губы казались на редкость алыми, словно пылали огнём, а платье цвета весенней листвы, подол которого она нервно теребила дрожащими пальцами, идеально сидело по стройной фигуре, подчёркивая женственную красоту округлых бёдер. Всё ясно с этими двумя. Любовь застала их врасплох и лишила способности здраво воспринимать реальность, вовсе забрав влюблённых в отдельный, их собственный мир, где существуют лишь он и она. Дай Аллах, их чувства, что заметны невооружённым глазом, не станут бедой для всей империи, ибо влюблённый всегда слаб и беззащитен. — Гюльнар, здравствуй, — без особого энтузиазма падишах протянул руку своей фаворитке, страсть к которой за долгие 4 года успела остыть и превратиться в камень. — Повелитель, душа души моей! Ваша рабыня так истосковалась по Вам! Хвала Аллаху, Вы осчастливили нас своим возвращением в столицу! — Я тоже скучал, Гюльнар, всё позади, — сухо промолвил Мехмет и резко вырвал кисть из хрупких ладоней девушки, что с таким трепетом сжимала его широкую, мужскую руку. Мне даже на миг стало жаль Гюльнар, ведь она так ждала его приезда, так тосковала по повелителю, что даже меня успела вывести из себя своими расспросами о дате возвращения падишаха, но это чувство жалости и сострадания так же быстро прошло, как и появилось. Сын окинул покои долгим взглядом и тяжело вздохнул, снова переведя взор на нас. — Всем желаю хорошего дня, отдыхайте, — произнес Мехмет и, разглядев позади меня Тиримюжгян, поманил её рукой. — А ты, Тиримюжгян, пойдёшь со мной. Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Служанка кивнула и отправилась следом за Мехметом, то и дело оглядываясь на меня. — Ну, Тиримюжгян, левой-правой, левой-правой, раз-два, раз-два! Что ты тянешься, как старая телега? О Аллах, дай мне терпения! Как матушка только терпит такую медлительность?! Отведу тебя в полк янычар, Аллах-Аллах, будешь учиться чётким действиям! — ещё долго раздавался весёлый голос Мехмета за закрытыми дверьми, отчего мы все дружно рассмеялись, и этот смех волной прокатился по стенам покоев, оседая в углах просторной комнаты. — Бедная Тиримюжгян, — сквозь смех произнесла Ханзаде Султан и покачала головой, прикрывая рот нежной, словно кукольной ладонью, — Похоже, наш Мехмет в хорошем расположении духа! — Даёт же Аллах кому-то серьёзных сыновей, а мне подарил такое чудо! — звонко засмеялась я и двинулась к софе, сопровождаемая массой хихиканья и задорного смеха присутствующих здесь султанш.

***

В дворцовом саду было очень прохладно. Буйный ветер разыгрался со всей силой и мощью, что даже срывал платки с голов служанок, но этот факт противодействия со стороны природы никак не мешал им находиться на улице и дышать свежим воздухом. Толпы упрямых девушек сновали взад-вперёд по извилистым дорожкам, а когда проходили мимо моего шатра, то отвешивали чинные поклоны, разглядывая внешний вид Валиде Султан. Их глаза были полны восхищения, смешанного с изрядной порцией зависти и желания власти, к которой стремилась, наверное, каждая из них. Да кто не хотел бы быть богатым и влиятельным, иметь в своих руках власть над миллионами жизней? Некоторые из девушек, кто был здесь ещё с незапамятных времён и видел весь мой путь к тому, что имею сейчас, в открытую приходили ко мне и просились в служанки, редко когда получая отказ. И я их понимала — время не жалеет никого из нас и отнимает молодость и красоту, а во дворце это грозит ссылкой или нежеланным замужеством, ибо наложницей может стать только юная рабыня, не имеющая за своей спиной сомнительного опыта общения с мужчинами. Я сидела на подушках и вдыхала нежный аромат роз, растущих в клумбе, совсем неподалёку от шатра. Гевхерхан с дочерью гуляли возле фонтана и рассматривали букашек, которых так любила маленькая внучка. Её озорной, задорный смех то и дело озарял округу, нарушая чинную тишину сада. Присутствие внучки в Топкапы грело душу и вызывало неимоверную радость, так как её тихий, звонкий голосок напоминал мне о том времени, когда Мехмет и Гевхерхан были совсем малышами. Если бы не покойная Гюльсур, а после и Тиримюжгян, то я вряд ли бы справилась с этими неугомонными, шустрыми близнецами, что сводили мать с ума своими выходками. — Валиде Султан. Я словно очнулась ото сна, покинув пучину воспоминаний, и обернулась к пришедшему. Моего внимания ждала верная Тиримюжгян, на лице которой блуждала загадочная улыбка. — Ах, Тиримюжгян. Как тебе удалось отделаться от этого проказника? Всю кровь выпил, всю душу вымотал? — рассмеялась я и поманила служанку к себе, на что она ответила не менее заливистым хохотом и добродушной улыбкой, присаживаясь подле меня на подушки. — Ну, что Вы, Госпожа. Повелитель изрядно повеселил меня. Я пришла, чтобы отдать Вам на рассмотрение некоторые документы, касающиеся мечети, что до сих пор находиться в стадии построения, — она протянула мне несколько свёртков, которые я тут же принялась пристально разглядывать, сосредоточивая внимание даже на малейшей детали. Стоит признать, в последние дни моё зрение изрядно ухудшилось. — Пусть построят ещё одну больницу и несколько столовых. Того, что указано в бумагах, очень мало. Моим подданным не хватит одного комплекса, Стамбул ведь огромен, — я передала Тиримюжгян все бумаги, кроме одного листка, который был подтверждён печатью Великого Визиря. — А это что за документ? — Ахмед Паша знает, что Вы очень интересуетесь своей Родиной, вот и подготовил Вам отчёт о состоянии дел на Руси и о семье царствующего монарха. — Решил меня задобрить и изобразить заботливого зятя? Что ж, похвально. Я оценила его старания. Передай Ахмеду Паше мою искреннюю благодарность. — Как прикажете, Султанша. Я ещё раз вгляделась в текст, содержимое которого плыло перед глазами и было мутным, как утренний туман, но прищурив глаза, смогла различить буквы между собой и прочесть послание: “ О величайшая из всех султанш! Смею Вам доложить в этом отчёте о состоянии дел в Государстве Русском, иными словами, в Московии, опираясь на достоверные источники, коими являются русские послы. Во главе государства всё так же находится царь всея Руси Алексей Михайлович, династии Романовых. Его супруга, Мария Ильинична Милославская, уже не пользуется огромным уважением и не так обожаема царём, как ранее, но это не помешало ей родить много детей государю. У Алексея на данный момент 8 здравствующих детей: сыновья Алексей и Фёдор, и дочери Евдокия, Марфа, Софья, Екатерина, Мария и Феодосия. За годы своего правления в государстве произошли некоторые положительные перемены, не считая Медного бунта, что произошёл год назад: — Беломестцам запрещено владеть чёрными тяглыми землями и промышленными, торговыми заведениями на посаде; — Окончательно прикреплены тяглые классы, крестьяне и посадские люди к месту жительства; — Основаны новые центральные учреждения, приказы: „Тайных дел“, „Хлебный“, „Рейтарский“, „Счётных дел“, „Малороссийский“, «Литовский! , „Монастырский“; — Рутения объединилась с Московией; — Продолжается колонизационное движение в Сибирь. Это всё, что мне удалось узнать, великая Валиде Султан. Смею надеяться, что я не огорчил вас, а лишь порадовал. С уважением к достопочтенной Хасеки Валиде Турхан Хатидже Султан, Ваш покорный раб Ахмед Паша.» — Ты молодец, Тиримюжгян, хорошие вести принесла. Я так рада, что у меня на Родине всё спокойно. Дай Аллах, Русь больше никогда не будет истекать кровью от войн и болезней, — тихо произнесла я и прикрыла глаза, свернув лист бумаги в трубочку. — Аминь, Султанша. У меня для Вас ещё одна радостная весть. Я удивлённо приподняла бровь и уставилась на служанку, в глазах которой плясали чёртики. — Повелитель желает видеть этой ночью Махпаре Хатун. Я пришла забрать её, если Вы не будете против. — Но ведь сегодня ночь четверга, к нему должна отправиться Гюльнар. — Султан Мехмет пожелал приготовить ему Махпаре, больше ничего не знаю. Я восхищённо всплеснула руками и опустила ладони на нежные руки Тиримюжгян, мысленно обдумывая исход этой ситуации, что обязан быть благим. Скользнув взглядом по Махпаре, что играла с моей внучкой под весёлый смех Гевхерхан, я довольно улыбнулась и поправила волосы, набрав побольше воздуха грудью. — Махпаре! Девушка встала с места, услышав мой оклик, и, извинившись перед султаншами, двинулась к шатру, грациозно покачивая бёдрами. Её чёрные волосы развевались на ветру, а пухлые губы ещё больше раскраснелись от холода, став алыми, как лепестки роз. — Да, Валиде Султан, — поклонилась служанка, едва подойдя к своей госпоже. Я довольным взглядом окинула девушку с ног до головы и одобряюще кивнула, заговорщицки подмигнув Тиримюжгян, что тоже придирчиво осматривала рабыню, как товар на продажу. — У меня для тебя хорошие вести, хатун, — девушка оживилась и подалась вперёд в ожидании услышать чудесную новость. — Сегодня ты окажешься в раю, пройдёшь по Золотому Пути. тебя Повелитель ждёт. Махпаре ахнула и кинулась мне в ноги, сама себя не зная от счастья. Она с трепетом целовала подол моего платья, изучая каждый его сантиметр, но в итоге я не выдержала и протянула девушке руку, которой она тут же коснулась дрожащими губами. — Благодарю Вас, Валиде. Это большая честь для меня. — Отправляйся в хаммам и хорошенько помойся. Тиримюжгян Хатун скоро подойдёт и расскажет тебе всё, что нужно, научит правилам поведения в обществе султана. Махпаре быстро поклонилась и стремлав вылетела из-под крова, сломя голову побежав в сторону дворца. Я как никто другой понимала её радость и смотрела на скрывающийся вдали, расплывчатый силуэт девушки с нескрываемым чувством гордости, словно на свою кровную дочь. — Эх, Тиримюжгян, придётся тебе подыскать мне новую служанку…

***

От лица Махпаре (Евгении Вории).

Слова Тиримюжгян Хатун всё ещё кружились в моей голове, в то время как я сама шла по Золотому пути, маленькими шагами преодолевая недюжинное расстояние. „Твоя жизнь изменится, ничего уже не будет как прежде, Эметуллах! Ты попадёшь в рай на земле!“. И я ей верила, ибо в мудрости этой женщины не стоило сомневаться. Сердце бешено колотилось в ожидании встречи, отчего мне так не хватало воздуха и казалось, что вот-вот задохнусь от нахлынувшей радости. На мне было оранжевое платье, которое подарила Турхан Султан; изящное ожерелье украшало глубокий вырез платья, а роскошная диадема придавала причёске небывалую красоту, гармонируя с чёрными, как смоль, волосами. Мысли смешались в один сплошной хоровод и заполонили всё пространство, не давая возможности даже просто свободно вздохнуть, не испытывая волнение и страх. Я остановилась около входа в покои падишаха и замерла, а Керем Ага, сопровождающий меня, пошёл оповестить Повелителя, предварительно пригрозив мне пальцем, чтоб молчала и не суетилась. Казалось, эти мгновения длились целую вечность, но вопреки всем моим ожиданиям, Керем вернулся даже раньше, чем требовалось, и с улыбкой указал рукой на резные двери, за которыми находились апартаменты Повелителя. Не веря своему счастья, я приоткрыла рот, чтобы что-то возразить, но ага, словно прочитав мои мысли, поднял ладонь в отрицательном жесте и настойчиво схватил за руку, притянув поближе к себе. — Ты что, хатун, совсем ума лишилась?! Наш Повелитель ждёт тебя, а ты медлишь! Учти, если не понравишься господину, то отправишься на дно Босфора! — злобно прошипел евнух и шумно выдохнул, отчего его ноздри раздулись, как у разъярённого быка. — Знаю, знаю, Керем Ага, не злись, ты же хороший, — поспешила я успокоить раздосадованного агу и как можно милее улыбнулась. — Просто я немного волнуюсь перед встречей, ведь ждала этого момента долгие четыре года. А теперь уйди с дороги и не мешай моей мечте осуществиться. Уличив в моём голосе нотки угрозы, Керем посторонился и пропустил меня внутрь, а я ещё долго ощущала его прожигающий взгляд на спине. В покоях Падишаха было темно, и только слабый свет свечи рассеивал гнетущую тьму просторных апартаментов. Повелитель стоял возле камина спиной к пришедшему, и явно весь изнывал от нетерпения, что заметно по его мышцам, которые были напряжены до предела и ходили ходуном, сотрясая шуршащую ткань его богатой рубашки. От осознания того факта, что любимый сейчас находиться в двух шагах от меня, мгновенно вскружилась голова и замерло дыхание, оставив меня умирать от собственной любви. Откуда я знала, что это именно любовь? Сама не ведаю, но сердце подсказывало, что это именно так, да и чего спорить с самим собой, отвергая очевидное? — Повелитель… Тихий, но уверенный голос нарушил тишину, заставив молодого мужчину вздрогнуть. Он немедля повернулся в сторону входа, окинув меня восторженным взглядом, а я, вспомнив, в чьём присутствии нахожусь, торопливо склонила голову и уставилась в пол, прислушиваясь к каждому едва различимому звуку. Комнату озарил звук размеренных шагов, в которых читалась властная, величавая походка, какой обычно ходят только представители правящих династий, сами не замечая этого за собой, или же люди без обязательств. Даже Валиде Турхан Султан не ходит так размеренно, а наоборот, вечно куда-то спешит и торопится — видимо, сказывается происхождение султанши из простого люда. Увидев перед собой узорчатый подол одеяния господина, я упала к его ногам и преподнесла край одежды к губам, но султан поспешил поднять меня с колен, нежно коснувшись рукой подбородка. Даже когда наши глаза сравнялись, я всё равно не осмеливалась посмотреть на него, и дело вовсе не в трепете перед властителем всего мира, а скорее в страхе потерять сознание от избытка чувств. — Что же ты отворачиваешься? Взгляни на меня Махпаре, не бойся. Или я так ужасен, что ты даже не осмеливаешься обратить на меня взор своих прекрасных глаз? Дабы разубедить падишаха, я решительно приподняла веки и посмотрела ему прямо в глаза, а через них разглядела и душу. Ох, зря, зря я это сделала, ибо эти бездонные очи лишили меня разума и овладели моим сердцем раз и навсегда. Казалось, не было глаз прекраснее, и только в его взгляде был сосредоточен весь смысл жизни и заключена тайна мироздания, к познанию которой все так стремятся. — Нет, Повелитель. Я не боюсь. Я даже смелее, чем Вы думаете. — Так докажи мне это. Этими словами он позволил мне сделать всё, что только пожелаю, и я поспешила воспользоваться этой возможностью, ибо желала сейчас только одного. Обхватив руками крепкую, мужскую шею и притянув его поближе к себе, я нежно коснулась губ падишаха, чтобы настойчивостью не спугнуть такое хрупкое, мимолётное счастье, которое подарила мне судьба. Но Повелитель не стал сдерживаться и с силой ответил на поцелуй, прижав меня к себе так крепко, что даже послышался лёгкий хруст рёбер, однако я совершенно не прислушивалась к этим звукам, сосредоточив всё внимание на возлюблённом. Его поцелуй вызвал в голове целый всплеск эмоций, взрыв, буйство красок и непередаваемое ощущение слабости перед таким сильным и мужественным хозяином моего тела. И эта слабость была не тягостной, а скорее приятной. Он неуклюже потащил меня к кровати и повалил крохотное тело на мягкое ложе, подмяв под себя. Его дыхание обжигало кожу, но в то же время освежало, как морской бриз, что был знаком мне с детства. Эта ночь была похожа на сказку. Мы умирали, но снова воскресали в объятиях друг друга; взлетали до небес, но тут же падали вниз с покорённых вершин. Стон за стоном, вздох за вздохом — мы стали единым целым, и никто в этом мире не мог разрушить этот союз двух сердец, что бьются как одно. В порыве страсти мы были безупречны, прекрасны и кружились в слаженном танце, называемом любовью. И тысячи ночей не стоили той ночи, проведённой с любимым! Те годы ожидания и тоски остались в прошлом и казались жалкой мелочью рядом с тем, что я получила в награду за терпение и смиренность. Теперь я знала, что нет ничего невозможного, нужно только верить. Верить в себя и свою любовь, молиться Всвышнему, а Аллах всегда поможет тому, кто жаждет его покровительства. Любящие сердца найдут друг друга, даже если будут разделены сотнями городов и десятками государств. Нужно только верить. Следующим первой проснулась вовсе не я, но тот, кто встал раньше, не дал мне забыться в сладостном небытии, покрыв кожу нежными поцелуями. Я неохотно разлепила веки и мутными глазами уставилась на Повелителя, образ которого ещё был нечётким, но было видно, что тот улыбается. — Всё-таки проснулась. Я уж думал, тебя с пушки не подымешь, — усмехнулся падишах и пощекотил мою щёку короткой щетиной. — Мехмет, — лениво произнесла я и упёрлась ладонью ему в плечо, как бы отталкивая, но на самом деле лишь играя. — Я люблю тебя. — И я тебя, — он провёл пальцем по моему подбородку и нежно поцеловал. — Во время похода я лишь о тебе и думал. Ты не покидала моей головы ни на секунду, а в минуту самых страшных и кровавых сражений твой образ спасал меня от отчаяния. Любимая, красавица моя, мой нежный цветочек. Свет очей моих. — Я… Я столько молилась, просила Аллаха охранять Вас от бед и невзгод, чтоб Вы вернулись во дворец целым и невредимым, — на глаза сию же минуту навернулись слёзы при одном только воспоминании о пережитой разлуке. — Не плачь, родная моя, — Повелитель обхватил меня руками и прижал к себе, в то время как я упивалась своими слезами. — У меня для тебя подарок. Я имя тебе придумал, любимая. Я выпуталась из рук Мехмета и вытерла рукой слёзы, с интересом уставившись на улыбающегося Мехмета, что весь сиял от счастья. — Какое? — Рабия Гюльнуш. Я довольно улыбнулась и кинулась в объятия любимого, поцеловав его в шею и прижавшись к его груди, как маленький ребёнок, испугавшийся потерять маму в толпе людей. — Кстати, ты уже стала мусульманкой, как вижу. Когда успела? — Я приняла ислам, когда вы были в походе, мой Повелитель. Валиде Султан настояла на этом. — Матушка, по всей видимости, знала о том, что я давно присмотрелся к тебе. — Турхан Султан далеко неглупая, очень мудрая султанша. Неудивительно, что она заметила. — Вы с ней неплохо поладили. Дай Аллах, вы и дальше будете сохранять эту почти родственную связь. — Аминь, повелитель. Она очень любит меня. Мехмет выпустил меня из мёртвой хватки и с улыбкой осмотрел новую фаворитку. В его глазах виделось невероятное восхищение, смешанное с любовью и чувством гордости за свой выбор. — Я давно отправил слуг за завтраком. Пойди забери, а я пока оденусь, — неожиданно произнёс он и сполз с кровати, принявшись искать отброшенный во вчерашнем порыве страсти халат. Пока султан обнажённый ходил по покоям, я быстренько накинула на плечи тоненькую, полупрозрачную рубашку и перевязала на поясе тоненьким ремешком, отправившись в сторону толстых резных дверей. Распахнув их, я увидела служанку с подносом в руках, а позади неё меня уже поджидала раздосадованная Гюльнар Кадын, на губах которой блуждала самодовольная ухмылка, а в глубине карих глаз брюнетки таились тоска и печаль по украденному счастью. Я жестом попросила служанку подождать, на что она одобрительно кивнула, и грациозно обогнув препятствие, вплотную подошла к новоиспечённой сопернице, которая уже давно разглядывала все мои прелести, совершенно не скрываемые прозрачной рубашкой. Она вздёрнула острый подбородок и насмешливо фыркнула, с вызовом посмотрев мне в глаза. — Повелитель променял меня на тощую девчонку, у которой вид, как у трудолюбивой женщины из кабака, — рассмеялась Гюльнар и всплеснула руками. — Попрошу без оскорблений. Хотя, ты только на это и способна. У курицы и то больше мозгов, чем у тебя, — с каменным лицом проговорила я, не отрывая взгляда от наложницы султана, ожидая её реакции на смелые слова из уст „тощей девчонки“. — Знай своё место, наглая рабыня! Это твоя последняя ночь с Повелителем! Ещё раз увижу тебя возле его покоев — жизни лишишься! — брызжа слюной, прошипела Гюльнар и подняла руку, чтобы меня ударить, но вовремя остановилась, ибо её ждал бы ответный удар. — Это воспринимать как угрозу? — Думай что хочешь, Махпаре. Я тебя предупредила. Решение за тобой, — злобно произнесла наложница и торопливо удалилась, не оглядываясь и не ожидая моего ответа. Я фыркнула и повернулась к служанке, что уже битый час стояла возле покоев с этим злосчастным подносом, и забрала его из её рук, получив за это благодарную улыбку от рабыни. Евнухи распахнули двери перед моим лицом, и я изящно прошла внутрь, где меня уже давно ждал повелитель.

***

Снова от лица Турхан.

Я сидела на софе и просматривала расходные книги, в чём мне активно помогала Муаззез. Женщина отмечала на бумаге нужные страницы и напевала под нос старую русскую песенку, по которой я много лет назад определила, что Муаззез тоже славянка, только полячка, а не русская. Махпаре уже вторые сутки находилась в покоях моего сына, что не могло не радовать. Эта девушка оправдала все мои ожидания и овладела сердцем Мехмета, раз уж тот долгое время держит хатун у себя. Противные мысли о том, что мне придётся остаться без такой верной и умной помощницы, не давали покоя и бороздили просторы моей души, затрагивая даже малейшую деталь. Муаззез захлопнула книгу, тем самым вернув меня с небес на землю, и свернула губы в трубочку, что могло говорить о том, что работа окончена. Женщина выхватила вторую книгу у меня из рук и положила поверх первой, так как давно заметила, что я не занимаюсь делами гарема, а летаю где-то в облаках. — Турхан, я знаю, о чём ты думаешь. Перестань. Если так хочешь, то я могу подарить тебе одну из своих самых лучших служанок, — улыбнулась подруга и накрыла мои ладони своими. Её холодные пальцы обожгли мою кожу, которая, казалось, пылала огнём. — Не стоит, Хатидже. Тиримюжгян уже подыскала мне достойную рабыню. Она улыбнулась и отпустила мои руки, пронзительным взглядом уставившись в дверной проём, будто ждала кого-то. Тёмные волосы были собраны в незамысловатую причёску и закреплены симпатичными шпильками с маленькими жемчужинками, что придавали пышной шевелюре султанши некую роскошь и изысканность. Голубой платок, опущенный на плечи, трепыхался, словно волнуемый ветром, и это дало возможность предполагать, что у Муаззез озноб или сильный жар. — Муаззез? Всё в порядке? Ты не больна? Ты дрожишь, — с тенью заботы и волнения в голосе проговорила я и испуганно уставилась на молчащую подругу, на что она покачала головой. — Турхан, скажи, что ты чувствовала, когда Ибрагим проводил ночи со мной? — не оборачиваясь, тихо промолвила султанша и почесала подбородок. От неожиданного вопроса подруги я опешила и поспешила ретироваться, прикрываясь старой русской пословицей: — Кто старое помянет, тому глаз долой. — А кто забудет, тому два, — парировала Муаззез и, наконец, обернулась, выжидающе посмотрев на меня. — Если честно, то ничего. К тому времени я уже остыла к Ибрагиму, — соврала я подруге и опустила глаза, чтобы не сталкиваться с напористым взором Хатидже. — И даже не ревновала? — Может, и ревновала, но самую малость. Не успела я договорить, как двери распахнулись, и в покои влетела Гюльнар Кадын, без ума от переполняющего её гнева. Руки девушки тряслись, совсем как у нездорового человека, а глаза прожигали меня насквозь и, казалось, смотрели прямо в душу, отчего стало жутко и неловко. Но жутко было не только от этого. В правой ладони наложница сжимала огромный нож. — Это Вы виноваты, Султанша, — монотонно протянула Гюльнар и ухмыльнулась, ещё крепче сжав оружие и окинув комнату долгим взглядом. Муаззез выпучила глаза и подалась назад, вжавшись всем телом в подушки, но я старалась сохранять спокойствие и хладнокровно смотреть на вооруженную рабыню, участь которой уже была несладкой. Однако, в душе моей поселился жуткий страх. Страх за свою жизнь и жизнь Муаззез. Неизвестно, что придёт в голову этой сумасшедшей. — Я? И в чём же? — в тон ей произнесла я и так же противно ухмыльнулась, приподняв брови в наигранном удивлении. — Как ты вообще смеешь так бессовестно заявляться в покои матери Падишаха, да к тому же с ножом в руках?! Знай своё место! — Вы пригрели эту змею Махпаре на своей шее и подложили в постель повелителя. Она отняла у меня ночь четверга, — не замечая последних сказанных мною слов, прошипела фаворитка сына и приподняла руку, в которой был нож. — Я не уполномочена решать твои личные проблемы и отношения с Махпаре! — вскочила я с софы и яростно закричала, ощущая слабое покалывание в области сердца. — Ты — рабыня! Твоя обязанность — служить нашей династии, а не угрожать жизни Валиде Султан, приходя в её покои с ножом! И как только слуги пропустили тебя сюда с оружием?! Завтра же они все будут казнены, и ты в первую очередь, Гюльнар! — Нет, султанша, — ухмыльнулась девушка и прижала нож к горлу, безумными глазами взирая на нас с Муаззез, испуганных таким поворотом событий. — Если Вы сейчас же не заберёте эту змею и не утопите в Босфоре, то я перережу себе горло! — Как ты смеешь?! Что за неуважение?! Твоя жизнь — ничто! Я прижала руку к груди и облокотилась на колонну. Сердце горело, пекло, словно кто-то поджаривал его на открытом пламени и выжимал все соки. Я уже мало понимала, что происходит, и под жуткие крики Муаззез, подбежавшей ко мне, провалилась в пропасть…