Слишком холодно

Пользуясь тем, что за учениками никто не следит, Альбус заглянул в теплицу номер один, где набрал пучок кислицы и сорвал по паре веточек каждой из трав, показавшихся ему съедобными. Если верить легендам, фениксы питаются пламенем и солнечным светом, а пьют только утреннюю росу, но Альбус всерьёз сомневался, что мощная птица размером с крупного лебедя и с огромным, почти павлиньим хвостом, обладающая невероятной выносливостью, долго протянет на такой диете. Одна мысль о Фоуксе согрела его так, будто он шагнул из прохладного сырого погреба прямо в солнечный жаркий день. Странный и болезненный разговор с Розой остался в прошлом, за дверью теплицы. Фоукс сказал ему, что всё будет хорошо. Если это правда, Альбусу не о чем беспокоиться. Если нет — тем более не о чем. Когда тебе не в силах помочь даже феникс, можно смело записывать свой случай в безнадёжные. По мнению Фоукса, Альбус безнадёжным случаем не являлся. И как же странно было это осознавать. После всего, что произошло случайно, и после того, что Альбус натворил лично, у него всё будет хорошо. Безумие, а не мысль. Альбус вздохнул. Размышлять об этом было физически невозможно — сознание с размаху натыкалось на глухую каменную стену. То ли он внезапно поглупел, то ли растерял с начала года остатки воображения, но он и «всё хорошо» в его голове вместе никак не умещались. Альбус нашел Малфоя на кухне. Не искал, но нашёл. На самом деле проследить логику Скорпиуса было совсем не сложно, если предположить, что большая часть преподавателей из-за похорон либо пришли в Большой зал очень рано, либо и вовсе пропустили завтрак. Домовикам об этом наверняка было известно заранее, поэтому они попросту не вынесли самопополняющийся кофейник, на содержимое которого могли претендовать только учителя и, с соблюдением меры, два последних курса. Младшекурсникам пить крепкий чёрный кофе запретила мадам Помфри, а профессор Флитвик снабдил кофейник соответствующими чарами. Во всех, кто ещё не сдал СОВ, тот плевался отборной кофейной жижей. Но с кухни-то кофе никуда не делся. Скорпиус так и спал на тахте в углу, уронив голову на согнутую руку. Вторая рука расслабленно свисала с кухонного стола. У его плеча стояли две пустых чашки кофе, который Скорпиусу, со всей очевидностью, не помог. Альбусу захотелось подойти и сесть рядом, но он замешкался. На яркой оживлённой кухне — домовики тут же всучили ему стакан молока и булочку с корицей — Скорпиус напоминал, наверное, молодого книззла, который, набегавшись за утро, выпросил двойную порцию еды и так и уснул рядом с миской. Уязвимость. Ощущение тепла и обещание близости. Тот кусок памяти Дамблдора, о котором Альбус не хотел вспоминать, но никак не мог выбросить из головы — размеренное дыхание, жар чужого тела… И новая порция вопросов. Как вышло, что он увидел то, что увидел? Может быть, Дамблдор, как Альбус и решил с самого начала, специально попытался подбросить ему другие воспоминания? Или вот это вот — всё, что осталось в душе у старика от Даров Смерти? Сожаление и горечь. Потому что ничего, кроме сожаления и горечи, эти Дары не могут принести ни тому, кто отважился посвятить себя их поискам, ни тому, кто их всё же нашёл. Альбус хмыкнул. Как будто он этого не знал с самого начала. А если и не знал, то за последний учебный год уж точно догадался. Признание отца, Дары, Скорпиус… Всё про одно и то же — недостижимое, недоступное и, главное, без чего совершенно точно нельзя быть счастливым. Самая большая неправда — когда кажется, что стоит только чего-то добиться, достичь, и вот тогда начнётся настоящая жизнь. Альбус допил молоко. Последний глоток отозвался неуютной тяжестью в желудке — ещё бы, он столько съел за завтраком. Прошёл всего день со времени его чудесного спасения, а он снова был несчастлив. И слишком устал, чтобы искать себе новую несбыточную мечту. — Эй, — он остановил одного из домовиков со щёткой для одежды, за которым плыла стопка чистых полотенец. — Привет! — Мэдди приветствует Альбуса Поттера. — Эльф с достоинством поклонился и, щелчком пальцев переправив стопку полотенец другому домовику, тут же счистил Альбусу с брюк крошки от булочки с корицей, а потом уставился на него огромными серо-голубыми глазищами, будто ничего и не произошло. Альбус немного опешил от такой расторопности, но всё же пробормотал: «Спасибо…», на что Мэдди расплылся в широкой улыбке. — Как ещё Мэдди может помочь Альбусу Поттеру? — У вас есть свежие ягоды, Мэдди? Мэдди задумался. — Сейчас только шиповник и белый виноград, сэр. Очень вкусный. И замороженная черника и ежевика. Для джемов и овсяной каши. Если снять чары, ягоды будут ничем не хуже свежих. — Виноград подойдёт. А, впрочем, насыпь мне всего по горсточке, пожалуйста, — попросил Альбус. Мэдди деловито кивнул и с хлопком исчез. Альбус выпрямился и попытался размять спину — он провёл едва ли минуту, наклонившись к маленькому домовику, а мышцы заныли так, будто он просидел несколько часов скрючившись. Хорошо, что домовики никогда не задавали лишних вопросов. Альбус подошёл к Скорпиусу и уже протянул руку, чтобы растолкать его, но передумал, и вовсе не из жалости, а точнее — из жалости к себе. Он не хотел даже думать о вчерашнем, особенно о том, как Скорпиусу пришлось его в буквальном смысле отмывать, как какого-то безмозглого младенца. Аккуратно забрав пустые кофейные чашки, Альбус отнёс их домовикам в соседнее помещение, где стояло несколько огромных чанов: один с горячей, почти кипящей водой, над которой поднимался пар, второй — с пеной для мытья посуды, а третий и четвертый, поменьше, — с холодной водой, куда изредка добавляли немного лимонного сока. Обычно трое домовиков забирались на высокие тумбы у стены и оттуда, ловко управляясь с чарами, по цепочке окунали грязную посуду сначала в первый чан, потом во второй, где уникальный состав миссис Чистикс смывал с тарелок, вилок-ложек и кубков остатки еды. Дальше посуда отправлялась выполаскиваться, а затем насухо вытиралась полотенцами, сейчас нелепо висящими в воздухе — так, будто их накинули на школьные привидения. Когда Альбус вернулся, Мэдди уже ждал его с двумя небольшими треугольными конвертами из плотной пергаментной бумаги. — Спасибо огромное, — совершенно искренне поблагодарил Альбус, аккуратно, один на другой, положив конверты с ягодами и виноградом в самое большое отделение школьной сумки. Мэдди аж прищурился от удовольствия, и его большие уши едва заметно задрожали. Альбус снова очень осторожно, стараясь не помять ягоды, закрыл сумку и, глянув на Скорпиуса, со вздохом сказал: — Если ты ещё поможешь мне перенести моего друга в спальню Слизерина, я... Мэдди не нужно было просить дважды. Он подскочил к спящему Скорпиусу, и оба тут же исчезли с легким хлопком. Буквально через секунду Мэдди снова появился на кухне. — Я уложил мистера Малфоя на его кровать, снял ему ботинки, накрыл пледом из гостиной и задернул полог, — отчитался эльф, явно гордясь своей эффективностью. Альбусу оставалось только, недоуменно моргнув, снова поблагодарить Мэдди. С тех пор, как он шёл в Запретный лес за кровью василиска — неужели это было вчера, а не месяцы назад, его жизнь успела сделать тройное сальто-мортале и замереть в воздухе, словно не зная, куда дальше, — вверх к облакам или вниз, в головокружительное пике. Солнце светило так ярко, что в свитере под зимней мантией Альбус вспотел после пары минут ходьбы. Чувствуя неприятное онемение внутри, Альбус посмотрел на тропинку, ведущую мимо дома Хагрида прямо в сердце леса, каждый изгиб которой он выучил наизусть, пока Салли жил в пещере... Альбус размазал слёзы по лицу и повернул в другую сторону, к озеру. Кругом журчали ручьи — маленькие, шириной не больше ладони, и большие, через которые Альбусу приходилось перепрыгивать, тщательно выбирая место посуше. Берег озера превратился в сплошной поток талой воды, сбегающей вниз по склону. Лёд на озере потемнел, кое-где проглядывали тёмно-синие полыньи. Альбус снял факультетский шарф и обвязал его вокруг ремня сумки, а затем расстегнул мантию. Зима закончилась — вот так, просто. — Фоукс! — тихонечко позвал Альбус, когда дошел до места, где они условились встретиться, и феникс ему ответил — прямо у его лица во вспышке золотистого сияния появилось красно-оранжевое перышко. Альбус раскрыл ладонь, и перышко медленно опустилось ему в руку, а затем, задрожав, легло по направлению к лесу. Альбус заправил шнурки поглубже в ботинки и зашагал в указанную сторону. Ноги он промочил сразу же, как только сошёл с тропы, а перышко вело его дальше и дальше в лес, пока Альбус не оказался на широкой прогалине, усыпанной уже отцветающими подснежниками и фиолетовыми цветами, названия которых он не знал. Феникс сидел на старой поваленной ели, делившей прогалину на две неравных части, и совершенно по-птичьи чистил перья. Альбус посмотрел на свои брюки, заляпанные грязью так, что, будь здесь Мэдди, точно упал бы в обморок, и раскрыл сумку, доставая припасенное для феникса угощение. — О! — совершенно по-птичьи склонив голову, объявил Фоукс, увидев ежевику. Альбус сел рядом с ним и, стараясь не думать об отвратительно мокрых носках, липнущих к ногам, протянул фениксу раскрытый конверт, куда тот сразу же сунул изящную, в огненно-оранжевых подпалинах голову и принялся лакомиться ягодами. Однажды Джеймс и Альбус вместе ловили воробьев — Джеймс стащил у мамы на кухне котёл и уложил вверх дном на землю в курятнике. Затем насыпал под котёл зёрен и, оперев его с одной стороны на ручку, другой бок поднял вверх на тонкой палочке, а к палочке привязал длинную веревку — получилась своеобразная ловушка. Стоило осмелевшему воробью забраться за зёрнами внутрь, Джеймс тут же дёргал за веревку, палочка выскакивала из-под котла, и тот с глухим хлопком обрушивался вниз на перепуганного воробья. Это было до случая с ящерицей, поэтому Альбус с радостным визгом выскакивал из укрытия и, подпрыгивая от нетерпения, бежал к котлу — и там, прислушиваясь к звукам, доносившимся изнутри, ждал Джеймса. Сам он доставать замершую в пятилитровом плену птицу не осмеливался. Это выглядело как чудо — вот Джеймс чуть-чуть приподнимает котёл с одной стороны, просовывает туда ладонь и через несколько мучительных секунд достает аккуратно зажатого в кулаке воробья, протягивает его Альбусу, а Альбус, едва дыша от восторга, гладит воробья пальцем по голове и крыльям. Странно, но воробьи практически не сопротивлялись. Стоило одному хотя бы сильно ущипнуть Джеймса, и тот разжал бы руку и в следующий раз всенепременно засомневался, стоит ли связываться с бешеными пернатыми. Но нет — почувствовав крепкую хватку Джеймса, воробьи мгновенно замирали и сидели в его руке нахохлившиеся и перепуганные, не предпринимая попыток к бегству. Когда Джеймсу наскучила эта затея (или он получил нагоняй от мамы за пропавший котёл), Альбус остался без воробьев. Джеймс тогда почему-то казался Альбусу гораздо старше и опытней, и повторить его трюк он в силу возраста и отсутствия котла не осмеливался. Тогда ему пришла в голову гениальная идея. Набрав полную горсть зерна и загнав гулявших по двору кур обратно в курятник, Альбус улёгся с раскрытой ладонью, где соблазнительно лежала предназначавшаяся несушкам смесь из кукурузы, пшеницы и ячменя, прямо на разогретую солнцем землю. И принялся ждать. Воробьи сидели на растущем неподалеку грушевом дереве и недоуменно переговаривались друг с другом. Альбус ждал. Воробьи перебрались на крышу курятника. Альбус ждал. В первый раз, когда самый смелый или самый голодный воробей спрыгнул вниз и, смешно пропрыгав по земле, щекотно тюкнул клювом его ладонь, Альбус подскочил как ужаленный, завопил и бросился к маме, но на полдороге передумал и вернулся. Однако перепуганные воробьи стали воспринимать его как безопасный источник зерен только на следующий день. Спустя полчаса неподвижного лежания Альбус был вознаграждён. У воробьев были прохладные шершавые, похожие на жесткий пергамент лапы, и Альбус замирал от восторга, смешанного со страхом, когда птицы, толкаясь, наступали на его ладонь или касались кожи тёплыми-тёплыми перьями на груди. Сейчас, неподвижный и промокший, на поваленном дереве и с пакетом ягод в вытянутой руке, Альбус чувствовал себя как тот Альбус-из-детства — рядом, едва уловимо обдавая теплом, ел чернику настоящий феникс. И Альбус наконец-то мог его хорошо рассмотреть — переливы красно-оранжево-желтого оперения на ярком солнце играли, словно огненные всполохи. Мощные лапы заканчивались длинными изогнутыми когтями, чёрными, как кусочки угля, и блестящими. Хвост — ярко-алый, с длинными, будто бархатными перьями, которых так хотелось коснуться, погладить... — Только не хвост! — мигом отозвался Фоукс. — Всё, что угодно, но только не хвост. — Как ты угадываешь мои мысли? — Альбус уже перестал удивляться, что за воркованием феникса слышит четкие и понятные фразы, но способность Фоукса реагировать на ещё не высказанные слова казалась и удивительной, и неприятной. — Это временно. Слёзы дают такой эффект. Когда действие слёз полностью прекратится, я больше не смогу улавливать твои эмоции — это именно эмоции и ощущения, а не мысли. А ты перестанешь понимать меня. — Как? — Альбус опешил. — Совсем? — Совсем, — подтвердил Фоукс. — Не переживай, я буду выразительно курлыкать. — Разве нет какого-нибудь специального зелья? — Есть некоторые способы, — уклончиво ответил Фоукс. — А что у тебя во втором конверте? — Во втором... — замешкался Альбус. — А, виноград. И шиповник. И ещё я всяких трав притащил из теплицы. — Он сложил опустевшую упаковку. — Я очень давно не пробовал шиповника. Но всё же оставим его на потом. — Феникс будто бы с сожалением вздохнул. — Первым делом нужно решить одну проблему. Хоть я здесь и ненадолго, я не хочу торчать в лесу. И в замке мне показываться лишний раз не стоит. «Ненадолго», — про себя подумал Альбус и ответил: — Из относительно безопасных мест я знаю только пещеру в лесу и жилые комнаты одного из бывших учителей Зельеварения. Там, правда, регулярно прибираются домовики. — От которых мне будет невероятно сложно спрятаться, — покачал головой феникс. — Присутствие другого магического существа они почувствуют сразу. — Тогда у меня нет идей. В любой другой ситуации я бы попросил Хагрида тебя спрятать… — Не бойся, никто не узнает про портрет. Но Хагрид будет крайне удивлён моему появлению и может что-то заподозрить. Всё-таки он состоит в Ордене и ему многое известно из того, что неизвестно тебе или мне. — Ты так говоришь про портрет… — Всему своё время, — прервал его феникс. — Разговорам о портретах в том числе. Я думаю, что знаю, где могу спрятаться в замке так, чтобы меня никто не нашёл, а ты при этом мог бы навещать меня в любое время. Но мне понадобится твоя помощь. Что ты знаешь о Выручай-комнате? — О чём? — опешил Альбус. — В Хогвартсе спрятано очень много тайных проходов и комнат. Одна из таких комнат находится на восьмом этаже, и у неё есть особое свойство — она может изменяться и принимать такой вид, какой нужно волшебнику, желающему попасть внутрь. Именно поэтому её и называют Выручай-комнатой. Более того, если кто-то уже находится в комнате, туда никто не сможет попасть кроме тех, кому заведомо известно, кем и для чего комната занята в данный момент. — Звучит здорово, даже слишком. Интересно, почему пол-Хогвартса не знает об этой чудо-комнате, если она такая замечательная… — Потому что Выручай-комнату практически невозможно найти самостоятельно, только наткнуться случайно в момент острой необходимости. И те, кому это удалось, предусмотрительно сберегли её секрет. Я узнал о существовании Выручай-комнаты от Альбуса Дамблдора, а он, в свою очередь, от твоего отца. — Интересно, откуда узнал тот, — без привычного сарказма вздохнул Альбус, понимая, что этому вопросу навсегда суждено остаться без ответа. — По слухам, во время Битвы за Хогвартс Выручай-комната пострадала от Адского пламени, но я всё же надеюсь, что её магии хватило на то, чтобы за годы восстановиться. Но сам я не могу туда попасть, в комнату может войти только волшебник или магическое существо с более... человеческим образом мыслей. — Я понял. — Альбус кивнул. — Что я должен сделать? — Поднимаешься на восьмой этаж к огромному гобелену Варнавы Вздрюченного, его несложно узнать — волшебник в короткой мантии и балетных колготках, которого обычно пытаются отлупить тролли. — Фоукс негромко и журчисто курлыкнул — усмехнулся. — Напротив него будет абсолютно пустая стена. Нужно трижды пройти мимо неё, изо всех сил сосредоточившись на том, что тебе нужно. Желание должно быть сформировано точно, и желать нужно очень искренне, горячо. Если ты всё сделаешь правильно, в стене появится дверь. Вот, — феникс достал из оперения еще одно маленькое перышко. — Сожги его, и я пойму, что можно приходить. Только попытайся представить комнату, в которой мне будет не слишком тошно торчать круглые сутки, хорошо? — Тогда я пойду, — Альбус спрыгнул с дерева прямо в грязь и поморщился. Ему невыносимо хотелось сменить обувь, ну или хотя бы отжать носки. — Альбус! — распушив хвост на солнце, позвал Феникс. — Подуй на перо. Альбус послушался, и по телу прошла волна согревающего тепла, почти жара. Ботинки, разумеется, не высохли, но ему больше не было зябко и холодно.