Слишком холодно

— Semper exelcius, — произнёс Скорпиус, но ничего не произошло. Он повторил пароль в гостиную Слизерина громче и отчётливей, но стена так и осталась на месте. Скорпиус растерянно обернулся к Альбусу, тот произнёс пароль ещё дважды и удивлённо развёл руками. — Ещё на обеде этот пароль работал. На доске объявлений, вроде бы, тоже никаких сообщений не висело. — Попробуй какой-нибудь другой пароль. — Эйлин выступила из неосвещённого угла в тупике у входа в гостиную так неожиданно, что Скорпиус чуть не подпрыгнул. Вот если бы ему пришло в это время заключить Альбуса в горячие объятья, тогда что? Он недовольно покосился на Эйлин. — А что случилось? Мне ничего не говорили, а я пока ещё староста школы. — Просто этот пароль больше не подходит. — Ты знаешь новый? — Ну вообще идея состояла в том, чтобы ты сам догадался. Но я не хочу тебя держать у входа ещё с час. Скорпиус Малфой — чемпион! — громко, на весь коридор произнесла она. Скорпиус покраснел. Стена отъехала в сторону и из гостиной тут же донеслись оживлённые голоса и шум. Стоило Скорпиусу и Альбусу войти внутрь, как шум перешёл в рёв, а на них сверху откуда-то посыпались блёстки, конфетти и, кажется, обрывки чьей-то контрольной по Чарам. — Скорпиус Малфой — чемпион! — в унисон скандировало несколько десятков голосов. Эйлин вошла в гостиную следом за ними, и проход в стене закрылся. Скорпиус взял себя в руки и улыбнулся. Альбус отошёл в сторону. Это был не его праздник, и в чём-то он был полностью согласен со слизеринцами — в последний день в школе Скорпиус целиком и полностью заслуживал прощального вечера. Альбус прошёл к своему любимому креслу в дальнем углу, но куда ещё доходило тепло от камина, и уставился в мутно-зелёное окно. Кажется, шум в гостиной привлёк несколько тритонов, но они не любили задерживаться у окон, поэтому, бросив заинтересованно-недовольный взгляд на учеников, поспешили по своим делам. Альбус приманил к себе плед с гербом Слизерина из стопки у дальнего окна и закутался в него, забравшись в кресло с ногами. Ему ничего не оставалось, кроме как ждать. Ждать сейчас, пока Скорпиус проводит время с другими слизеринцами. Ждать потом — до следующей встречи. И потом наверняка тоже ждать — с игр, со сборов, с чемпионатов, с интервью. Альбусу стало стыдно, что он когда-то имел глупость признаться Скорпиусу в любви. Нет, разумеется, он не обманывал — это было выстраданное, оголенное до нервных судорог чувство. Но сейчас, когда Альбус осторожно поглядывал на Скорпиуса, ему казалось, что в грудной клетке у него огромное, бескрайнее пространство, вибрирующее каждой своей крупицей. Спрятанное в каркасе ребер, оно было сжато так, что весило как маленькая чёрная дыра, но Альбус не ощущал пустоты. Наоборот, в его жизни наконец появилось что-то важнее его самого — светлее и чище. По сравнению с этим чувством весь прошлый Альбус был так, букашкой, по какой-то неведомой случайности сумевшей вместить в себя целую звезду. Альбус отвернулся к окнам, за которыми недвижимой массой застыла чернеющая на глазах толща воды, лишь местами подсвеченная мутно-зелеными фонариками морского народа, — где-то над озером стремительно садилось солнце. Наверное, стоило пойти и сделать что-нибудь полезное, пока Скорпиус занят. Или даже бесполезное — хоть что-нибудь сделать. Альбус бы повалялся с книжкой в спальне, но там его ждали уже собранные и закрытые чемоданы Скорпиуса, приставленные к ножке кровати. Поздно вечером или рано утром домовики заберут их и отправят в багажных каретах на станцию. — Скорпиус Малфой — чемпион! — донеслось от входа в гостиную. Этой компании слизеринцев так понравился пароль, что они дружно горланили его, пока шли по коридору, но, увидев Скорпиуса, засмущались и примолкли. Альбус переоценил свои силы — находиться здесь было невозможно. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, он поднялся в спальню и, надев мантию-невидимку, прокрался обратно, к выходу из гостиной. Идти было некуда. Покрытые темнотой окрестности замка не привлекали его ещё со времён Салли. Фоукс снова летал где-то на свободе, занимаясь своими фениксовыми делами. Убеждать домовиков, что он пришёл на кухню просто посидеть, а не за едой, Альбусу не хотелось. В мантии-невидимке перед ним была открыта вся школа — да он даже в башню Гриффиндора смог бы пробраться. Альбусу хотелось лишь свернуться в клубочек на ступеньках главной лестницы и сидеть, настолько было тошно. Почему — он и сам не понимал. Наверное, он слишком надеялся, что последний вечер сможет провести со Скорпиусом вдвоём. Он даже придумал, как должна выглядеть Выручай-комната, и дважды сбегал в душ — утром и после обеда. Во второй раз Альбус намылся аж до скрипа, а до этого он весь урок ЗоТИ сидел и думал, что скажет Скорпиусу, что должен успеть сказать, пока тот не уехал. Мимо Альбуса, о чём-то перешептываясь, прошли в свою гостиную трое хаффлпафцев. Альбус пожалел, что выбрался из уютного кресла, и хотел вернуться обратно, но тут, аккуратно оглядываясь по сторонам, по лестнице спустилась Инсе. Вокруг шеи у нее был намотан красно-золотой гриффиндорский шарф. Альбус замер, где стоял. Инсе прошла мимо него, на ходу надевая тёмно-синие митенки, а затем, ещё раз оглядевшись и, видимо, удостоверившись, что никого нет, вышла из замка. Альбус растерянно обернулся на лестницу, будто ожидал увидеть там кого-то ещё. Нет, Инсе была одна, а погода совсем не располагала к романтическому свиданию. К тому же Инсе — староста, а старосте найти укромный уголок в замке не составит труда. Ну и представить Инсе на романтическом свидании было настолько сложно, что Альбус хихикнул про себя. Инсе — совсем не та девочка, которая будет раскрыв рот слушать мальчишеское бахвальство или растает от неуклюжих комплиментов. Она скорее посмотрит так, что предполагаемому кавалеру захочется под землю провалиться. И вообще-то дела Инсе совершенно Альбуса не касались, но он поправил мантию-невидимку и так же осторожно вышел из замка. На улице было градусов семь, не больше, а невесомая мантия-невидимка и тонкая слизеринская мантия хоть и защищали от ветра, но совсем не давали тепла. Альбус поежился и пожалел, что вообще высунулся из школы. Окрестности замка окутала темнота. Инсе шла, не зажигая огонька волшебной палочки, низко надвинув капюшон. Альбус сразу оценил ход мыслей Инсе — в сумерках красно-золотой шарф маячил ярким пятном, откровенно — и абсолютно ошибочно — выдавая в плохо различимом силуэте ученицу Гриффиндора. Альбус спустился со ступенек бегом, чтобы хоть немного согреться. Инсе, кажется, направлялась к озеру. Наверное, Альбус должен был устыдиться, но стыда он не испытывал, ни капли. Скорее он чувствовал неловкость — понимал, что поступает нехорошо и ему плевать. За какой-нибудь другой девочкой он бы не пошёл, но это была Инсе, и у Инсе должна была быть веская причина, чтобы вот так, незадолго до отбоя выходить из замка в шарфе чужого факультета. Стараясь держаться на расстоянии, но при этом не упускать Инсе из виду, Альбус шел по знакомой тропинке, ведущей к озеру и вокруг, вдоль берега. Инсе двигалась уверенно, торопливо. Наверное, именно так он сам шёл в пещеру к Салли, когда уже выучил каждый поворот, помнил каждое дерево и знал дорогу наизусть. У Белой гробницы Инсе остановилась. Альбус замер, инстинктивно отступив в тень, хотя и был в мантии-невидимке. Что могло понадобиться Инсе у могилы Дамблдора в такой час? В груди шевельнулось неприятное чувство — полуосознанное предвкушение, что сейчас, вот прямо сейчас, произойдет что-то плохое. Говорят, на похоронах тело Дамблдора вдруг охватило сияющее пламя, такое яркое, что оно на несколько мгновений ослепило всех присутствующих, а когда они пришли в себя, гробница уже была, будто мрамор возник прямо из огня. Альбус видел её только на колдографиях и рисунках в книгах. После битвы за Хогвартс, чтобы защитить гробницу от дождя и снега, её заключили в небольшой склеп, тоже беломраморный, с четырьмя изящными дорическими колоннами — две с одной стороны тяжелой, тоже мраморной двери, увитой тонким орнаментом, две — с другой. Инсе трижды обошла склеп вокруг, очень медленно. Альбус с удивлением заметил, что волшебная палочка в руках Инсе хоть и опущена, но из кончика струится невесомая, легкая субстанция, будто серебристая пудра. Иногда субстанция, попадая на землю, мимолетно вспыхивала светлыми искрами. На четвёртый раз Инсе завернула за склеп и не вернулась. Альбус подождал несколько минут и наконец, не выдержав, выбрался из своего укрытия. Инсе нигде не было, он её потерял. Альбус растерянно прошёлся туда-обратно по площадке, на которой находилась Белая гробница, ещё немного постоял на месте и понял, что ему здесь больше делать нечего, — Инсе ушла и возвращаться не собиралась, а он сам закоченел так, что перестал чувствовать холод. Возвращение в замок оказалось мучительным и тяжелым. Инсе явно торопилась к гробнице, и от быстрой ходьбы у Альбуса снова заболела нога. Неудивительно, конечно, — меньше двух недель назад она была сломана, и хотя кости давно срослись благодаря зелью, связки в лодыжке ещё не восстановились полностью. Он медленно доковылял до подземелий, а, спускаясь в гостиную, уже откровенно хромал, жалея, что вообще потащился за этой Торесен. Однако неприятное чувство из груди никуда не делось. Сегодня у Белой гробницы Альбус увидел что-то очень важное. Да, пока не понял, в чем смысл произошедшего, но это лишь вопрос времени. Может быть, достаточно будет просто подумать на свежую голову. Но это всё завтра, когда Скорпиус уедет. Когда Скорпиус уедет, у Альбуса будет куча возможностей поразмышлять на любую тему. В гостиной ещё шумели, но вяло, и Альбус сразу понял, почему. У ножки одного из диванов возле камина стоял полупустой ящик медовухи, а рядом валялись бутылки из-под огневиски. Альбус тут же вспомнил, как наткнулся на чей-то тайник с алкоголем, когда бродил по подземельям в поисках укромного угла для Салли. Скорпиуса не было. Альбус поднялся в спальню и нашёл его философски изучающим собственную рубашку — всю в красных потеках. Потеки отдаленно напоминали ярко-алую кровь, и Альбус успел перепугаться. — Ты где шлялся? — во весь голос поинтересовался Скорпиус, смерив Альбуса недовольным взглядом и прищурившись, будто не мог сфокусировать на нем взгляд. Альбус чуть не присел от удивления и подошел ближе, кинув мантию-невидимку на свою кровать. От Скорпиуса пахло алкоголем, а от ещё мокрой рубашки — кислой терпкостью смородинового рома. — Ты что, напился? — вопросом на вопрос ответил Альбус, и Скорпиус, лукаво прижмурившись, улыбнулся. — Немножко. — И улыбнулся снова. Альбус смотрел на него со смесью ужаса и восторга. Он впервые в жизни видел Скорпиуса пьяным — до залитых румянцем щёк и влажных, блестящих глаз, но догадывался, что, чтобы дойти до такого состояния, Скорпиусу хватило бутылки медовухи и двух порций неразбавленного рома. От трёх он бы сейчас сладко дрых в отключке на одном из диванов в гостиной. — И домовики, как назло, уже забрали чемоданы на станцию, — расстроенно вздохнул Скорпиус. — А у меня оставлена только чистая одежда на завтра. Ни слова не говоря, Альбус достал из своих вещей свежую футболку и протянул её Скорпиусу — когда тот одевался, он с неким сожалением проводил взглядом скрывшиеся под черной тканью бледно-розовые соски. — Тебе бы перекусить немного. Хочешь, я захвачу чего-нибудь из кухни и попрошу Мэдди принести зелёного чая? Или чая с мятой? Скорпиус покачал головой. — Я себя нормально чувствую. Ну как. Голова мутная, конечно. — Он наклонился к Альбусу близко-близко. — Пойдём отсюда. Я нарочно пролил на себя ром, потому что не хотел больше пить, а потом притворился, что едва стою на ногах, и вот-вот вырублюсь. Я же думал, ты меня тут ждёшь. Скорпиус ласково погладил Альбуса по щеке. Несмотря на свой гениальный план, он был явно пьяней, чем думал. Альбус не стал спорить. Он снова взял мантию-невидимку и протянул её Скорпиусу. — В гостиной ещё полно народу. Вдвоем под мантией нас точно заметят, — прошептал он. — Я буду прокладывать дорогу. Иди следом и… Он не успел договорить — Скорпиус накинул мантию, надел на голову капюшон и совсем исчез. — И не отстава… — попытался закончить Альбус, но ему снова не удалось — невидимый Скорпиус мягко поцеловал его в губы. Альбус выбросил вперед руку и попытался ухватить его, но нащупал лишь пустоту. Рядом слева раздался тихий смешок. Альбус картинно закатил глаза и направился к выходу из спальни. Он был до мурашек счастлив и согласился бы на что угодно, только чтобы остаться со Скорпиусом наедине хотя бы на неделю. Чтобы никаких уроков, никакого квиддича, никаких слизеринцев, только он и Скорпиус — вот такой, как сейчас. Как только они выбрались из гостиной и за ними закрылся проход в стене, Скорпиус снял капюшон мантии — его голова с самым обеспокоенным выражением лица висела в воздухе. — Почему ты хромаешь? Альбус отмахнулся. — Нога ещё не совсем зажила. Ноет, если много хожу. Я решил прогуляться, пока вы там празднуете, и увлёкся. Голова Скорпиуса недоверчиво поджала губы. Альбус удивился сам себе — он опять что-то недоговаривал Скорпиусу, и это было до тошноты легко. Снова. — Ну я подумал, что ты там надолго застрял. Что мне было делать? Сидеть облизываться в своем углу? — Я бы на это посмотрел. — Голова Скорпиуса нахально улыбнулась. — А я бы тебе с шестого курса тайком добавлял в тыквенный сок по ложечке огневиски, если б только знал, что в тебе от спиртного просыпается повышенная игривость. — Да уж, столько мучился, а нужно было всего лишь поставить бутылку. — Скорпиус картинно закивал головой — из-за отсутствия остального Скорпиуса это выглядело так нелепо, что Альбус покатился со смеху, даже мышцы на животе свело колкой судорогой. — Я сейчас вернусь. — Скорпиус повернулся обратно ко входу в гостиную, снова надел капюшон и с тяжелым вздохом пробурчал в одно слово: — Скорпиусмалфойчемпион. Дверь его поняла. Альбус остался один. Он наклонился и, сдвинув вниз носок, потер ногу. Лодыжка немного опухла. Стоило Скорпиусу уйти, Альбусу снова стало тошно. Как будто кто-то каждый раз проворачивал невидимый переключатель у него внутри — «хорошо» мгновенно превращалось в «плохо», без малейших усилий со стороны Альбуса. Скорпиус прокрался обратно в спальню седьмого курса. Почему-то факт, что он забыл в тумбочке именно массажный исцеляющий бальзам, настолько развеселил его, что он хихикнул в голос. Потом вспомнил, что он под Альбусовой мантией, и притих, хотя необоснованный приступ веселья покалывал грудную клетку так, что Скорпиус легонько прикусил губу. Первую ночь после столкновения на матче он только благодаря этому бальзаму и продержался. Понятное дело, было бы легче, если бы еще не пришлось бегать за Альбусом, а потом таскать его, полубессознательного, на себе. Спрятав объемную стеклянную банку под мантией, Скорпиус поспешил обратно. Алкогольное тепло покидало его с каждой минутой, оставляя только привкус переспелой красной смородины во рту и странную тяжесть в висках. Альбус храбрился и делал вид, что все в порядке, но на ногу наступал осторожно. — Помочь? — спросил Скорпиус, когда они подошли к парадной лестнице и Альбус с непроницаемым выражением уставился на длинную вереницу ступеней. Не дожидаясь ответа, Скорпиус снял мантию-невидимку и, перекинув через одно плечо, подставил Альбусу другое, чтобы тот мог опереться. — Если кто-то нас увидит, я просто скажу, что на тебя наступил Гойл и тебе нужно в Больничное крыло. Альбус сдался и, одной рукой обхватил Скорпиуса за шею, а второй вцепился в перила. Когда они добрались до балюстрады наверху, Скорпиус подумал, что вполне мог бы дотащить Альбуса на руках. Вряд ли до восьмого этажа, конечно, но до площадки с летающими лестницами точно. У Альбуса был смешной вид. Он как будто хотел сказать или спросить что-то, но не решался. И он, наверное, сам не понял, насколько в точку попал своим саркастическим замечанием про Скорпиуса и алкоголь. Потому что, будь Скорпиус в прежнем расположении духа, он бы не думая подхватил Альбуса под колени и поднял в воздух, по дороге наверняка уронив и мантию-невидимку, и банку с бальзамом. Когда они дотащились до гобелена Варнавы Вздрюченного, Альбус уже откровенно морщился при каждом шаге. — Просто мышцу сводит. Ничего страшного, — сказал он, заметив, что Скорпиус поглядывает на него с беспокойством. — Полежу и пройдет. — Часов через пять. Нужно было очень… интенсивно «прогуливаться». Скорпиус отвернулся к гобелену, намекая, что ответ ему не очень-то и нужен. Варнава Вздрюченный каким-то чудом обрядил троллей в балетные пачки и колготки. Тролли переглядывались и почесывали затылки, переминаясь с ноги на ногу. Самый здоровый запустил палец в нос и, вволю наковырявшись, с энтузиазмом вытер руку о белоснежную пачку. Альбус расхаживал вдоль пустой стены, крепко зажмурившись, и Скорпиус был даже благодарен ему за то, что тот не стал оправдываться. Ну что Альбус мог сказать? Выдать несвязную вереницу оправданий? Например, что оступился по дороге. Но они оба знали, что всё не так просто, и Скорпиусу больше не нужно было делать вид, что он Альбусу поверил, если на самом деле не верил ни капли.