Восходящее солнце

"Сегодня закончилось строительство мечети султанши. Она так обрадовалась, что её щёки запылали, загорелись алым румянцем, а глаза невольно заблестели от чувства полного удовлетворения. Госпожа засуетилась, будто малое дитя, да так сильно разволновалась, что впопыхах забыла сменить обувь, о чём ей вежливо напомнила Тиримюжгян, вызвав волну нескончаемого, заразительного смеха. О, Всевышний! Её смех был похож на шелест крыльев ангела, переливался разными оттенками, завораживал и пленил своей тональностью... Не хватает слов, чтобы описать его неземную красоту и совершенность... Зодчие постарались на славу. Это поистине грандиозное сооружение возвышалось над мелкими окрестностями Стамбула, купаясь в лучах утреннего солнца. Внутреннее убранство было не менее роскошным и достойным его строительницы. Вогнутые купола, расписанные элементами османских иероглифов и суннами из Корана, узорчатые стены и мраморный пол - всё это настолько завладело вниманием султанши, вызывая у неё неимоверное восхищение, что она совсем позабыла о моём присутствии, но это нисколько не обижало меня. Мечеть Турхан Султан стоила такого восторга. О, Аллах! Я никогда не разучусь смотреть на неё украдкой, даже если пройдут тысячи лет... Тело умрёт, а душа навеки останется с моей госпожой и будет искать любимую в райских садах... Но найдёт ли?" Небо окрасилось ярко-алыми, местами золотистыми всполохами, что по сути своей стали предвестниками начала нового дня; рваные, перистые, слоистые тучки обволокли небосвод и частично сгруппировались над самым горизонтом, где в эпицентре всей утренней красоты воскресали первые солнечные лучи, упрямо пытающиеся пробиться сквозь толстый слой облаков, и некоторым из них удавалось достигнуть негласной цели. Рассвет оказался поистине завораживающим, и его великолепие было бы неполным без облитых ярким светом деревьев, что неподвижно росли вдоль аллеи и занимали свои привычные места в дворцовом саду, а листья их ни разу не шелохнулись, будто застыли во времени. Мир медленно, но целенаправленно оживал. А жила ли я когда-нибудь по-настоящему или же всю свою сознательную жизнь была лишь обузой для всего мира, тяжким бременем для обитателей дворца? Уважал ли меня кто-то, ценил ли? Что ж это за жизнь такая бесполезная, если ты не можешь быть рядом с теми, кого любил, если растерял всех дорогих людей на пути к власти? Что движет нами в этом жестоком мире, что заставляет делать непоправимые вещи и отчаянно жалеть о совершённом? Всевышний ли? Души предков? Или мы сами творцы своей судьбы и сами же судьи? Настойчивый стук в дверь прервал моё единение, и я недовольно скривила губы, никак не ожидая чьего-либо прихода. Такие ранние визиты столь же неожиданны, как и вечерние, но если на то есть веская причина, то вряд ли стоит гневаться на нерасторопных служанок. - Войдите! - словно оторвав эти слова от сердца, крикнула и приосанилась, на случай если придёт кто-то из слуг - не хотелось предстать перед взором рабов в ссутуленном виде. Дверь плавно, без единого скрипа распахнулась, и на пороге показалась Айше, вся исполненная грации и изысканных манер, словно пришла ни к матери, а в светское общество. Глаза девушки светились загадочным блеском, а сама она больше походила на европейскую принцессу, нежели на османскую султаншу. - Валиде, - она приподнялась на возвышенность и обогнула столик, протянув ко мне руки, и я встала, дабы поприветствовать дочь. - Родная, добро пожаловать, - я расцеловала юную султаншу в пухлые щёчки и одарила её лучезарной улыбкой, попутно высматривая любые изменения во внешности дочери. Материнство и замужество благоприятно подействовали на Айше: она весьма похорошела, полноватая фигура приобрела приятный оттенок, а бёдра округлились и перестали быть бесформенными, что говорило об окончательном завершении созревания. Тёмные, истинно восточные, миндалевидные глаза, доставшиеся девушке от родной матери, по-другому смотрели на мир, будто осознали всю его алчность и жестокость; каштановые волосы с проблесками светлых прядей были собраны в многоуровневую причёску, главным украшением которой стала тугая, толстая коса, обёрнутая вокруг всей конструкции. Светло-розовое платье идеально сидело по фигуре и скрывало недостатки, что позволяло задуматься о хорошем вкусе юной госпожи, не злоупотребляющей доступными ей украшениями. - Валиде, со мной приехала Нурбахар, но я привезла не только её. Как Вы думаете, кто ещё посетил этот дворец? - её глаза загорелись и засияли азартным блеском, а в глубине этих хитрых, смеющихся бездн затаилось нетерпение озвучить новость. - Неужели, ты привезла мне внука? - я затаила дыхание и всплеснула руками, когда дочь единственным кивком подтвердила мои догадки. - Именно. Осман ждёт, когда бабушка Турхан Султан впервые возьмёт его на руки и согреет своим теплом. - И где же он? - По пути в Ваши покои я встретила Эхсан и отдала ей ребёнка, так как малыш очень устал с дороги и уснул, но она в это же мгновение вручила мне загадочное письмо, попросив передать его Валиде Султан. Однако, хатун забрала моего маленького. Дочь прищурила прекрасные глаза и рукой нащупала интересный по своей природе свиток, вытащив его из рукава изящного платья и протянув мне. Я с недоверием уставилась на нежданное послание, но, переборов смутные сомнения, окутавшие меня с головы до ног, я с трепетом и осторожностью вытянула свиток из цепких пальцев любопытной Айше, жаждущей первее матери узнать, что же за тайна скрывается на пожелтевшем листе прочной бумаги. Неторопливо усаживаясь на софу, я миллионы раз перебирала различные варианты текста, способного в действительности находиться внутри свитка, но так и не пришла к окончательному выводу, лишь раздосадованно шлёпнула рукой по колену, чем вызвала жуткое недоумение у Айше, что тотчас же отразилось на её смуглом личике. Не обращая внимания на эмоции дочери, я резким движением сорвала крепкую, незнакомую мне доселе печать и в спешке развернула свиток, одновременно присматриваясь к иероглифам, дабы привыкнуть к растянутым, плоским символам, что словно нож резали по моим извечно усталым глазам. "Доброго утра тебе, Турхан!" Интересно, как же отправитель так точно угадал, в какое время суток мне посчастливится читать его послание? "Если ты всё-таки читаешь это письмо, то стоит склонить голову перед твоим великодушием и воистину чистым сердцем, которое не пронзила стрела гордыни и честолюбия, как случилось много лет назад с покойной Кёсем. Я думала... И иногда мои мысли были столь болезненными, что хотелось наложить на себя руки, чего я по неизвестной причине так и не совершила... Стены Старого дворца давили на меня со всех сторон, уничтожали духовную составляющую тела, разбивали сердце на осколки, и в этом, по сути, виновата я сама. Ты была такой нежной, спокойной, рассудительной, мудрой не по годам, от тебя так и веяло благородством (дядя не прогадал с именем!), и наши взаимоотношения ничто не должно было разрушить, но я сама уничтожила все связи, испепелила твоё доверие, Турхан. Сама... Поступила так же глупо, как когда-то давно моя покойная бабушка Махфируз Султан. К чему всё это пишу? Я попала в лапы страшной болезни, и излечиться от неё так же невозможно, как и повернуть время вспять. Совсем скоро на свете не станет ещё одной султанши по крови, а дьявольская душа Кёсем будет ликовать на том свете, что последний потомок Османа и ненавистной Махфируз почил в бозе... Нет, не последний! Пока жива моя дочь и мои внуки, род султана Османа не закончится, не пресечётся! Да будет так вечно! Мне осталось меньше двух недель, а потому от всей души прошу у тебя, Гевхерхан и Мехмета прощения... Если сможете - простите меня. Даже после смерти я буду раскаиваться в своих деяниях, буду молить Всевышнего о вашем счастье, ибо слишком поздно поняла всю алчность и схожесть Салихи Дилашуб с Кёсем. Да дарует Аллах тебе долгой жизни, Турхан. Стоящая на пороге смерти, раскаивающаяся Зейнеб Султан." - О, новая книга? - не успела я прийти в себя после прочтения письма от, возможно, уже умершей Зейнеб, как тут же заметила дневник Керема в руках Айше и застыла от страха и чувства близкой кончины, если вдруг ей захочется ознакомиться с содержимым. Напрягшись, словно тетива лука, я с содроганием смотрела на то, как тонкие, изящные пальчики полноватой дочери перелистывают страницу за страницей, но на лице её не проявилось ни капли эмоций. Перевернув последний лист, султанша демонстративно зевнула и небрежно откинула книгу себе за спину, отчего некоторые листы вылетели из общей стопки и приземлились на мягкую гору подушек. Зейнеб раскаивается. Это звучало так нелепо, что непроизвольно напрашивалась мысль о том, что письмо мог отправить кто-то посторонний, дабы нарушить мой покой и заставить меня в очередной раз страдать. Однако, одна деталь сразу же смутила меня, поэтому предположение о ложности послания отпало само собой, ибо в тексте говорилось о Дилашуб. Но как? Почему смерть так рано настигла совсем молодую султаншу, которой ещё жить и жить?.. Аллах, пути твои неисповедимы, а все мы равны перед лицом смерти... Я прощаю, Зейнеб... И ты прости... - Скучно, - Айше надула губы и покачала головой, в то время как я облегчённо вздохнула и прикрыла глаза от искренней радости за разрешение ситуации с дневником. - Странный какой-то роман, сплошная ода. Что за бездарный автор? Вам нравится читать такой невнятный бред, Валиде? - Мне было нечем заняться, - поспешила ретироваться я и облокотилась на спинку софы. - Лично я считаю, что у Вас достаточно много дел, требующих немедленного вмешательства. От кого письмо? - Эмм... От Гевхерхан. Сообщает, что она и дочери Эсмахан и Рафие Шах в добром здравии. - Отлично, нужно посетить её дворец. Как разговор с Мехметом? - Я побеседовала с ним. Вернее, поплакала в его присутствии, ибо иным способом ничего не добьёшься от этого упрямого и непреклонного человека. Он решил, что сохранит жизнь всем... Но потом тайком от меня избавился от шехзаде Селима... - Сына Сачбагли Хатун? - Верно. У них с раннего детства были разногласия... Так жаль его... Селим был на 3 года младше Мехмета... - Но зато Вы сохранили жизни Сулеймана и Ахмеда! Не печальтесь так. Всё образуется. - Возможно, ты права, милая... Но мне так стыдно перед Сачбагли, которая, узнав о смерти сына, наложила на себя руки! Такое чувство, будто это я убила несчастного Селима... - А как продвигаются поиски убийцы Тиримюжгян? До сих пор не верится, что её нет... Я выросла на руках у этой женщины, - дочь Махиэнвер печально опустила глаза и тяжёло вздохнула. - Уже целый год, а то и полтора ищем, но всё безрезультатно. Этот негодяй как в воду канул! Найду - задушу собственными руками! - А как Гюльнуш поживает? Как Мустафа, Гюльсум? Этот вопрос жгучей болью отозвался в израненном сердце. Махпаре... Моя милая девочка Махпаре! Как же она страдает от любви к Мехмету, в то время как он принимает у себя новых наложниц... Их любовь и на чувства-то не похожа, но в глазах обоих горит всеобъемлющий огонь, пламя страсти, родина которого - сердца влюблённых. Законы гарема обязывают молодую султаншу вести себя тихо и мирно, что девушка и делает, но душа её разрывается на части, а Мехмет лишь просит верить и полагаться на него. И она верила... Верила настолько, сколь позволяло гордое сердце. Терпела его чувство вседозволенности, граничащее с откровенным эгоизмом; стойко переносила каждодневные капризы взрослого мужчины. Потому что любит. И будет любить вечно. - Хорошо, - пространно ответила я, широко улыбнувшись, и этого размытого ответа вполне хватило уставшей Айше. Она больше не стала терзать меня каверзными вопросами и всё оставшееся время молчала, изредка поглядывая в мою сторону, словно не доверяя или подозревая в чём-то особенном, известном только ей, и от этого ощущения становилось весьма неловко и неприятно на душе. Айше мастерски умела вызывать у людей чувство вины и ощущение неловкости, будто была рождена для этого, но такое качество абсолютно не нравилось ни мне, ни остальным жителям дворца, непривыкшим к таким открытым и придирчивым взглядам. Но мнение окружающих совсем не волновало султаншу, что любила поступать по своему усмотрению и не зависеть ни от чьего косвенного взгляда на ситуацию. Любые, даже самые малейшие упрёки в свою сторону она либо пропускала мимо ушей, либо строго наказывала, но чаще всего предпочитала первое. Такая уж она появилась на свет, и за это мы все её любили. Мы едва приступили к утренней трапезе, как наш покой нарушила вездесущая Эхсан, бесцеремонно ворвавшись в скромную обитель двух султанш и заставив их лицезреть свой встревоженный и загадочный облик. Нескольких её коротких слов стало достаточно для того, чтобы это смятение передалось и нам в удвоенном размере. - У Сиявуш Хатун начались роды! - проговорила запыхавшаяся Эхсан и в спешке удалилась, а мы с Айше лишь переглянулись, не зная, как реагировать на данное событие.