Травма: Я напишу, как ваш или мой персонаж переживает какую-либо травму (Моблит)
17 декабря 2014 г. в 21:30
Отрядный медик обходил койки и ворчал.
Помимо Моблита в этот раз сюда умудрился попасть весь исследовательский отряд полным составом. Кроме Ханджи, которую он по привычке закрыл своим телом. Девушки были размещены в другой палате, естественно.
Доктор Хоу наконец-то добрался и до койки Моблита, сердито воззрившись на пациента:
- Вся разведка у нас бывает после вылазок, и только вы, придурки, регулярно.
Моблит вздохнул про себя.
А кто ж знал, что так бабахнет?!
В этот раз интересно было всем. Даже его консервативный подход в подготовке к лабораторным исследованиям подорвало любопытство. Понадеялся, что все в их подразделении профессионалы и хуйни не натворят. Дурак.
Не считая отправленного на покой (или насильно успокоенный) исследовательский отряд, летний вечер был тих, свеж и чист до прозрачной тишины. Даже ветерок колыхал занавески на приоткрытом окне нежно и лениво. Оттуда же, из открытого окна, слышался рев Майка, временно исполняющего обязанности командора в отсутствие Смита:
- Вся разведка в лазарете после вылазок, а твой отряд всем составом сейчас! Да ты мне четвертую часть боевой единицы списала! Никого не жалеешь! Где это видано, чтобы в мирное время целый — повторяю — целый! - отряд полег на раз?! Слушай мою команду. Ты у меня ни есть, ни спать не будешь, но всю работу выполнишь. Ты командир, тебе и отвечать. Всю работу. Всего отряда. Чтобы завтрашние рапорта без сучка без задоринки прошли.
Ханджи молчала в ответ. В общем-то, Захарус был прав, Моблит это как военный понимал. И Ханджи понимала. Просто у него это преувеличено. У каждого свой пунктик. Как Ханджи, например, оценивая риски при подготовке эксперимента, предпочитает рискнуть. Благо, что у нее под началом офицеры, которые сердцем клялись рисковать за человечество, а не дети непуганные. Так и Майк... командир ударного отряда видел слишком много травм, и не переносил, когда личным составом разбрасывались, в его понимании, вслепую и бесполезно.
Наверное извинится, как остынет. Может быть. Моблит не знал, он так глубоко в тонкости их с Ханджи отношений не лез. Но знал, что приказ она выполнит. Он знал, как она думала. И хоть у самого голова работала не так, была в нем какая-то функция, которая отвечала за понимание такой другой, такой не похожей на него Ханджи.
Если она сделает всю работу и предоставит завтра рапорта с беззаботной улыбкой, то тем самым покажет, что ее отряд, всем составом, не смотря ни на что, со своей задачей справляется. А это значит, что они могут продолжать выполнять свою работу так, как посчитают нужным. Даже угодив всем составом в госпиталь.
А значит, она и правда не будет ни спать, ни есть.
Поворочавшись на постели и проэкзаменовав таким образом свое тело, Моблит вздохнул уже вслух:
- Док, готовь выписку.
Это тоже было не в первый раз. Хоу ядовито процедил, разглядывая стяжку на треснувших ребрах Моблита:
- Бернер, я тебя просто когда-нибудь сам убью. Какого хрена я из-за тебя головой постоянно рискую, кто бы мне объяснил. Проще прикопать тебя, и не будет ни бесполезных трат аптечки, ни незаконных выписок за моей подписью, ни твоей ублюдочной постной рожи, будто тебя под гузок пнули и от телочьей сиськи оторвали.
Моблит предпринял усилия, чтобы пробудить свое потрепанное благодушие и не ответить. А то мало ли — взбеленится, не выпишет еще. Только поглядел в ответ с койки и еще раз вздохнул. Кстати — с этим упражнением придется на время расстаться. Вздыхать глубоко было больно.
Хоу закатил глаза и буркнул перед уходом, протянув ему свеженькую, небрежно набросанную на планшете выписку:
- Резких движений не делать, не бегать, не прыгать, быстро не ходить, не сутулиться. Короче — двигаться поменьше, холодные компрессы прикладывать почаще. Кто тебе из колодца будет воду таскать, коли все твои тут, не знаю, но сделаешь сам — и правда убью.
Моблит выдавил из себя благодарную улыбку. Только перед тем как покинуть палату, пришлось и самому опуститься до угроз. Обернувшись к сослуживцам и, фактически, подчиненному составу, улыбнулся по-доброму и оповестил:
- Проговоритесь майору Зое — натравлю на вас Хоу.
Оставалось только позаботиться о том, чтобы перемещаться из кабинета в кабинет параллельно Ханджи. Так, чтобы она не заметила. Конечно, до конца он не продержится, но все же. Когда она выскочила из кабинета Нифы и Юлины, и прошмыгнула в кабинет Кейджи с Марком, он шмыгнул в кабинет Рейна и Адлера. Когда она пошла в лаборатории, он шмыгнул в склады.
Все прошло по плану. Ну, почти. Он как раз дописывал доклад о сегодняшнем эксперименте, когда от порога послышался усталый, хмурый голос подкравшейся незаметно Ханджи:
- Иду я и думаю: середина ночи, а впереди еще половина работы. Гляжу, а она и сделалась сама собой.
Моблит дернулся от неожиданности и тут же поморщился от боли.
Сердитая командир саркастично приложила с жутковатой мягкой улыбкой:
- Вот-вот. Дай угадаю: ты, небось, здоров как лошадь на пахоте, да? И даже если я тебя по ребрам стукну, тебе ничего не будет, да?
Моблит хотел вздохнуть, но вовремя остановил себя. Наверное поэтому, из-за отсутствия привычного, обреченного вздоха, его ответ казался жестковатым:
- Рукоприкладство не обязательно, майор.
- А я не рукой, я тебя сейчас лбом об стену так приложу, что будешь лежать тихонько, смирненько, как очень хороший мальчик, и поправляться.
- Так точно. - И дописал еще одно предложение, не глядя в ее сторону и сосредоточившись на работе.
И так увлекся, что не заметил ни как она ушла, ни как вернулась. Поднял голову только на стук полного ведра, который она поставила рядом на пол. И туда же уселась — прямо задницей на пол у его ног. Моблит покосился, но перечить не стал. Ханжи помахала на него рукой, расстегивая его рубашку и обнажая его синюшно-бордовый торс:
- Расслабься. Я буду нежной.
С... стремно!
А потом к его ребрам с великой нежностью и с тонкой мстительностью приложили тряпицу, отжатую в студеной до зубовного скрежета воде. Моблит вскрикнул от неожиданности.
Со двора можно было слышать, как в лаборатории раздается звонкий, жизнерадостный женский смех, смешанный с немного тоскливым, но искренним мужским матом.