***
- Султанша, во дворце что-то происходит, проснитесь! Я нехотя разлепила глаза и рассеянным взглядом скользнула по Керему, с удивлением заметив, что на дворе всё ещё светло, а значит дремота одолела меня в самый разгар дня. Ещё раз внимательно осмотрев округлившиеся глаза евнуха, я тяжело вздохнула и приподнялась с кровати, упершись руками в мятую подушку, но мутное сознание решительно не желало возвращать бразды правления в мои руки, а потому я отрешённо озиралась по сторонам, отчаянно пытаясь понять суть происходящего. - Ты что здесь делаешь, Керем? - наконец выдавила после долгих мучений сонным голосом и схватилась за голову. Слуга облизнул сухие губы и ещё сильнее распахнул глаза. - Вести у меня срочные, госпожа. - Если ты пришёл сообщить об очередной проделке Гюльнар, то лучше не зли меня и выметайся отсюда подобру-поздорову, пока я лично не прогнала тебя. Окинув Керема страшным взором, я полусонно, едва передвигая ногами, дошла до зеркала и равнодушно уставилась на своё кривое отражение, вяло проводя мощной расчёской по спутавшимся прядям. Пару раз зевнув, увидела, как ага осторожно подкрался сзади и крайне виновато посмотрел на меня, однако в глубине его очей скрывалась какая-то глупая и по-детски наивная радость, что озорным огоньком плясала на дне его карих глаз. Осознав, что всё не так плохо, я повернулась к нему, как только закончила приводить в порядок причёску, и чётким жестом приказала Керему начать повествование. Тот лишь кивнул и с гордостью промолвил: - Вы почти угадали, султанша. Я пришёл рассказать Вам о Гюльнар Хатун, но только в этот раз речь пойдёт вовсе не о её проделках. - И что же произошло? Стало безумно интересно, ибо эта рабыня не способна доставлять мне радость и счастье. - Вы правы, Валиде Султан, эта женщина алчна и хитра, но сегодня перехитрили именно её. Я не знаю, что именно случилось, но наш повелитель обезумел от ярости и приказал, чтобы его иккинчи-кадын покинула дворец завтра утром и не смела переступать порог Топкапы без ведома самого султана. Весь гарем гудит, обсуждая это событие. Должно отметить, девушки ликуют. Сказать, что я была удивлена - ничего не сказать, ибо услышав эти слова я даже выронила флакон с лавандовым маслом, из-за чего оно пролилось на изысканный персидский ковёр, подаренный мне одним из многочисленных послов, и плюхнулась на тахту, не в силах ответить евнуху. Сердце радостно защемило, но в тот же момент что-то предательски кольнуло в самом центре, и это было воспоминание. Самым страшным являлось то, что во всей этой череде интриг главной игрушкой в руках Гюльнар была её собственная дочь, и теперь несчастной малышке Гюльсум предстоит заново вернуться к любимой Эметуллах, что снова ранит её сердце, ибо она уже привыкла к матери. В борьбе за власть никогда не стоит забывать о детях, ибо дыша на них холодом сейчас, можешь замерзнуть в старости от лютого мороза. - Узнай немедленно, что заставило Мехмета так внезапно переменить своё мнение относительно этой женщины. - Как прикажете, Валиде. - Хотя... Постой. Я сама узнаю. Сначала схожу в гарем, а потом наведаюсь к внучке. Где она сейчас? - Эсмахан Султан в покоях своей матушки Гевхерхан Султан. Не став больше слушать Керема, я поспешно встала с мягкой тахты и покинула апартаменты, приказав сонным стражникам никого не впускать в покои во время моего отсутствия, а если же кто-то и попросит аудиенции, то пусть ожидает около входа. Несмело кивнув, они проводили меня долгим взглядом, пока я, оборачиваясь, вместе со свитой служанок шла по дорожке, ведущей вниз к ташлыку, ибо покои Валиде Султан находились на этаж выше и прям над комнатой девушек. С моего балкона, находящегося перед входом в покои, открывался вид на гарем, но оттуда было мало что различимо, если ещё и учесть моё "выдающееся" зрение, поэтому я грациозно спустилась к ташлыку, а девушки единодушно подскочили с мест и склонили головы. - Дорогу! Достопочтенная Валиде Султан! Голоса приумолкли, в то время как я важной походкой зашла в комнату рабынь, и только уголки губ девушек, склонивших головы, приподнимались в лёгкой, непринуждённой улыбке. - Здравствуйте, девушки. Как поживаете? Всем ли довольны? - улыбаясь, спросила я и осмотрела весь ташлык, вспомнив времена давней молодости, когда мой голос звенел, словно хрустальный родник, а девушки, такие же молодые и невинные, точно так же тепло улыбались и искренне радовались моему приходу. - Добро пожаловать, Валиде Султан. Не жалуемся, спасибо, ведь благодаря Вам мы ни в чём не знаем нужды. - Чудесно. Кто-нибудь знает, что произошло с Гюльнар? Учтите, мой вопрос совсем не означает, что я поощряю сплетни. Мне действительно любопытно. Рабыни зашептались. Разумеется, каждая из них знала о подробностях случившегося, только далеко не все могли решиться в открытую заявить об этом самой Валиде Султан, ибо их могло ждать за это суровое наказание, но я не собиралась браниться, а потому как можно мягче смотрела на девушек. В итоге, терпение одной из них дало трещину и стремительно лопнуло, а черноволосая рабыня подалась вперёд. - Я знаю, султанша, - с опаской проговорила девушка и нервно сглотнула, ожидая ругательства в свою сторону, но я лишь довольно кивнула. - Что ж, рассказывай. Как тебя зовут? - Шебнем. - Пожалуйста, Шебнем Хатун. - Они поссорились здесь, перед нашими глазами, все видели это. Эсмахан Султан грозилась что-то рассказать повелителю, а Гюльнар ударила госпожу. Теперь неизвестно, может, её даже казнят. - Она ударила Эсмахан? - в ужасе процедила я и приложила руку к щеке, застыв на месте. - Да, Валиде Султан. Мы с Гюлизар проводили султаншу до покоев матушки. Гевхерхан Султан сетовала на непослушание султанши и ругалась, но потом со слезами на глазах впустила её, а мы отправились по своим делам, нам нужно было в прачечную. Понимание того, что моя внучка могла вот так просто, своими же руками подвергнуть себя унижению и оскорблению со стороны ничтожной рабыни, не стоившей и ногтя представительницы династии, слабым жжением отозвалось в глубине сердца, но что-то подсказывало, что всё это - лишь часть спектакля, поставленного юной султаншей. В уме Эсмахан я нисколько не сомневалась, а значит весь случай пропитан фальшью и наигранностью, ибо она знала, на что идёт и что собирается делать, а все способы исполнения хитрого плана известны лишь ей. Я резко повернулась в сторону подоспевшего Керема и замерла, будто обдумывая в голове всё услышанное, но долго миг забвения не продлился, ведь в следующую секунду я вздохнула и медленно начала говорить, словно испытывая терпение собеседника: - Керем Ага, к сегодняшнему вечеру закончи все дела и определи ко мне в служанки Шебнем Хатун, Гюлизар Хатун и Лале Хатун. Объясни им, что нужно делать, расскажи о правах и обязанностях, о правилах поведения в покоях Валиде и за их пределами. Шебнем Хатун будет моей личной служанкой. - А как же Эхсан Хатун? - Её ожидает кое-что получше. Насчёт Эхсан не беспокойся. - Как пожелаете, Валиде Султан. - Благодарю Вас, султанша! - раздался сзади радостный голосок, который заставил меня полуобернуться и снова узреть черноволосую красавицу, что поведала мне о жутком случае, ставшем примером проявления неуважения к представителю правящего дома. Я лишь смущенно улыбнулась и, подхватив подол платья, стремительно покинула комнату девушек и направилась в сторону временных покоев Гевхерхан, где по словам рабыни находились мать и дочь. Любопытство брало верх над разумом, а потому я спешила и бежала со всех ног, чтобы поскорее узнать, чем же Эсмахан так разгневала и без того нервную и неуравновешенную хатун. Оказавшись перед дверьми богатых комнат, я приказала стражникам расступиться и пропустить меня внутрь, а те в свою очередь беспрекословно открыли мне дорогу, не в силах спорить с Валиде Султан, да и без надобности им перечить мне. Ворвавшись в апартаменты дочери, испуганно осмотрелась по сторонам, словно ожидая подвоха, но главная комната была пуста, а на кровати лежал одинокий платок внучки, испачканный кровью. Сердце замерло от страха, и я судорожно принялась хватать воздух ртом, осознавая, что Эсмахан вряд ли отделалась скупой пощёчиной и с ней могло произойти что-то страшное, что все от меня так усердно скрывали. Нелепый ужас одолел мою душу, и я обессиленными руками уперлась в край кровати, в единый момент плюхнувшись на неё, как на взбитую подушку, впившись безумными глазами в бесформенное пятно на розовой ткани. Эсмахан и Гевхерхан всё не было. Резким движением руки сорвала платок с постели и свернула в клубок, а пятно оказалось снаружи и его можно было внимательно разглядеть до мельчайших подробностей. Бурое загрязнение, по форме похожее на дождевую капельку, заняло всё моё внимание и навязчивой мыслью засело в голове, в то время как воображение рисовало свои картины произошедшего, одну лучше другой, и они весьма отличались от рассказа Шебнем. В моём представлении Гюльнар избила Эсмахан до полусмерти, исполосовав её лицо глубокими ранами и царапинами, поэтому дочери с внучкой не было в своих покоях - они находились в лазарете, а лекари делали всё возможное, дабы спасти мою милую, юную госпожу. Этого я уж точно не прощу наглой наложнице, как есть задушу своими руками, а тело кину в Босфор на корм рыбам, чтоб знали, как оскорблять и причинять вред семье падишаха и Валиде Султан. Прижав розовый платок, пахнущий розами, к щекам, я что есть силы разрыдалась, а слёзы мои стекали на шёлк, испачканный кровью внучки, что я отчаянно не желала выпускать из рук. Умом понимая, что всё может быть гораздо проще предполагаемого, сердцем я лишь усугубляла ситуацию, свято веруя в собственные домыслы, не имеющие за собой реальных фактов и доказательств. Проклиная Гюльнар всей душой, я сквозь слёзы молилась и просила Аллаха сберечь мою семью от всякого зла и даровать здоровье внукам и детям, взывала к небесам и была услышана Всевышним. - Валиде Султан? Этот голос я узнаю из тысячи и даже если потеряю всё на свете, то всегда смогу найти причал в её тёплых объятиях и утонуть в её заботливых речах. Обернувшись, я увидела Гевхерхан, вытирающую руки белым полотенцем, а рядом с ней стояла сияющая Эсмахан, явно довольная провёрнутым делом. Девушки с недоумением посмотрели на меня и как-то странно заулыбались, переглядываясь между собой, но не говорили больше ни слова, видимо, ожидая от меня объяснений. Я неуклюже поднялась с пышной кровати и смахнула слёзы рукавом, крепко сжав испачканный платок в стальном кулаке, но дочь и внучка не сдвинулись с места и всё так же непонимающе взирали то на меня, то на платок. - Гевхерхан.., - я резко втянула носом воздух и осторожно подошла к дочери, протянув ей руку, в которой была зажата найденная улика. - Что это? - И Вы из-за этого плачете, матушка? - дочь тепло улыбнулась, с силой забрала у меня платок, откинув его в сторону, и тут же обратилась к внучке. - Эсмахан, покажи нашей Валиде истинную причину её беспокойства. Юная султанша усмехнулась и продемонстрировала правую щеку, на которой красовалась длинная, но неглубокая царапина, и я аккуратно коснулась её пальцами. Убедившись, что всё не так критично, как мне думалось ранее, я облегчённо вздохнула и с трепетом убрала руку от лица внучки, понимая, что зря волновалась и поднимала гул на пустом месте. - От чего эта царапина? - с нетерпением громко спросила я и села обратно на постель, за мной последовали Гевхерхан и внучка. - Потише, Валиде, Рафие Шах недавно уснула. - У Гюльнар длинные ногти. При пощёчине ещё и поцарапала, ведьма, - с негодованием отметила Эсмахан и схватила мою руку, вызвав улыбку на лице своей бабушки. - Чем ты её так разозлила? Эсмахан выдержала паузу и загадочно улыбнулась, сделав страшные глаза, отчего наш с дочерью интерес разыгрался с ещё большей силой и, казалось, мы сейчас начнём трясти молодую девушку, чтобы наконец вытянуть из неё хоть слово. - Недавно я узнала от своей личной служанки, что Гюльнар собирается объединиться с Дилашуб Султан, и этот факт меня очень насторожил. Я поймала наложницу дяди в коридоре около ташлыка и демонстративно пригрозила, что расскажу обо всём, если она по своей воле не покинет дворец, на что Гюльнар мне заявила, что это я покину дворец в качестве покойника, после чего со всей силы ударила. Она действительно неуравновешенная, истеричная особа, Валиде, ей самое место в лазарете для душевнобольных. Повелитель всё видел и пришёл в ярость, он приказал стражникам схватить её и отвести в покои, дабы начинала сбор вещей. Почему она опять избежала казни? - Ты рассказываешь жуткие вещи, Эсмахан, кровь холодеет от твоих слов. За такое её должны были казнить самым жестоким способом, но Мехмет почему-то снова ограничился лишь ссылкой. Возможно, дело в Гюльсум, но ведь он сам говорил, что Махпаре ей роднее матери... Не понимаю, - я вздрогнула и приложила руку к сердцу, восстанавливая картину разговора Эсмахан и Гюльнар с последующей пощёчиной, и дрожь пробегала по всему телу от представленного. - И мне это непонятно. Мехмет порой удивляет своими опрометчивыми поступками. - Повелителю виднее, а мы не в праве оспаривать его решения. - Главное, что мы избавились, наконец, от этой хатун, но я всё равно не поощряю такие методы. Мне моя дочь дороже всяких глупых рабынь, - Гевхерхан прижала дочку к себе и поцеловала её в макушку, а я с гордостью посмотрела на Эсмахан, понимая, как сильно она рисковала, решаясь на такое. - Надеюсь, она нас больше не побеспокоит и навсегда исчезнет из нашей жизни, - тихо сказала я, но сама была мало уверена в сказанном. - И я надеюсь, - вздохнула Эсмахан и ещё крепче прижалась к материнской груди, словно маленький ребёнок.***
На мир внезапно обрушились сумерки, завладев всем сущим и поглотив его в своей пучине, и только равнодушное небо отчаянно сопротивлялось нарастающей тьме и теснилось в вышине, а цвет его был подобен цвету этого дня - такой же серый и безрадостный, как и во все предыдущие. Осень чувствовалась в каждом дуновении ветра, и казалось, что даже стены дворца пропитались её дымно-дождевым запахом, поддавшись всеобщему настроению, а теперь источали этот аромат, отчего в коридорах Топкапы пахло свежескошенной травой. На низеньком столике одиноко лежала толстая, украшенная золотыми узорами книга, а из середины её виднелся оборванный кусок бумаги, на котором корявым почерком было выведено несколько незамысловатых символов. Услышав, как захлопнулась тяжёлая резная дверь, Мехмет обернулся и, увидев матушку, широко улыбнулся, но моё выражение лица в единый миг заставило его огорчиться и встрепенуться. Его ладони вздрогнули, а вместе с ними и зажатая книга, которую сын тут же аккуратно отложил в сторону и двинулся ко мне, в то время как я протянула ему руку для поцелуя. - Валиде, мой свет, - он трепетно коснулся губами тыльной стороны материнской ладони и поджал губы, заведя руки за спину. - Добро пожаловать. Что случилось? Вы как-то странно на меня смотрите. Дай Аллах, Вы в добром здравии? - Не переживай, Лев мой, я в порядке. Меня волнует совсем другое, - я нарочно отошла от сына, тем самым сохраняя между нами дистанцию, и это насторожило позитивно настроенного падишаха. Его глаза стали смотреть на меня с непониманием и некоторым недоверием, но он искренне пытался сохранять спокойствие. - И что же, Валиде? - голос Мехмета надломился и треснул, будто сын чего-то боялся, но чего, я так и не могла понять. - Зачем? Зачем ты ранишь меня? Зачем организуешь походы на Рутению и Московию? Чего ты пытаешься добиться этим? Территорий? Почему венецианские земли уже не привлекают тебя? Завоюй лучше сердце христианского мира, Рим, о котором так мечтали все твои великие предки! Не терзай славян! Не губи свой же народ! Ты тоже русич, тоже славянин, пусть и не вся твоя кровь славянская! - слёзы выступили на глазах, но я пыталась изо всех сил держаться, дабы не потерять сознание и не упасть на глазах у сына, ибо сейчас шла речь о будущем моей Родины. - Валиде, я всё решил. Я не буду отрицать своё происхождение и прекрасно знаю, что Вы родом из донских земель, где проживают русские. Я делаю достаточно много для того, чтобы не унижать их - заставляю послов обращаться к славянам вежливо, и это уже немало, ибо мои предки никогда не церемонились с неверными. Я родился в Османской Империи, я - сын султана Ибрагима, прямой потомок Династии Али Осман, а значит моим долгом от рождения является расширение османских территорий и борьба с неверными. Вы тоже должны заботиться исключительно о нашем государстве, ибо Вы - османская султанша Валиде Хатидже Турхан Султан, теперь земли османов - вот Ваша Родина, и никак иначе. Будь на Вашем месте кто-то другой, его сию же минуту казнили бы за государственную измену, но Вы - моя Валиде, поэтому я не имею права серчать на Вас. - Мехмет, - я нервно сглотнула и смахнула набежавшие слёзы, в то время как сын с сожалением и некоторым негодованием смотрел на меня. - Ты в чём-то прав, но ты же абсолютно не понимаешь, на что идёшь! Славяне - сильный народ, они будут защищать родные земли до последнего вздоха, а битвы будут продолжаться до смерти последнего солдата! Мой отец воевал, воевали братья, а потому я лучше всех знаю, что такое война, ведь и меня она коснулась тоже. Тебе кажется, что биться будет легко, но это совсем не так! - Знаю, - падишах спокойно кивнул и положил мне руку на плечо. - Запорожские казаки отчаянно сопротивляются, донских я обошёл стороной, но гетман запорожского войска Петр Дорошенко давно стал нашим вассалом, а значит эту часть Рутении, принадлежащую Польше, нам удастся однажды завоевать. - О Аллах, мои дети губят Родину отцов... Сейчас бы твой дедушка сильно ругался. Даже лучше, что он не видит этого. - Не печальтесь, матушка. Я рядом с Вами. - Аллах-Аллах. Сын протянул руки и заключил меня в свои объятия, а я лишь тяжело вздохнула и сглотнула набежавшие слёзы, норовившие стремительным потоком вырваться наружу. В голове всё ещё витали недавно сказанные Мехметом слова, но я старалась отойти от них и думать только о семье, однако не получалось, и я снова и снова возвращалась к теме Родины. Представив, как окровавленные тела русских людей кучами лежат друг на друге на поле боя, а над ними беснуются и хохочут довольные османы, я в ужасе закрыла глаза и до боли сжала веки, дабы навязчивое видение в один миг прошло. Но оно не проходило. Тысячи фраз кружились вокруг одной и той же картины, но ни одна из них не могла описать точное состояние моей души при единственном упоминании о гибели таких же невинных людей, какими была и наша семья. Увы, сын не собирался отступать от задуманного, а я была не в силах ему перечить, поэтому попыталась смириться с тем, что я уже давно живу в Османской Империи и обязана думать только о благополучии османских граждан. - Кем бы Вы не были, Вы - моя Валиде, а значит я буду любить Вас и уважать в любом случае. Никогда не забывайте об этом. А больше ничего и не нужно, ведь если есть любовь и уважение со стороны детей, то и всё остальное прибудет со временем, надо только верить в своих чад. Мехмет не выпускал меня из своих цепких объятий, а я не очень то и торопилась, ведь это было моё первое единение с сыном спустя долгие месяцы холодного забвения.