Слишком холодно

Голоса доносились откуда-то издалека. Альбус ничего не видел, кроме расплывчатых контуров и нескольких светлых пятен, похожих на парящие в воздухе свечи, как в Большом зале. Голова кружилась, Альбус до сих пор дышал с трудом. Он был Дамблдором! То последнее воспоминание... Жар камина, распухшее лицо, пульсация в висках — будто сердце стучало не в груди, а в глотке. Из последних сил Альбус поднес руку к лицу и провел ладонью сначала по скуле, потом — осторожно — по переносице и губам. Ничего не болело. Но он едва чувствовал собственные пальцы, а ноги... Ног у него будто не было. Пятна стали более отчетливыми, но Альбус по-прежнему не понимал, где находится и что происходит. Он едва ли мог ответить, лежит он сейчас или стоит, где верх и где низ, и где граница его собственного тела. Тошнота и жжение в желудке мешали соображать. Он был настолько измучен и дезориентирован, что страх перед смертью отступил. Смерть все еще не воспринималась как желанное освобождение или долгожданный покой, но Альбус примирился с её неизбежностью. Он был готов уснуть. Внезапный грохот раздался с такой силой, что все вокруг завибрировало. Альбус с тревогой вгляделся в размытые очертания, которые, кажется, ещё чуть-чуть прояснились. Кабинет директора? Значит, он все еще в воспоминании. Грохот зазвучал ритмичней, а затем в нем выделились отдельные хлопки, похожие на… аплодисменты? Альбус различил отдельные голоса, но понять, о чем речь, или узнать говоривших не представлялось возможным. Кто-то, кажется, рыдал в голос. Когда аплодисменты прекратились — резко, будто кто-то остановил их, — наступила тишина. Очертания кабинета наконец обрели хоть какую-то четкость. Альбус сообразил, что смотрит на мир со стены — из портрета Дамблдора. Перед ним стояли трое, три неопределенных фигуры с размытыми лицами. Альбус догадался, кто это, по цвету волос — рыжая макушка, собранные в хвост каштановые локоны, растрепанные черные вихры… — То, что было спрятано в снитче, я выронил в Запретном лесу... Я не запомнил места и не собираюсь отправляться на поиски. Голос отца был не таким глубоким и звучал непривычно. Альбус подался вперед — он так хотел снова увидеть папу, пусть семнадцатилетним, но живым, пусть всего разочек — но ничего не произошло. Фигуры остались на месте, такими же размытыми, сколько бы он ни щурился. — Но я сохраню дар Игнотуса, — донеслось до Альбуса. «Мантия-невидимка», — сообразил он. Неужели ему удалось-таки добыть нужное воспоминание? Перебороть портрет? К этому моменту Альбус успел решить, что его план был обречен на провал с самого начала, но сейчас у него зародились сомнения. Похоже, магические формулы, которые бормотал Дамблдор, были призваны остановить его, не допустить к нужным воспоминаниям... Дамблдор не успел. Да, пусть у Альбуса не было четкой картинки перед глазами, пусть он слышал только невнятные обрывки фраз, когда речь не шла о Дарах, но... — Я положу Бузинную палочку туда, откуда она была взята. Пусть она остается там. Если я умру своей смертью, как Игнотус, то она лишится своей силы, правда? Её предыдущий хозяин не потерпит поражения. И её могуществу придет конец. Дамблдор не смог скрыть от него этой сцены, хоть и пытался подсунуть вместо неё другие эпизоды из своей жизни, вложенные в память портрета. Да, Альбус по-прежнему не знал точного местоположения палочки, но теперь он хотя бы знал, с чего начать. С чего начать? Он же сейчас умрет... Воспоминание у него на глазах рассыпалось серебряными нитями. С каждой секундой нити становились тоньше и тоньше, растворяясь в воздухе. Альбуса будто схватили за горло и с силой швырнули вниз. Он снова оказался на полу в кабинете директора. Боль ослепила и оглушила его. Забыв обо всем, Альбус застонал в голос, затем попытался сдержать подступающую тошноту, но в итоге лишь уткнулся лицом в ковер, чтобы не захлебнуться собственной рвотой, горькой и ярко-алого цвета. Всё кругом было в крови — голова, грудь, руки. Между ног было влажно и холодно. Порошок мгновенной тьмы постепенно рассеивался, оставляя после себя плотную дымку. Совсем скоро остальные портреты увидят, что произошло... Еще один спазм, и новая порция крови ушла в ковер. Альбус почувствовал, что теряет сознание. Смерть была теплой. * * * Скорпиус оглядел трибуны. Разумеется, ни Асаби, ни Альбуса среди болельщиков не обнаружилось. На что он, дурак, рассчитывал... Эта мысль вызвала у Скорпиуса лишь невеселую улыбку, без тени досады. Он сделал все, что мог. Написал Асаби длинное письмо с извинениями и объяснениями. Пригласил на игру. Если Асаби и после этого окажется слишком гордой, чтобы признать правду, то ничего не поделаешь. Для него её происхождение не имеет никакого значения, для его семьи она всегда будет маглорожденной. Если Асаби считает, что из-за этого Скорпиус должен разлюбить родителей и разорвать с ними все связи, то увы. Это его папа и мама, какими бы они ни были. Альбус… Нет, об Альбусе не хотелось даже думать. Дурной идиот! Скорпиус поправил капюшон и перчатки. До стартового свистка оставалось не больше пары минут, и команды заняли свои места на поле. После двух договорных матчей с «Торнадос» и «Стрелами» уютный и привычный стадион Хогвартса казался Скорпиусу и вовсе игрушечным. Нелепым. Кубок школы? Да кому он нужен. Разве интересно смотреть, как сражаются четырнадцать подростков, распределенных по факультетам старой шляпой? Более того, Скорпиус чувствовал себя неловко, играя с теми, у кого по объективным причинам гораздо меньше опыта и практики, чем у него. Это… нечестно, что ли. Гриффиндорцы, видимо, тоже так считали. Матч начался с того, что в Скорпиуса полетел бладжер. Увернувшись, Скорпиус резко взмыл вверх и выровнял метлу. Да, не стоило и надеяться, что гриффиндорцы последуют примеру рассудительных и логичных рейвенкловцев и сосредоточатся на забивании голов, а не слизеринского ловца. Первая атака Слизерина захлебнулась еще на середине поля, и инициативу перехватили гриффиндорцы. Скорпиус намеренно облетел стадион на уровне зрительских трибун — любимое место Альбуса пустовало. Две гостевых трибуны были забиты до отказа, но всё же… Асаби там не было. Оба загонщика, что Финниган, что О’Нил, пристально следили за каждым его движением. Стоило Скорпиусу сделать вид, что он заметил снитч, и набрать скорость, как О’Нил тут же устремлялся следом, а гриффиндорский ловец буквально бросался наперерез. Задачей Финнигана, похоже, было перехватить ближайший бладжер и отбить его в Скорпиуса. Судя по траектории мяча, метил Финниган прямо в голову. Скорпиус легко увернулся от очередного бладжера и подлетел ближе к слизеринским кольцам. Так неугомонному Финнигану будет хотя бы сложнее прицелиться — с такого угла загонщик неудачным ударом легко может сорвать атаку собственных же охотников. Первый гол забил Гриффиндор, но Слизерин быстро вырвался вперед — 10:30, затем счет сравнялся и надолго застрял на 30:30. Снитч пока не показывался. На высоте воздух был холоднее, чем у земли, но солнце припекало уже совсем по-весеннему. Скорпиус подставил спину его теплым лучам и прижмурился от удовольствия. А затем снова увернулся от бладжера. Возня гриффиндорских загонщиков начала его раздражать. Золотой блик скользнул у земли рядом с трибуной Хаффлпаффа. Скорпиус среагировал инстинктивно. Развернув метлу, он сорвался с места, но вдруг затормозил, да так резко, что незадачливому О’Нилу, чтобы избежать столкновения, пришлось отчаянно вильнуть в сторону. Когда О’Нил таки смог выровнять метлу, он повернулся к Скорпиусу и зло сплюнул вниз. Видимо, решил, что Скорпиус над ним издевается. Скорпиус не издевался. До него дошло. Сегодня. Что бы ни задумал Альбус, он решил сделать это сегодня, во время квиддичного матча — как и в прошлый раз, с Трелони и сывороткой правды. Скорпиус почувствовал, как у него слабеют руки, самопроизвольно отпуская древко метлы. Вся злость на Альбуса куда-то испарилась, уступив место желанию на полной скорости полететь в замок, не дожидаясь конца игры. Сейчас же. Найти этого Поттера, пока он не наломал дров. Шум игры и крики болельщиков смолкли, только тишина звенела в ушах. Скорпиус посмотрел вниз, на влажную темно-коричневую землю, и… испугался высоты. Ему всерьез стало не по себе, он как будто падал вниз, хотя метла под ним недвижимо застыла в воздухе на полпути к хаффлпаффским трибунам. Головой Скорпиус прекрасно понимал, где находится, и знал, что ему ничего не угрожает, но сердце колотилось в грудной клетке так отчаянно, что казалось, вот-вот собьется с ритма. Перед глазами поплыли цветные круги. Больше медлить было нельзя, иначе он действительно рисковал потерять сознание. Он жестом привлек внимание Эйлин Бишоппер, капитана команды, и запросил тайм-аут. Свисток судьи раздался уже после того, как Скорпиус спустился к основанию слизеринских колец. У земли ему сразу же полегчало, и он завис в полуметре от месива из раскисшей грязи, в которую превращался стадион ранней весной. Вскоре к Скорпиусу подтянулась и остальная команда. За краткий миг передышки он так и не смог придумать причины, почему ему потребовалось остановить игру, но Эйлин, чтобы не тратить время, прокричала первой: — С Финниганом нужно что-то делать! Скорпиус с готовностью кивнул, будто именно в этом и заключалась его проблема. — Малфой, я не могу требовать у судьи штрафного за грубую игру, пока ты продолжаешь уворачиваться. — Если видишь, что бладжер не слишком сильно тебя заденет, подставься и притворись, что тебя чуть не убило, — предложила одна из охотниц. Ей в ответ раздалось сразу несколько невеселых смешков. — Загонщики, меняем тактику, — продолжила капитан. — Флинт, приглядываешь за Малфоем и хотя бы за одним из бладжеров. Стараешься отбивать мячи в сторону от Финнигана, чтобы ему пришлось как следует полетать, прежде чем снова запустить бладжер в Малфоя. Дэвис, считай, что ты играешь за двоих. На Флинта не рассчитывай, с атаками охотников будешь справляться сам. Флинт — подключаешься только по возможности. Малфой, постарайся поймать снитч побыстрее, нам не нужны очки, лишь бы разрыв был меньше ста пятидесяти. Если гриффиндорцы сейчас проигрывают, кубок и так наш. — Если видишь снитч, но не уверен, что сможешь быстро его поймать, лучше сделай вид, что не заметил, — предложил Дэвис. — А то набросятся на тебя еще втроем… — Резонно, — кивнула Эйлин. — Всё, поехали? Скорпиус поднялся в воздух и с облегчением выдохнул. Слабость прошла. Правда, от хорошего настроения тоже не осталось и следа. Почему он так запаниковал? Да потому что сейчас Альбус может вляпаться куда серьезней, чем с Трелони! Скорпиус должен был сразу это понять, а не дуться и притворяться, что ему всё равно. В последние месяца два Альбус пропадал по ночам и иногда смотрел на него так, будто умолял ничего не спрашивать. Скорпиус почувствовал себя идиотом. На что он злился? На что обижался? Альбус ввязался во что-то страшное. Это дурацкое «удачи тебе» и абсолютно неуместный вопрос про МакГонагалл… Скорпиус невольно посмотрел на учительскую трибуну и обомлел. Директор и группа преподавателей уже поднялись со своих мест и, о чем-то взволнованно перешептываясь, шли к выходу. У МакГонагалл было очень бледное лицо. Он так засмотрелся на учителей, что едва не получил бладжером по спине. Финниган с победным видом на полной скорости пронесся мимо. Гриффиндорцы вели, правда, разрыв составлял всего двадцать очков. Их ловец по-прежнему держался неподалеку. Если честно, Скорпиусу было уже всё равно, победит Слизерин или нет. Ну подумаешь, останутся без кубка… И плевать, что ему этого не простят. До июня рукой подать, а после экзаменов можно на всю жизнь забыть о школе. Скорпиус поднялся выше, чтобы видеть спины быстро движущихся к замку учителей. О’Нил неохотно последовал за ним. Желание «найти этого Поттера, пока он не наломал дров» уступило место противной тяжести в животе. Альбус уже наломал дров, и его, по-видимому, уже поймали. Скорпиусу расхотелось возвращаться в школу. Он не хотел знать, что произошло. Что бы ни случилось с Альбусом, пусть он так и останется в неведении, высоко-высоко в воздухе, навсегда или хотя бы на пару дней, пока правда не покажется целительней любых фантазий и мелькающих в голове вариантов. Почему у МакГонагалл было бледное лицо? Так тяжело было сосредоточиться. «Постарайся поймать снитч побыстрее». Скорпиус огляделся и заметил золотой мячик за гриффиндорскими кольцами, не так уж далеко. Почему. У МакГонагалл. Бледное лицо. Снитч, рывком набрав высоту, пронесся вдоль колец и скрылся из вида. Отругав себя за нерасторопность, Скорпиус спустился ниже и снова, как и в начале игры, перелетел поближе к кольцам Слизерина. Финниган после эпизода с О’Нилом, очевидно, не собирался жалеть даже игроков своей команды. Ещё один бладжер со свистом полетел в Скорпиуса прямо сквозь ведущих атаку гриффиндорцев и едва не задел одну из охотниц. Разумеется, слизеринцы тут же отобрали квоффл и забили гол. Снитч пропал из виду. Это был самый муторный и отвратительный матч по квиддичу, хуже всех договорных игр вместе взятых, и Скорпиус то хотел закончить игру вот сейчас же, то… Сколько там длилась самая долгая игра? Три месяца? Нет, столько он не выдержит. Фигурки на метлах и трибуны потеряли резкость очертаний, и Скорпиус сморгнул выступившие слёзы. Ему было так обидно — а из-за чего или кого, он не мог сказать. Вся эта ситуация — квиддич, родители, Асаби, Альбус… Скорпиус сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться. Он будто бы знал, что через день-два будет вспоминать о сегодняшнем матче и обо всём, что было до, как о далеком и призрачном прошлом, навсегда отделенным от настоящего невидимой стеной. В такие моменты хочется либо спрятаться или убежать, либо уже броситься навстречу тому, что неминуемо произойдет. Смешно, но что для первого, что для второго Скорпиусу нужен был маленький золотой шарик. Значит, нужно искать. Скорпиус — в сопровождении гриффиндорского эскорта, разумеется, — сделал еще круг по стадиону, внимательно приглядываясь к черной грязи внизу и трибунам. У земли снитча не было. Он просто позволил мыслям, не всегда законченным, часто — отчаянным и резким, метаться внутри, а сам не обращал на них никакого внимания. На школьных тренировках, этому, конечно же, не учили, но, поскольку снитч зачарован летать по случайной траектории в замкнутом пространстве стадиона, существует стратегия, с помощью которой ловец может двигаться по оптимальному пути и заметить мячик быстрее. Если коротко, поле делится на неравные прямоугольники — пять в длину, четыре в ширину, четыре в высоту. Получившуюся объемную фигуру, в свою очередь, можно представить в виде своеобразной трехмерной шахматной доски. Двигаться нужно по диагоналям одного цвета, а искать снитч — в прямоугольниках противоположного цвета. Сперва кажется, что метод слишком сложный, но потом просто запоминаешь, как и куда лететь, вовсе не нужно отчаянно пытаться раскрасить пространство в шахматную клетку. Скорпиус методично прочесывал поле. Финниган, похоже, утомился и отстал от него, но гриффиндорцы опережали слизеринцев уже на пятьдесят очков. Остановившись на середине поля, Скорпиус потер переносицу тыльной стороной перчатки. Он вроде бы делал все как надо, но настолько неосознанно, что уже отчаялся каждый раз себя одергивать, чтобы вспомнить, о чем думал минуту назад. Трибуны взревели, затем раздался свисток — слизеринцы отыгрались на один мяч. Скорпиус развернул метлу и едва не выругался в голос. Снитч лениво скользил в воздухе вдоль трибун на гриффиндорской половине поля. Всё бы ничего, но гриффиндорский ловец был практически в метре над золотым шариком, а рядом кружил О'Нил. Еще не успев толком оценить обстановку, Скорпиус понял, что лучше подождать следующей возможности. Если он сейчас сорвется к снитчу, то только выдаст себя. О’Нилу потребуется лишь отбить в Скорпиуса блаждер, а гриффиндорскому ловцу — протянуть руку. Слизерин проиграет, и все по его, Скорпиуса, вине. Плевать. Он уже несся к гриффиндорской половине поля, сделав вид, что заметил снитч — гораздо выше, чем шарик находился на самом деле. Гриффиндорский ловец метнулся наперерез, набирая скорость и высоту. В Скорпиуса полетел бладжер, но удар был неточным, даже не пришлось уворачиваться. У Скорпиуса была ровно секунда, чтобы успеть направить метлу вниз, — он среагировал вовремя, но все же едва не столкнулся с гриффиндорским ловцом. И еще пара секунд, чтобы поймать снитч. Даже несущийся прямо на Скорпиуса О’Нил уже ничего не успевал сделать. Скорпиус оценил расстояние между ними — удар будет очень болезненным, если этот идиот решит бороться до последнего и пойдет на таран. Между прочим, есть и такой прием у ловцов — вынуждать загонщиков нарушать правила и тем самым зарабатывать штрафные. Этот прием используют, когда нужно быстро сравняться или выйти вперед по очкам. В групповом этапе чемпионата, к примеру, перевес по очкам может быть очень важным. Первая в своей группе команда потом попадет на более слабого соперника. Разумеется, О’Нил не остановился вовремя. Скорпиус схватил снитч ровно в тот момент, когда гриффиндорский загонщик изо всех сил врубился ему в противоположное плечо. Скорпиус до крови закусил губу. Он попытался выровнять положение метлы, чудом не выпустив снитч, и охнул от удивления. Этот придурок О’Нил толкал его прямо на бладжер! Мяч на полной скорости летел Скорпиусу в лицо. Он даже испугаться не успел. Пока его несли в больничное крыло на летающих носилках, Скорпиус дважды терял сознание, в промежутках прислушиваясь к щебетанию Эллин. Её слова словно доносились сквозь толстый слой ваты. Слизерин, конечно же, победил. Финнигана и О’Нила обоих дисквалифицировали на следующий матч, а Гриффиндор из-за них потерял сотню очков, так что теперь Слизерину может достаться и Кубок школы. Еще Эйлин не преминула рассказать, что от удара Скорпиус соскользнул с метлы и упал прямо на землю, поэтому у него, скорее всего, сломана рука и, возможно, еще что-то. Помимо носа, разумеется. Но пусть он не беспокоится, с его метлой все в порядке, на ней ни царапинки. Больно Скорпиусу не было, но лицо и правый бок приятно покалывало, словно тоненькими разрядами холода. Наверняка чары кого-то из преподавателей. Скорпиус дышал ртом. По лицу скользили струйки крови, капая с подбородка на грудь. Изголовье носилок кто-то предусмотрительно поднял, так что Скорпиус откинулся назад, не боясь, что кровь потечет ему в горло. Соленый вкус крови почему-то смешивался с привкусом земли, будто он упал лицом прямо в грязь. Может, именно так и было. Мадам Помфри понадобилось до смешного мало времени, чтобы привести Скорпиуса в порядок. В каком-то смысле он еще легко отделался — ушибом предплечья, трещиной в ребре и огромной шишкой на лбу. Ну и сломанным носом, да. Первым делом мадам Помфри выгнала всех сопровождающих из Больничного крыла и уложила Скорпиуса на кушетку. Затем заклинанием аккуратно счистила с его лица кровь, смешанную с грязью, и, убедившись, что у Скорпиуса нет сотрясения мозга, осмотрела его нос, то покачивая головой, то наклоняясь так близко, что Скорпиус мог разглядеть отражение в стеклах её очков. — Если я остановлю кровь чарами, отек будет сильнее и на носу может остаться горбинка, — наконец произнесла она. — Нисси, принеси-ка кусок льда, а мы пока разберемся с остальным, — обратилась она к эльфийке-помощнице и улыбнулась Скорпиусу: — Можете пошевелить рукой? К своему удивлению, Скорпиус мог. Что, конечно, не гарантировало отсутствие перелома, но мадам Помфри сообщила, что это всего лишь ушиб. Из-за этого «всего лишь» рука в месте удара распухла раза в полтора, но Скорпиус всё равно вздохнул с облегчением. С синяками зелье справилось буквально за полчаса, а кожа на месте ушиба постепенно светлела из фиолетово-кровоподтечной в зелено-желтую. Мадам Помфри продолжала осмотр до тех пор, пока не убедилась, что ничего не пропустила — чуть ли не до сломанного ногтя, и Скорпиус позволил себе на несколько минут ни о чем не думать. Просто прикладывал к лицу лед, который принесла Нисси, и послушно поворачивался то на один бок, то на другой. — Чтобы кости носа срослись правильно, придется пить «Костерост» небольшими порциями, вот — первая. Вторая и третья — в шесть и девять часов вечера. Из-за этого, к сожалению, неприятные ощущения со стороны ребра будут сильнее. Просто постарайтесь сегодня как можно меньше вставать с кровати. К шести кровотечение должно полностью остановиться. — Я что, останусь здесь на ночь? — неуклюже спросил Скорпиус. — У меня же всё пройдет к вечеру. Мадам Помфри поджала губы. В её взгляде читалось одновременно и понимание, и искреннее недоумение. — Только если у вас не запланированы какие-то срочные дела после отбоя. Но в таком случае, боюсь, вам сперва понадобится специальное разрешение от директора или хотя бы декана. Я распоряжусь, чтобы Нисси принесла вам пижаму и обед. «Костерост» лучше не пить на пустой желудок. Если лед растает слишком быстро, попросите у нее новую порцию. А пока могу позвать ваших друзей, думаю, они заждались под дверью… — Если честно, мне не хочется сейчас никого видеть. Можете сказать, что меня нельзя навещать до завтра? — спросил Скорпиус. — А потом все говорят, что «школьная медсестра опять никого не пускает», — усмехнулась мадам Помфри. — Хорошо. Разумеется, вы устали, мистер Малфой. Больному требуется отдых. И Скорпиус остался один.