Слишком холодно

Для изготовления «маячка» требовались человеческие волосы и, по утверждению Урвика, эффективность прибора напрямую зависела от магического потенциала их, этих волос, обладателя. Только из шевелюры сильного мага можно было сделать высокочувствительные и точные маячки. В своих магических талантах Инсе очень даже сомневалась, но выбора у неё по сути не было, если она не хотела стать «той самой девочкой, которую на седьмом курсе исключили из школы за попытку обрить директора». Она вздохнула. Кому-то всё давалось так легко. Альбусу она даже готова была простить его явное превосходство, потому что он и правда был очень умным и наблюдательным. На лету усваивал новый материал — разумеется, когда этого хотел. И Розе, Розе — тоже. Роза была умной, но скорее за счёт практики — она интересовалась любыми областями магии, много читала и подолгу занималась, никогда не прогуливала занятия и всегда выполняла домашние задания. Глупо было завидовать тому, кто достиг результата упорством и постоянными тренировками. Но Лили и Скорпиус… Скорпиус иногда бездельничал так, как Инсе никогда себе не позволяла, но всё равно соображал быстрее. Может быть, потому что не стеснялся сразу попросить помощи, если чего-то не понимал. Лили, наоборот, любила подумать, неторопливо вникнуть в условие задачи, несколько раз перечитать нужные главы в учебнике… Но она никогда не отступала и не сдавалась, и так могла, пусть за три или даже за четыре часа, но разобраться с задачей для седьмого курса, которую Инсе уже откинула как нерешаемую. У всех четырёх были свои козыри, чтобы справиться с учёбой. У всех, кроме неё. Не спасали ни помощь других, ни долгое сидение над учебниками… После жизни в Ливерпуле Инсе должна была считать за чудо саму возможность попасть в школу волшебства. Каждый день вставать с чувством благодарности судьбе за такой подарок. Что, кем бы она была сейчас, если бы не профессор Лонгботтом? Посудомойкой в забегаловке? Уборщицей в церкви? Шлюхой? Последнее можно было использовать как работу по совместительству с первой или второй «должностью». Не отказывать же себе в продвижении по карьерной лестнице… Но, разумеется, такое самовнушение или не работало совсем, или вызывало тяжесть в груди и мучительное чувство стыда, а не желание вскочить и за неделю выучить всё Зельеварение целиком. Вчера Инсе бездельничала и, сославшись на усталость, не пошла после уроков в библиотеку. Только переписала ответы на контрольную по Чарам у Розы, чтобы самостоятельно подготовиться в общей гостиной. Инсе уснула задолго до отбоя и спала так крепко, что пришлось потом брезгливо перевернуть подушку пятном слюней вниз. И проснулась посреди ночи абсолютно бодрая, но с тяжёлой головой, будто переборщила с Умиротворяющим бальзамом. Сегодня она прибежала в библиотеку раньше всех, вместо обеда, чтобы час спокойно и в тишине снова почитать книгу по барьерным чарам, а потом, на радость лапочке Скорпиусу, взяла все конспекты Урвика и два махровых полотенца и заперлась в ванной старост. К её счастью, Урвик педантично подписывал даты и нумеровал листы рукописей, но у Инсе всё равно ушло больше часа, чтобы разложить их все по порядку. Чего там только не было… В какой-то момент Инсе поняла, что, если бы эти материалы нашёл у неё дома представитель комиссии по экспериментальным чарам, их бы сразу конфисковали — как минимум, а как максимум — ей бы светило нешуточное разбирательство с отделом магического правопорядка. Она не испытывала по отношению к Урвику ни злости, ни отвращения. Не могла. Он был слишком далёким и, наверное, слишком чокнутым, чтобы воспринимать его жизненную позицию всерьёз. Время уже расставило всё по своим местам, навсегда заклеймив Урвика как убийцу. Но своими трудами он сделал удивительную вещь — протянул Инсе руку помощи, сквозь пару сотен лет — в настоящее. Ни злости, ни отвращения — Урвика нужно было поймать раньше, остановить и сразу запихнуть в Азкабан. В восемнадцатом веке там, правда, ещё были дементоры… Но если по-другому с Урвиком было не сладить — то увы. Урвик, наверное, сплюнул бы в расстройстве, узнав, что «тот, кто разделяет его идеи» разделял их настолько, что готов был посадить его в Азкабан с дементорами. Больше самого убийства пугали унижение и беспомощность. Как эти маглы умирали — в страхе, ничего не понимая, пытаясь спасти свою жизнь. Кого-то разрывало на куски, кто-то погибал медленно и в агонии — как будто одного факта смерти было недостаточно. Будто кроме жизни у человека можно было отобрать ещё что-то. И, наверное, это правда, как бы нелепо ни звучало. Можно отобрать достоинство. Можно превратить в животное. Можно заставить сделать всё, что угодно. Можно подвергнуть невыносимым страданиям, как душевным, так и физическим. Инсе посмотрела на себя в широкое напольное зеркало и только тогда поняла, что сидит, обняв колени, перед стопкой листов и не то чтобы плачет, но слёзы постоянно наворачиваются на глаза и замирают на краешке век, а потом, так и не пролившись, высыхают. С Бузинной палочкой она могла бы изменить что-то в этом нелепом порядке вещей. Сделать столько хорошего и предотвратить столько плохого. Инсе хмыкнула. Обычно с таких идей и начинаются Гриндевальды с Волдемортами. Нет, у неё достаточно мозгов, чтобы не считать себя в праве решать, как лучше для окружающих. Но она могла бы устанавливать свои правила. Отправиться куда угодно. Жить где угодно. И уйти отсюда с пониманием, что пути назад больше нет. Подумать только, она убила Гарри Поттера, а никто так и не узнал. Прошло три месяца, мир смирился, зализал рану, и на месте кровавой дыры осталась только засохшая корочка. Инсе казалось, что со временем и ей самой станет легче. Да, боязнь, что её поймают, действительно притихла, но на месте страха появилось жгучее желание признаться. Рассказать хоть кому-нибудь. Посмотреть, как изменится в лице Лили. Как она побледнеет. Как машинально стиснет кулаки Альбус. Как губы МакГонагалл сожмутся в тонкую полоску, а взгляд с просто строгого сменится на суровый. Лили… Да она бы плюнула Инсе в лицо, если бы знала правду. Правда — такая странная вещь. Стоит только сделать что-то, о чём никому нельзя рассказать, как ты остаёшься совсем один. Систематизация, которую Урвик использовал для своих чар, была общеизвестной и привычной любому второкурснику. Мгновенные чары производят эффект сразу и сразу прекращают действовать. Например, «Акцио». Или та же «Алохомора» — замок либо открылся, либо нет. Краткосрочные длятся только до тех пор, пока волшебник на них сконцентрирован — например, «Агуаменти». Непродолжительные, типа веселящих чар, действуют какое-то время, но быстро выветриваются, и так далее. Благодаря Урвику Инсе узнала, что есть и почти вечные барьерные чары. В Хогвартсе даже на расширенном курсе проходили только заклинания, которые нужно было время от времени обновлять. Разные чары держались по-разному — от нескольких часов до нескольких месяцев. В случае Белой гробницы это значило, что кто-то из преподавателей должен периодически обновлять всю защиту. По крайней мере, раньше Инсе думала, что именно так и обстоят дела. Но большинство чар на Гробнице, как усердно Инсе ни занималась, по-прежнему оставались незнакомыми, и сегодня она начала подозревать, почему… Если был способ создать самообновляющиеся барьеры и проверять их лишь изредка — скажем, раз в год — то, разумеется, именно его бы и выбрала директор вместо того, чтобы составлять график для учителей, кто и за какими чарами должен следить. Завтра Инсе планировала снова пренебречь обедом и прочитать ещё несколько глав. А за вечер нужно было выяснить, может ли она своими силами сделать эти «маячки» и что для этого нужно. А, и ещё наверстать пропущенные за вчера темы к повторению экзаменов. Инсе потёрла лоб рукой, отодвинула рукописи Урвика к стене и, взмахнув волшебной палочкой, открыла краны в бассейне — из одних на дно хлынула вода карамельно-розового цвета, из других — густая радужная пена. Ещё один кран с лёгким фырканьем выпустил в воздух стайку розовых мыльных пузырей. Русалка на картине обрадованно забила хвостом и захлопала в ладоши. Судя по словам остальных, с другими она вела себя далеко не так дружелюбно, а Инсе ей просто нравилась. — Я скорее утоплюсь, чем успею это всё сделать, — заявила Инсе русалке, расстёгивая мантию и особо не объясняя, о каком «всё» идёт речь. Русалка пригрозила ей пальцем. *** Скорпиуса вызвали к директору прямо посередине урока. Миссис Тренч неприятно улыбнулась и произнесла: — Разумеется, идите, мистер Малфой. К сожалению, это значит, что вы не успеете закончить снадобье. — Она взмахнула палочкой, и зелье Скорпиуса исчезло — ровно в тот момент, когда он наклонился над котлом, чтобы добавить туда омелу. Матово-белые ягоды с глухим стуком упали в пустой котел и раскатились по дну. — В качестве дополнительного задания, чтобы исправить неудовлетворительную оценку за урок, подготовьте, пожалуйста, к следующему занятию обзор трех снадобий сходного действия, где также используются защитные и вяжущие свойства ягод омелы, — елейно произнесла миссис Тренч. Она довольным жестом закупорила пустую колбу с именем Скорпиуса и отправила в ящик для зелий седьмого курса. Вместо ответа Скорпиус только поджал губы и, демонстративно взяв свою разделочную доску, на которой аккуратной горкой лежал мелко нарезанный лирный корень — последний ингредиент, положил её на парту Альбусу. Будь это кто-то другой — не Альбус, которого миссис Тренч любила примерно с той же силой, с какой терпеть не могла Малфоя, — она бы точно обрушила на Скорпиуса волну возмущения. Но Альбус к нарезке лирного корня даже не приступал, а снадобье до завершения нужно было ещё проварить на медленном огне десять минут, затем быстро заморозить при помощи чар и снова вскипятить, непрерывно помешивая. И миссис Тренч, скрестив руки на груди, промолчала. — Что случилось? — шепотом спросил Альбус, когда Скорпиус наклонился к нему, чтобы положить разделочную доску. — Всё в порядке, — заверил Скорпиус и успокаивающе потрепал Альбуса по плечу. — Это никак не связано. Фраза вышла неуклюжей, но больше сказать он не мог — миссис Тренч сверлила его взглядом, а Альбус должен был вовремя добавить омелу, иначе испортит всю работу и ему не останется ничего другого, кроме как выбросить лирный корень в мусорный котёл. Альбус всё понял и кивнул. Весь путь из подземелий до Директорской башни Скорпиус удивлялся сам себе — как же он недооценил Флору Кэрроу. Она умудрилась написать МакГонагалл раньше Скорпиуса. Другого повода, чтобы его сорвали к директору в середине урока, просто не было. Конечно, был ещё один повод — Альбус. Но при чем здесь Скорпиус? И как он мог что-то сообщить МакГонагалл про Альбуса, если и сам ничего не знал? Или — просто мог не знать. Например, не заметил, что Альбус куда-то исчезает по ночам под мантией-невидимкой. «Нет, миссис директор. Ничего странного в поведении Альбуса я не заметил». Потому что этот идиот вёл себя ровно так же с момента знакомства. А что если его попросят выпить сыворотку правды? Тогда Скорпиус сразу же потребует связаться с Флорой, пусть разбирается с юридическими вопросами. В конце концов, он — хоть и мелкая, но действующая знаменитость. Нельзя просто так залить в глотку сыворотку правды даже простому ученику, а в случае Скорпиуса его агент и работодатель уж тем более должны быть поставлены в известность. Откровенно говоря, он и правда ничего не знал. Это было странное чувство — Скорпиус стоял на одной из летающих лестниц, вцепившись в перила, и был благодарен Альбусу за его упрямство и за свое неведение, которое из тяжкого, сковывающего груза вдруг превратилось в тёплый защитный кокон. Больше повторения истории с Трелони Скорпиус боялся, что придется рассказывать об этом в Визенгамоте под сывороткой. Стать невольным доносчиком. Сейчас Альбус позаботился о том, что Скорпиусу практически не о чем рассказать. Скорпиус настолько успокоился, что по-дружески потрепал по когтистой лапе горгулью у кабинета директора — та довольно заворчала. Когда вращающаяся винтовая лестница подняла его наверх, Скорпиусу в очередной раз пришлось признать, что он недооценил Флору Кэрроу. Точнее — недооценил, насколько её недооценил. Флора Кэрроу сидела в кресле прямо напротив МакГонагалл и, увидев Скорпиуса, лучезарно улыбнулась. Флора Кэрроу — улыбнулась. Она была одета в строгую деловую мантию — длинную, но приталенную. Идеально круглые и идеально плоские пуговицы на рукавах поблескивали серебром. Чтобы еще больше подчеркнуть серьёзность своих намерений, Флора уложила волосы на косой пробор. Скорпиус ни разу не видел Флору с такой причёской. Она выглядела старше своих лет, представительной и цепкой дамочкой, профессионалом своего дела. На боковом столике стоял розовый чайный сервиз из тонкого фарфора. Как только Скорпиус вошёл, одна из чашек, дзынькнув, нетерпеливо подпрыгнула на месте. Толстобокая сахарница тут же отвесила ей подзатыльник круглой упитанной ручкой, чашка дзынькнула снова, уже обиженно, и замерла. — Садитесь, мистер Малфой, — предложила МакГонагалл, наколдовав для него стул рядом с Флорой. — Как видите, меня сегодня решила навестить ваш агент. По очень важному поводу. Выпьете с нами чаю? Скорпиус хотел отказаться, а потом согласился по самой дурацкой причине, по которой когда-либо соглашался на чай, — ему не хотелось расстраивать чашку-непоседу. При слове «чай» та не удержалась и снова дзынькнула, на этот раз отскочив от сахарницы подальше. Он подумал, что пара таких же розовых сервизов, кажется, стояла в шкафах в кабинете Прорицаний, и решил больше не думать на эту тему. Скорпиус прихватил с собой аж задрожавшую от восторга чашку и сел на предложенное место. Он понятия не имел, с чего начать разговор. С одной стороны, стоило извиниться перед МакГонагалл, что он не поставил её в известность. С другой стороны, директор не выглядела недовольной или расстроенной. Флора держалась почтительно, но достаточно непринужденно. На краю директорского стола громоздились, одна на другой, несколько больших коробок, перевязанных серебристо-серой лентой, на которой черными буквами был отпечатан девиз «Соколов Сеннена». Скорпиус с плохо скрываемым ужасом покосился на коробки — фанатские наборы. Внутри — подписанные колдографии и буклеты, зимний и летний шарф для болельщиков, три плаката, серия значков, а также перчатки или щитки с автографом, на выбор. МакГонагалл проследила за его взглядом. — Мисс Кэрроу говорит, что «Серебряные Стрелы» выпускают коллекционные фигурки игроков, и пообещала мне прислать вашу, как только она поступит в магазины. — Они согласны? — Скорпиус подскочил на месте и едва не перевернул на себя чай. — С некоторыми условиями, — сдержанно ответила Флора, и Скорпиус понял, что расспрашивать не имеет смысла. — Мы с директором как раз обсуждали твоё обучение в Хогвартсе. — Чтобы сразу прояснить мою позицию… — МакГонагалл вздохнула, придвинула прямоугольные очки в тонкой оправе ближе к переносице и посмотрела прямо на Скорпиуса. Скорпиус кивнул, показывая, что готов слушать. — Мистер Малфой, вы — совершеннолетний волшебник и отвечаете за себя самостоятельно. Мисс Кэрроу, видимо, опасаясь моей реакции, решила перестраховаться. Она уже заручилась поддержкой ваших родителей и передала мне их письменное разрешение на фамильной гербовой бумаге, — с долей сарказма сказала МакГонагалл. — Меня это не интересует. Но бросить школу за два месяца до экзаменов… Это поступок, о котором вы можете очень пожалеть впоследствии. Я хочу удостовериться, что вы всё взвесили и настроены серьёзно, мистер Малфой. Пока это больше похоже на необдуманное, спонтанное решение, вызванное причинами, которые для меня не ясны. — Это и есть спонтанное решение, — честно ответил Скорпиус. Флора, не подав виду, изящно положила ногу на ногу, попутно наступив здоровенным каблуком на его ботинок — прямо на пальцы. Скорпиус поморщился, но намёк понял. И проигнорировал — только отодвинул ногу подальше. Он гораздо лучше Флоры знал, как отвечать МакГонагалл, и продумал этот разговор в мелочах. Дело было не в фактах и аргументах. Ему нужно было произвести правильное впечатление. На самом деле МакГонагалл не спрашивала его, хорошо ли он подумал. Она спрашивала — думал ли он своей головой. Не Флориной, не папиной и не маминой, или ещё чьей. Хотела проверить, не превратился ли подросток-семикурсник в игрушку своего агента и тщеславных родителей. В глазах МакГонагалл Флора со своей инициативностью выглядела подозрительно. Как и Скорпиус, внезапно решивший бросить Хогвартс накануне выпускных экзаменов. Вот это «Я буду разговаривать с вами через моего агента» — было совсем не правильно, трусливо и недостаточно честно, не по-гриффиндорски. Скорпиус знал, что не сможет перехитрить МакГонагалл, и лучше всего было показать ей, что он и не пытается. Перед ним сидела опытная и проницательная волшебница, у которой скопилось больше лет преподавательского опыта, чем лет во всей его жизни, помноженной на три. Если не на четыре. — «Стрелы» предлагали мне подписать контракт ещё в конце прошлого чемпионата, перед началом года. Тогда я отказался, потому что… Боялся, что не справлюсь. А сейчас понимаю, что всё равно хочу играть в квиддич. И могу упустить свой шанс. Я написал Флоре, потому что понял, что всю жизнь буду себя винить, если хотя бы не попытаюсь. Руководство «Стрел» вполне могло потерять ко мне интерес, даже несмотря на проблемы с ловцом. Но они согласились. И я хочу попробовать. МакГонагалл кивнула, ответ её устроил. — Кстати, о каких «условиях» идёт речь? — обратилась она к Флоре. — Ничего особенного. В основном финансовые вопросы. — И всё же. — Контракт Скорпиуса с «Соколами» подписан на год. Стороне, которая хочет расторгнуть соглашение раньше срока, полагается выплатить штраф, и обычно клуб-соперник несёт расходы за игрока. Сейчас, учитывая ситуацию, «Стрелы» согласны на переход только в случае, если штраф их новый ловец выплатит сам. Этому есть много причин. Одна из них — чем ближе к закрытию трансферного окна, тем тяжелее для клуба потерять игрока. Соответственно, «Соколы» запросили за Скорпиуса гораздо большую сумму, чем осенью. Также Скорпиусу по особому настоянию руководства «Стрел» будет запрещено участвовать в школьных турнирах по квиддичу во избежание травм. Скорпиус с невинным видом отхлебнул чая, проигнорировав пристальный взгляд Флоры. У него только-только синяки с лица сошли, а о его травме уже донесли руководству «Серебряных Стрел». Это, кстати, даже хорошо — значит, они держали его на примете. — Я не стала сильно спорить по этому пункту, — Флора пожала плечами. — Всё равно Слизерин как раз отыграл последний матч за кубок школы. Ну и, разумеется, твое участие в отборочных матчах на чемпионат Англии не обсуждается. А до этого времени предполагается, что ты будешь жить вместе с командой на тренировочной базе и активно готовиться. Восстанавливать потерянные за год навыки, скажем так. Я бы выбила для тебя более выгодные условия, но менеджер «Стрел» застал меня врасплох сообщением, что ты тут падаешь с мётел и ломаешь себе рёбра, — недовольно вздохнула она. — Это было столкновение, — пробурчал Скорпиус, но развивать тему не стал — всё же речь шла о любимых гриффиндорцах МакГонагалл. — Значит, для того, чтобы обговорить детали и подписать контракт, у нас осталась всего неделя. Неделя и один день, если я начну прямо сегодня, — проигнорировала его Флора, в очередной раз давая понять, что злится. Скорпиус ничего не ответил — почувствовал себя полным дураком. Он помнил, что трансферное окно закрывается первого апреля, поэтому и поставил себе мысленную галочку «до Пасхи». Но совершенно не подумал, сколько всего придётся сделать, если «Стрелы» согласятся. Не очень-то он в это и верил, как оказалось. Когда он заключал контракт с «Соколами», то просто подписал бумаги, которые отец и Флора принесли прямо в мэнор. Сейчас до Пасхи Флоре предстоит сделать огромное количество работы. И она может не успеть из-за его глупости. Скорпиус виновато глянул на Флору. И понял, что Флора успеет. Всех поставит на уши, но успеет. — В основном финансовые вопросы, как я и говорила. — Флора выжидательно посмотрела на МакГонагалл. — Что ж. Если вы так хотите, мистер Малфой. — На самом деле я думал вот о чем. — Скорпиус отбросил назойливую мысль, что его идея больше похожа на мечты наивного первокурсника. — Я хотел бы попробовать сдать экзамены. По программе седьмого курса после Пасхальных каникул нового материала останется на пару тем. Их я вполне могу выучить сам. — Вы-то откуда так много знаете о программе седьмого курса? — удивилась МакГонагалл. — Роза Уизли помогает мне составить расписание для повторения пройденного. Туда по умолчанию включены все темы. Так вот, по этому расписанию я смогу подготовиться к экзаменам самостоятельно. На уровне ЖАБА я буду сдавать не так и много предметов. — Вы же знаете, школа отвечает за ученика во время учебы. И пока вы находитесь на территории замка, я в лице директора обязана гарантировать вашу безопасность. Поэтому отпустить на два месяца… Нет, я не могу. Извините, мистер Малфой. Для этого потребуется разрешение Попечительского совета. Сомневаюсь, что я смогу собрать собрать заседание в столь короткий срок. Скорпиус жалобно посмотрел на Флору. Флора поджала губы. Вздохнула. И сдалась. — Если я лично получу разрешение от всех членов Попечительского совета, этого будет достаточно? — спросила она. — Вполне, — кивнула МакГонагалл. — И если потом сможете договориться с руководством клуба, что Скорпиус будет присутствовать на экзаменах в строго назначенное время. Комиссия не будет ждать одного, вы понимаете. Я бы хотела помочь, но, к сожалению, не могу. — Достаточно просто вашего разрешения, — невозмутимо сказала Флора. — Разумеется, мисс Кэрроу. Мы и начали эту беседу с того, что мне жаль, что мистер Малфой не пройдёт полный курс обучения в Хогвартсе. — МакГонагалл повернулась к Скорпиусу. — Поэтому я буду только рада, если вы покинете стены школы с результатами ЖАБА. И раз уж вам взялась помогать Роза Уизли, вы в надёжных руках. А теперь, если моего участия не требуется, я, с вашего позволения, уделю время остальным делам. Мне еще нужно понять, как быть с тем, что мистер Малфой в свое отсутствие не сможет выполнять обязанности старосты школы. Скорпиус снова почувствовал себя виноватым. — Разумеется. — Флора встала из кресла. — Спасибо за понимание, директор. — До свидания, мисс Кэрроу. Вы точно не хотите воспользоваться камином? — Спасибо, но я через Хогсмид. — Хорошо. Тогда удачи, мистер Малфой, — улыбнулась МакГонагалл. Скорпиус растерянно улыбнулся в ответ, настолько теплым и искренним прозвучало это пожелание. Вот и всё. «Удачи, мистер Малфой». *** — Ты молодец, что решился, — сказала Флора, когда они спустились из Директорской башни в коридор, ведущий к летающим лестницам. — Большой идиот, что не сделал этого полгода назад. Но молодец, — добавила она. — Спасибо. Пока они разговаривали с МакГонагалл, урок кончился, и в коридорах стало шумно и людно. Двое хаффлпафок во все глаза уставились на Скорпиуса и Флору — больше, конечно, на Флору. — Тебе спасибо, — ухмыльнулась она. — И когда ты увидишь, сколько я заработаю на этом контракте, ты поймешь, о чем я. — Меня больше интересуют те «условия контракта», о которых ты предпочла промолчать. — Поймав удивленный взгляд Флоры, Скорпиус улыбнулся. — Ну я же не совсем дурак. — Этим ты мне и нравишься, Скорпиус Малфой, — ушла от ответа Флора. — И всё-таки… — Я просто не хочу, чтобы ты забивал себе голову. И я тоже, — вздохнула она. — Там такая мелочь, которая на судьбоносное решение повлиять не может. Если коротко, «Соколы» не хотят портить себе рейтинг. Ну ты понимаешь — выглядит подозрительно, если из команды накануне чемпионата уходит популярный ловец, который, на минуточку, еще полгода назад отказался от потрясающего предложения, чтобы закончить школу… Болельщики будут гадать, почему ты вдруг бросил учебу и перешел к конкурентам. И по новому контракту это наша обязанность — предоставить объяснение, не порочащее репутацию клуба. — Ну то есть — порочащее мою репутацию, — скривился Скорпиус. — Достаточно просто объяснить твое решение, не вмешивая туда клуб и сумму контракта. Я напишу Панси, и мы подумаем. — Вы в прошлый раз уже подумали. — И что? Ну поцеловался один раз со своей девушкой на публике. Получилась отличная история и отличная статья. Если бы не она, к следующему сезону о тебе забыли бы даже твои собственные фанаты. Кому интересно знать, что ты получил по Магловедению. — Я не хожу на Магловедение, — парировал Скорпиус. — Тем более. — Флора покосилась на него. — Не забивай себе голову, правда. Разберемся. Может быть, мы с Панси попробуем придумать какую-нибудь трогательную историю. Дескать, раньше ты не хотел выступать против возлюбленной в чемпионате, а теперь «Гарпии» не могут пробиться даже в отборочный тур, и поэтому Асаби уговорила тебя… В общем, что-нибудь романтичное придумаем. — Мы расстались, — сухо ответил Скорпиус. — Тогда обойдемся без романтичного. — Флора поджала губы. — Я думала, твой отец сгущает краски и драматизирует. Ну, в типично малфоевской манере. Впрочем, история расставания… Разбитое сердце… Отлично подойдёт! — Не смей. Флора, слышишь? Вот просто — не смей! — выпалил Скорпиус так громко, что спешащие на урок ученики уставились на них с проплывающих мимо лестниц. — Ну, тише, — примирительным тоном ответила Флора. — Ты же знаешь, я тебе плохого никогда не сделаю. Это просто не в моих интересах. — Что не помешает тебе сделать плохое всем остальным, — ответил Скорпиус. Пришла его очередь обижаться. Ему хватило, что в той заказной статье, на которую его и Асаби уговорила Флора, напирая на то, что об их романе уже известно Панси Паркинсон, Асаби и её посредственным умственным способностям был посвящен целый абзац. В главном холле Флора повернулась к нему, чтобы попрощаться. — Когда-нибудь, вот когда-нибудь, упрямый мальчишка с обостренным чувством справедливости, ты возьмешь в руки кубок чемпионата мира. И тогда поймешь, что для тебя сделала Флора Кэрроу. А пока следи за совами — я постоянно буду держать тебя в курсе. И рассчитывай, что у тебя где-то неделя, чтобы собрать чемоданы. А, и… — Флора замялась. — На тренировочную базу «Стрел» нельзя с животными. Скорпиус даже не сразу нашелся, что ответить. — Серьёзно? Куда я Мяту дену? — Куда-нибудь. Придумай. Оставь родителям. Это же кошка, она переживет пару месяцев. Скорпиус, мне очень жаль. Но это жесткое правило, для всех. Прислать тебе пирожных из «Сладкого королевства»? — Что? — опешил Скорпиус. — Будет кощунством впервые за столько лет вернуться в школу и не налопаться пирожных в «Сладком королевстве», — ответила Флора, едва сдерживая улыбку. — Особенно учитывая, какая неделька меня ждет. Захватить тебе что-нибудь оттуда? «Нет», — хотел ответить Скорпиус. Его мутило от одной мысли о сладком, но он вспомнил про Альбуса. — Нугу — абрикосовую и с шоколадом, медовых ирисок, фисташковых пирожных и парочку вот тех огромных десертов с вишнями, — ответил он.