Слишком холодно

Альбус вернулся обратно в спальню, переоделся, по обыкновению спрятав зимнюю мантию в чемодан, и нырнул под одеяло. Фиал с кровью Салли он завернул в свой свитер, а свитер запихнул под подушку, так что лежать было непривычно — слишком высоко голове, но Альбус не придал этому никакого значения. Он уснул, кажется, даже раньше, чем успел согреться. Рухнул в темноту. Когда он открыл глаза, ему на долю секунды показалось, что он всё проспал. Альбус сел в кровати и прислушался — тихо. Неужели он упустил свою возможность и квиддичный матч давно начался? А Салли? Это ему привиделось в кошмаре? Он ничего не сделал? Нет, свитер под подушкой. И шея от неудобной позы затекла. Сколько он спал? Час или, может, больше? На лестнице послышались оживлённые голоса, и дверь в спальню седьмого курса распахнулась. — Смотри за Финниганом! Я лично слышал, как он вчера похвалялся в Большом зале, что огреет тебя бладжером. — Этот Финниган с трудом метлу от биты отличит! — ответил ему другой голос. — Пока, Скорпиус! — На матче увидимся, — легко рассмеявшись, ответил Скорпиус и закрыл за собой дверь. Тут же стало тихо, а ещё — очень светло. Альбус сообразил, что не проспал игру, откинулся обратно на подушку и глубоко вздохнул. Смех Скорпиуса звучал внутри весёлыми колокольчиками. — Альбус, вставай. — Скоропиус привычным движением подергал за полог его кровати, так что тяжелые кольца, на которых висела ткань, резко и противно скрипнули. — М-м... Даже притворяться, что он только что проснулся, не пришлось. — Сколько времени? — хриплым голосом спросил Альбус и, набросив рубашку поверх футболки, потянулся к графину с водой. — Скоро одиннадцать. Ты еще успеешь позавтракать перед матчем, а я побежал... Мы уже собираемся. Скорпиус явно был в хорошем настроении. — А МакГонагалл в Большом зале? Не хочу попадаться ей лишний раз на глаза после того разноса, что она мне устроила. Я ей должен три работы над ошибками, — пробурчал Альбус, виновато потупившись. Он только сейчас понял, что даже если сегодня ему всё удастся, от необходимости завтра принести домашнее задание его это не спасёт. Скорпиус поджал губы, припоминая. — Нет, я встретил её и Флитвика уже на выходе. У неё была здоровая пачка писем с собой. По-моему, там одно было даже с печатью Министерства. И какие-то серые конверты. Видимо, совы принесли с почтой. Значит, сейчас МакГонагалл, вероятно, у себя в кабинете. Снова повезло. Если он сможет поймать её на выходе из башни, то не придется показываться тупой гаргулье — одно из скользких мест в его плане. — Спасибо! Тогда пойду... Удачи тебе, — добавил Альбус, и это прозвучало так жалобно, что Малфой, судя по виду, немного насторожился. Даже на секунду-другую перестал спешно собирать сумку, в которую, торопясь, уложил свежую одежду, полотенца, мочалки, шампунь и прочие принадлежности для душа. Сумка получилась объемная. Малфой взвесил её в руке и закинул на плечо, снова улыбнувшись чему-то. — Шевелись давай, многие уже начинают собираться на стадион. Опоздаешь — все хорошие места займут. — И быстрым шагом вышел из спальни. Альбус снова остался в тишине. Наверное, хорошо, что Скорпиус так спешил. Когда Альбус смотрел на него вот такого — улыбающегося в предвкушении игры, ему самому хотелось плюнуть на всё, замотаться в слизеринский флаг и двинуть на стадион. Пусть шум и крики болельщиков заглушат его собственные мысли, пусть он потеряется среди учеников — всего лишь фигурка на трибунах, пусть... всё это перестанет существовать. А что «это» Альбус и не знал. Он достал свою сумку, внимательно оглядел её, вытряхнул лишнее... И медленно-медленно, словно нехотя, принялся собираться. Фиал с кровью осторожно завернул в свежий носовой платок и положил на дно сумки. Рядом аккуратно пристроил еще один такой же фиал, но побольше и пустой. Сверху положил перчатки и, не без легкой слабости в руках, серебряный ножик. В боковой карман запихнул два маленьких пакетика с перуанским порошком мгновенной тьмы. Достал мантию-невидимку... и тяжело опустился на кровать. Да, задержись Скорпиус хоть на минуту, у Альбуса бы просто не хватило решимости. Он признал это спокойно, без излишней радости или, наоборот, разочарования в себе. А затем накинул мантию-невидимку и отправился в долгий путь наверх, к Директорской башне. Он не помнил, как дошёл до кабинета. Не помнил, кто ему попался на пути. У гаргульи, разумеется, никого не было, и Альбус принялся ждать. Если ему повезло, то МакГонагалл сейчас в своем кабинете и через какое-то время он услышит звук опускающейся винтовой лестницы — директор обязательно захочет присутствовать на матче своего любимого факультета, хоть больше и не является деканом Гриффиндора. Если в кабинете никого нет, то придётся лично произнести гаргулье пароль. Тупая бестия, конечно, зачарована помнить только пароли, а не лица входящих, и через десять минут забудет всё напрочь... Но открывала она проход или нет, и если да, то примерно в какое время, всё же можно будет проверить заклинанием. Гаргулья, словно почувствовав, что Альбус думает именно про неё, подняла с постамента тяжёлую каменную лапу, энергично почесала за ухом и снова замерла. Крайне занятно выйдет, если МакГонагалл, получив из Министерства какое-нибудь срочное и важное известие, решит пропустить игру и остаться в кабинете. Тогда Альбус окажется прямо у неё перед носом — невидимый, но это вряд ли поможет. Яркий свет из нескольких резных окон узкими полосами ложился на стены. На солнце можно было легко углядеть кружащиеся в воздухе частички пыли. Альбус от скуки настолько засмотрелся на их непредсказуемые, но вместе с тем плавные и грациозные движения, что напрочь забыл, зачем он поднялся в Директорскую башню. До этого самого момента ему казалось, что самой сложной частью плана будет добыть кровь Салли, но сейчас Альбуса охватило тягостное предчувствие беды. С Салли он с самого первого дня действовал по инструкции, четко выполнял предписания и рекомендации. Сейчас положиться было не на кого. Последняя его «гениальная идея», которую он решил претворить в жизнь, закончилась смертью преподавателя. Зачем ему вообще эти Дары? Альбус от удивления даже затаил дыхание. И правда — зачем? Раньше он хотел знать, что сделало отца таким сильным и как тот смог победить Волдеморта, но правда тщательно скрывалась. Может быть, он бы и вовсе не заинтересовался этой историей, если бы мама аккуратно объяснила ему маленькому: «Дело в том, что Волдеморт охотился за несколькими очень мощными артефактами, чтобы стать еще сильней. Твой папа, ценой усилий многих волшебников, смог добраться до них первым и одолел Волдеморта. Теперь эти артефакты надежно скрыты, чтобы больше никто не смог ими воспользоваться. Но пусть это будет нашей тайной. Хорошо, дорогой?» Кому и что он хочет доказать теперь, когда его отец уже мертв? Альбусу стало не по себе. Это было... как с квиддичем. Он мечтал, он изо всех сил стремился стать ловцом, как папа. Но в какой-то момент эта цель, не без участия Скорпиуса, конечно, перестала существовать. Потеряла смысл. Ничего не осталось. Неужели сейчас произойдёт то же самое? Альбус услышал, как с той стороны пришла в движение винтовая лестница. Превозмогая разочарование и внезапную усталость, он поднялся на ноги и с трудом, будто брел по пояс в воде, подошел ко входу в кабинет. Ещё раз быстро проверив, всё ли в порядке с мантией-невидимкой, Альбус прижался к стене, и в тот самый момент, когда гаргулья сдвинулась в сторону и МакГонагалл спустилась со ступенек, аккуратно и быстро проскользнул внутрь. Лестница подняла его в кабинет. До этого Альбусу никогда не приходилось оставаться в кабинете директора одному, и его охватило странное волнение. Чувство защищенности, которое он всегда испытывал, находясь под мантией-невидимкой, исчезло, уступив место смущению. Осторожно ступая по мягкому ковру, он подошел к высоким, поднимавшимся к самой башенной крыше, книжным полкам, пригляделся к названиям на корешках. Всю правую сторону, если смотреть от входа, занимала магловская литература. Странно, что Альбус этого раньше не замечал... И почему-то он был уверен, что это коллекция самого Дамблдора, которую МакГонагалл из уважения оставила нетронутой. Бывшие директора школы на портретах сегодня выглядели особенно отвратительно. Храпел, уткнувшись носом в огромную кустистую бороду Армандо Диппет. Рядом дремал Финеас Найджелус Блэк. Притворялся, скорее всего. Этот мерзкий старикашка вечно делал вид, что спит, и не реагировал, даже если к нему обращались. Филлида Спора сидела закрыв глаза, отчего её неженственное лицо казалось и вовсе грубым и мужиковатым. Только Альбус Дамблдор сохранял невозмутимую заинтересованность в происходящем. То разглядывал рисунок на своей узорчатой мантии, то поправлял очки-половинки и улыбался своим мыслям, то оглядывал кабинет и удовлетворенно кивал. Он был совсем живой, будто вот-вот встанет и сойдет с холста прямо на мягкий красный ковер. Нет, Альбус Дамблдор давно мертв, лежит в Белой гробнице. А Альбусу Поттеру всего лишь нужно знать, где спрятаны два оставшихся Дара Смерти. Альбус подошел к портрету, который будто нарочно повесили чуть поодаль от остальных, словно подчеркивая особый статус предыдущего директора, затем развернулся и замерил количество шагов до выхода. После того, как он вскроет пакет с порошком мгновенной тьмы, возвращаться придется вслепую. В этой части своего плана он был абсолютно не уверен, но за несколько месяцев так и не смог придумать альтернативы порошку. Портреты, конечно, тут же поднимут тревогу, но пока они найдут хоть кого-то в замке, опустевшем из-за квиддичного матча, Альбус успеет забрать нужные воспоминания у Дамблдора и скрыться. На одну мантию-невидимку полагаться нельзя. Во-первых, действовать нужно было очень быстро. Мантия могла сдвинуться, сползти. Случайно замеченный одним из портретов нож, фиал с кровью или перчатка, да даже подошва ботинка — все что угодно, крохотная мелочь, могло навести на след преступника. Альбус замер на секунду, пытаясь переварить этот новый для себя титул. Ну да. А кто он еще? Убийца и преступник. Нужно было приступать к делу, но Альбус всё тянул время, сначала убеждая себя, что ждет, пока начнется игра, потом — просто расхаживая по кабинету в бесшумной панике. Он чуть было не задел стоящий у камина насест для достаточно большой, не меньше лебедя, птицы — насколько Альбусу было известно, у Дамблдора жил настоящий феникс, который после смерти своего владельца улетел из замка и больше не возвращался. Спустя какое-то время он почувствовал, что успокаивается. Ощущение было обманчивым — на самом деле разум, не выдержав нервного напряжения, просто вытеснил страх в неосознанную часть психики. Альбус был не в силах связно мыслить, но зато мог наконец действовать. Он снова подошел к портрету Дамблдора и достал из сумки порошок мгновенной тьмы. «Быстрее. Быстрее. Только не рассыпь!» — грохотало в голове, но Альбус видел только свои руки, которые двигались очень-очень медленно, неуклюже, и в перчатках из драконьей кожи казались слишком большими и нескладными. Одним рывком он вскрыл оба пакетика и буквально вышвырнул их содержимое на пол. Чернильно-фиолетовое облако поднялось в воздух. — Акцио, — произнес Альбус как можно тише, и одна из лестниц у книжных полок со скрипом подъехала к нему. Поднявшись на первые две ступеньки, он прошептал второе заклинание: — Эбублио! Еще через секунду вокруг сферы, похожей на нелопающийся мыльный пузырь, куда он заключил себя и портрет Дамблдора, воцарилась непроглядная тьма. Несколько частиц порошка всё же успели попасть внутрь, поэтому казалось, что день сменился на сумерки, но у Альбуса не было времени, чтобы дать себе привыкнуть к слабому свету. Он нащупал в сумке серебряный ножик, затем достал фиал, наполненный кровью Салли, откупорил его... И снял капюшон. Он хотел, чтобы чертов старик видел его, а ещё — чтобы некуда было отступать. Дамблдор... «Не Дамблдор, а портрет», — в какой раз одернул себя Альбус. Так вот, этот дурацкий портрет словно ничуть не удивился, что в воздухе вдруг, во внезапно наступивших сумерках, появилась голова ученика. Дамблдор внимательно посмотрел на Альбуса и молча кивнул — то ли в знак приветствия, то ли в подтверждение каких-то своих, неведомых Альбусу предположений. Тот с трудом подавил желание убежать, поудобней перехватил нож в руке и обмакнул его в иссиня-фиолетовую кровь. По лицу на портрете пробежала тень тревоги. Дамблдор склонил голову и еще раз смерил Альбуса серьёзным взглядом. Фиал Альбус крепко сжимал под мантией, но серебряный нож безопасней всего было держать на расстоянии, и по одной темной капле, замершей на его кончике, Дамблдор, очевидно, понял всё. Он нахмурился и будто хотел протянуть к Альбусу руку, но вместо этого в защитном и полном горечи жесте положил ладонь себе на грудь. Альбус предполагал, что Дамблдор закричит, попытается позвать на помощь или сбежать. Но вызванная заклинанием сфера предусмотрительно не пропускала звук, а бежать прошлому директору Хогвартса было некуда, второго его портрета просто не существовало. Вместо этого Дамблдор забормотал странные магические формулы на непонятном языке, его фигура осветилась золотым, и Альбус снова запаниковал. Рука с ножом заметно дрожала. Что бы ни задумал этот седобородый старикашка, его нужно остановить! Альбус до боли сжал ладонь. Нельзя допустить, чтобы усилия последних двух месяцев пошли насмарку. Он так близко, осталось чуть-чуть! Первый удар пришелся посередине и разрезал нарисованную фигуру надвое. Второй разорвал холст по диагонали, обнажив кусок стены. Теперь дело оставалось за малым — Альбус выплеснул содержимое фиала прямо на портрет. От холста пошел буро-серый пар, в котором, словно прожилки на листке, вились более светлые тоненькие ниточки воспоминаний. Альбус кинул пустой фиал в сумку, достал новый и поднес к пару волшебную палочку. — Дары. Дары Смерти, — произнес он, закрывая глаза и вызвав в памяти их знак. Воспоминания послушно потянулись за кончиком палочки — сначала одно, затем из тлеющего и истекающего красками холста выскользнуло еще несколько нитей, и еще, и еще... Яд разрушал не только холст, но и саму сущность портрета. Высвобожденные из красок воспоминания Дамблдора текли свободно, будто кровь из открытой раны, попадали Альбусу на перчатки и струились по рукам вниз. Бурого пара становилось всё больше, он быстро накапливался в сфере, и Альбус нечаянно вдохнул его — едкий, царапающий, горький. Альбус с трудом сдержался, чтобы не закашляться. Еще две серебряных нити отправились в фиал, но больше воспоминаний, связанных с Дарами, в портрете не было, да и от самого портрета осталась только почерневшая рама. Пальцы слушались плохо, закрыть фиал Альбусу удалось только с третьей или даже четвертой попытки, и дважды крышка едва не выскользнула у него из рук. Дурацкие перчатки, но без них никак — одной капельки крови Салли хватит, чтобы оставить на руке глубокий незаживающий ожог. Осторожно опустив в сумку фиал и придерживая её двумя руками за дно и за ремень, Альбус спрыгнул с лестницы. Еще до того как его ноги коснулись красного тонкого ковра, Альбус понял, что что-то не так. В следующую секунду он уже лежал на полу и, приподнявшись на локтях, с искренним удивлением смотрел на согнутую под неестественным углом лодыжку. Боли он не чувствовал. Руки начали постепенно неметь. Шумно выдохнув, Альбус опустился обратно на пол. Он всё понял. Ему хотелось рассмеяться собственной глупости. Ну надо же — так тщательно всё спланировать, столько мер предосторожности предпринять. Серебряный нож, перчатки из драконьей кожи, мантия-невидимка... Чтобы убедиться, что пузырь, вызванный Эбублио, защитит от чар мгновенной тьмы, Альбус истратил целый пакетик порошка на эксперименты. А в итоге просто надышался ядом. Кровь василиска в виде испарений, очевидно, попала с холста в воздух и очень быстро отравила его. Из воздуха яд попал Альбусу в легкие, а оттуда — прямиком в кровеносную систему. Да даже если бы Альбус опрокинул себе на руку половину содержимого фиала, то максимум лишился бы пальцев или ладони. Салли был еще не настолько ядовит, чтобы его кровь убила человека. Нужно было ухитриться, чтобы яд из крови василиска попал прямо в кровь Альбусу. «Стечение обстоятельств», которым Альбус оправдывал свое небывалое везение, сработало четко, как и всегда, но в этот раз обернулось против него, и теперь он умирал — всерьёз. С каждым вдохом в груди жгло сильнее. Альбус зашелся сухим кашлем, который почти сразу сменился мокрым, клокочущим. Привкус крови на языке нельзя было спутать ни с чем. Времени, чтобы осмыслить трагичность момента, у него уже не осталось. «Пусть бы это было быстро, не больно и хоть на чуточку не так страшно, — подумал Альбус. — И пусть бы после смерти ничего не было». Сердце в груди застучало как бешеное, быстрее разгоняя яд по телу. Альбус застонал в голос — от отчаяния, от бессилия и от удушья. Его обожженные легкие будто не могли принять в себя воздуха больше, чем поместилось бы в паре снитчей. Что ж, завтра МакГонагалл останется без его домашнего задания... Сфера вокруг лопнула, и Альбуса накрыло тьмой. Слабеющими руками он нащупал в сумке фиал с воспоминаниями, достал его, зубами выдернул крышку и вдохнул что есть силы. Что угодно, только не темнота. По траве бежал мальчик лет тринадцати...