Слишком холодно

— Ничего себе, как похолодало. Роза спустилась по ступенькам кафе во дворик и вдохнула чистый уличный воздух. Прохладно, не более того. Просто солнце скрылось. Она с удивлением посмотрела на Асаби — та закончила возиться с шапкой, замоталась шарфом и спрятала руки в меховую муфту. — Я из Либерии, — проворчала Асаби. — И обязательно куплю себе там домик к пенсии. Буду отогревать косточки в тёплом тропическом климате со среднегодовой температурой в тридцать градусов. На берегу океана. — Там же есть своя школа волшебников? — спросила Роза. — В Африке-то? Одна, Уагаду. Зато какая. Никаких волшебных палочек, все кругом анимаги. Я, бывает, думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не война. Никто же не знал, что я волшебница. Насылала бы сейчас проклятья одним жестом, заклинала духов или развлекалась бы, приходя к маглам во сне. И превращалась бы в какое-нибудь животное. Главное, чтобы не в крокодила, — хохотнула Асаби. — В пантеру, — ляпнула Роза, не подумав, и густо покраснела. Хорошо, что на улице стремительно темнело. — В пантеру — всегда пожалуйста. Как-никак, это единственный комплимент, которого я удостоилась от Панси Паркинсон, — ответила Асаби. — Тебе же сейчас в магазин одежды, за мантией? — Да, тут совсем рядом. — Роза перебросила часть пакетов с покупками на левую руку. — Отлично. Я тебя провожу, мне по пути, — кивнула Асаби. До «Шапки-невидимки» они добрались за пару минут — Асаби шла с такой скоростью, что Роза с пакетами едва за ней поспевала. Короткая зимняя мантия Асаби доходила ей до колен и совсем не стесняла движений, поэтому на каждый широкий шаг Асаби Розе приходилось делать два. Пока они шли к магазину, Роза успела немного запыхаться и решить, что Асаби нужно познакомить с тётей Анджелиной — та тоже всё мчится куда-то, оставив детей на дядю Джорджа, и вечно вздыхает, какие все вокруг медленные. Пока Роза ждала свою мантию, Асаби разглядывала стенд с магазинной новинкой — носками, меняющими цвет в зависимости от настроения. Когда она взяла рассмотреть поближе пару канареечно-жёлтого цвета, та в её руках тут же стала пепельно-серой, и Асаби, сморщив нос, вернула носки на место. Роза старалась поменьше таращиться на Асаби, но получалось не очень — как будто она сделала что-то плохое и теперь ждёт, что с неё вот-вот спросят. «Как тебе духи, Роза? Те, которые ты без разрешения таскала у меня в Норе?» «Не стыдно ли тебе молчать про Альбуса, пока я тут храбрюсь и делаю вид, что всё в порядке?» «А за смакование гадостей обо мне в статьях Панси Паркинсон — до довольных мурашек — не стыдно?» Роза ни капли не жалела, что Асаби со Скорпиусом поссорились, и, разумеется, это было преуменьшением — ей хотелось танцевать и кружиться по комнате, будто внутри заливисто позвякивали колокольчики. Будто долгожданное Рождество наконец наступило, в марте. «Не стыдно ли тебе, Роза?» — «Ни капли, нет». Когда они вышли из магазина, совсем стемнело, но уличные фонари освещали главную улицу Хогсмида тёплым жёлтым светом. — Мне пора возвращаться, — Роза развернулась к Асаби. Она и так уже опаздывала в библиотеку к Инсе, потому что вместо планируемых двух часов они с Асаби засиделись в кафе на три с лишним. Зато она научила Асаби раскрашивать разными заклинаниями стрелочки, фигурки и зоны на её квиддичной карте, чтобы сложные схемы выглядели понятно. При этом Роза смущённо добавила, что без этого её расписание для подготовки к экзаменам выглядело бы как нерешаемый ребус или тайный шифр, а Асаби тут же посетовала, что так и не узнает, как выглядит расписание ученика, планирующего сдать девять ЖАБА. Разумеется, расписание было у Розы с собой. — Конечно, — кивнула Асаби. — Я и так тебя задержала. Пойдём, я доведу тебя до школы. Мне всё равно откуда трансгрессировать. — Зачем? — опешила Роза. — Сейчас восемь вечера, я что, до замка не дойду? И из Хогвартса нельзя трансгрессировать. Асаби пожала плечами и улыбнулась. — Пойдём. Я трансгрессирую прямо за воротами, там магия замка уже не действует. — То есть, ты серьёзно? Ты же говорила, что тебе холодно, — ухватилась Роза за первое, что пришло в голову. — Я говорила, что похолодало, одета я очень даже тепло. И за двадцать минут со мной ничего не случится. — Так ведь и со мной за двадцать минут мало что может произойти, — растерянно ответила Роза, поняв, что переспорить Асаби ей не удастся. — Ты не представляешь, сколько всего может произойти с маленькими хорошенькими девочками за гораздо меньшее время. Пойдем? До Розы дошло. Ну конечно же, Нелли. И, конечно же, Розе не четыре года, а недавно восемнадцать исполнилось. Но, наверное, если однажды твою младшую сестру украли прямо с детской площадки, такие мелочи перестают иметь значение. Роза попыталась представить себя на месте Асаби — вот она возвращается домой, а Хьюго пропал. Дальше и пытаться не хотелось — всё как будто сжалось внутри, под рёбрами. — Хорошо, — кивнула Роза. Она чувствовала себя странно, потому что не могла понять, нравится ей такая забота или, наоборот, злит. С другой стороны, компания Асаби не тяготила её нисколько. Может быть, в следующий раз они увидятся только через несколько лет, да и то — если жизнь столкнёт случайно. — Асаби! Асаби Холлингсворт! — вдруг раздался возглас с другой стороны улицы. Асаби раздосадованно наморщила нос и вздохнула. Роза повернулась и увидела, как к ним торопятся оба слизеринских загонщика. — Я — Уилл Дэвис. Загонщик в сборной Слизерина и очень большой ваш поклонник! Поклонник «Гарпий», я хотел сказать, — исправился Уилл под смешок Флинта, второго загонщика. — И друг Скорпиуса. — Привет, Уилл, — спокойно ответила Асаби. — Можно ваш автограф? — с придыханием спросил Уилл, спешно похлопывая себя по карманам. — Только у меня с собой даже клочка пергамента не найдется, — смущённо добавил он. — Мне тоже автограф можно? — гулко пробасил Флинт. — Конечно, — Асаби кивнула, отдала Розе муфту, а сама достала из квадратной кожаной сумки, висевшей на плече, два карманных календарика с «Гарпиями» на этот год. Роза протянула ей одно из новых перьев. — Тоже мне, «друг Скорпиуса», — хмыкнула Роза, когда довольные слизеринцы перешли обратно на другую сторону улицы и двинулись в сторону «Трёх мётел», все ещё иногда оглядываясь на Асаби и, видимо, обсуждая встречу. — Да там все либо чьи-то друзья или дальние родственники, либо видели тебя десять лет назад в магазине у прилавка с совиным кормом. — Наверное, надоедает. Асаби пожала плечами. — И да, и нет. Бывают, конечно, наглые поклонники, но в основном никто не пристаёт сверх меры. Наоборот, здорово знать, что кому-то всё равно приятно получить календарик с твоей командой. Даже если вас не будет на чемпионате. Что ты хоть кому-то всё ещё нужен. Роза подумала, что, если бы Асаби взяла те носки, меняющие цвет в зависимости от настроения, те бы сейчас добавили в серый ещё немного бурого и болотно-зелёного — уныния и тоски. — Спорим, если мы сейчас зайдём в «Три Метлы» и я громко закажу сливочного пива Асаби Холлингсворт, у тебя за полчаса не останется ни одного календаря? Придётся расписываться на скатертях и салфетках, — ухмыльнулась Роза. — Всё лучше, чем расписываться на майках или на лбу. На самом деле у меня три коробки этих календариков в сумке. Жаль, что на них уже старый состав. Я поэтому их и забрала — всё равно будут делать новые. Одна охотница и ловец больше не играют. А теперь правда пора идти, на нас уже смотрят. Роза послушно заторопилась за Асаби вниз по улице. — Слушай, а почему у «Гарпий» всегда такие проблемы с составом? Ничего, что я спрашиваю? Ты просто ещё на рождественских каникулах говорила, что у вас двое новеньких. Асаби молчала так долго, что Роза решила, что она не ответит. — Ты не представляешь, насколько это щекотливая тема. Я иногда слово лишнее боюсь сказать, чтобы меня не поняли неправильно. А потом срываюсь и говорю много лишнего. — Асаби вздохнула. — Потом опять осторожничаю, пока не надоест. И всё по новой. Вот твоя тётя Джинни, она сколько лет провела в «Гарпиях»? — Лет пять? Шесть? — попыталась вспомнить Роза. — Да. А потом она перестала играть — почему? — Потому что у неё родился Джеймс. А потом Альбус, — немного подумав, продолжила Роза. — И Лили. И ей стало не до спорта. — Мало кто возвращается. А шесть лет для игрока — разве срок? Наоборот даже, самый пик формы. Вот и получается, что, с одной стороны, у «Гарпий» репутация единственной женской команды, амбициозной, пробивной и талантливой. А с другой — представь девушку-охотницу, которая метит в сборную Англии. Она знает, что охотников, как и загонщиков, часто берут связкой. А связка должна как следует сыграться, на одно это полгода-год может уйти. И на старте карьеры эта охотница, конечно, будет очень рада контракту с «Гарпиями». Но через пару лет уйдёт, потому что сама же будет стремиться попасть в команду «посерьёзней», где нет такой текучки. К тем же «Осам». Или в «Паддлмир Юнайтед». Что самое смешное — она в итоге уйдёт даже раньше тех, кто между карьерой и семьёй таки выберет семью. А ты пытаешься выжить в этом дурдоме так, чтобы не озлобиться и не начать обвинять всех подряд. Ловец вот сейчас уходит — Леа — к мужу в «Пушки Педдл». Они за последние десять лет ни одной игры против «Гарпий» не выиграли. Но Леа с мужем хотят играть вместе, а в «Гарпий» его, разумеется, не возьмут. — Асаби покосилась на Розу и виновато улыбнулась. — Извини, пожалуйста. Но ты сама спросила. — Да нет, мне очень интересно, — отозвалась Роза, но Асаби, видимо, посчитала, что и так достаточно разболталась. Роза ни капли не обманывала — незнакомый мир из рассказов Асаби обрастал такими подробностями и оттенками, о которых, например, мама и папа совсем не говорили или говорили как-то не так. Они как будто жили там по законам взрослых, руководствуясь непонятными для Розы правилами, а Асаби словно закончила Хогвартс пару лет назад и теперь вот вернулась обратно, совершенно не изменившаяся, и принесла свежие новости с полей. Они приближались к концу главной улицы, прошли здание почты. Впереди замаячили огоньки гостиницы с эмблемой «Трёх мётел». На противоположной стороне переливалась вывеска магазина с редкими растениями и ингредиентами — «Поганки и Примула». Оттуда вышла немолодая волшебница с седыми волосами, закутанная в коричневую шаль поверх странного вида кучерявой мантии, будто сделанной из овчины. В руке у волшебницы была аккуратная корзиночка и банка, в банке плавало что-то, непонятного цвета и неприятной консистенции. И если бы Роза не засмотрелась на секунду на содержимое банки, она бы так и прошла мимо, но волшебница, заметив, что на неё смотрят, уставилась на Розу в ответ и, полным удивления голосом Лили, произнесла: — Ой! Асаби! Та склонила голову и прищурилась, пытаясь понять, откуда её знает эта седовласая волшебница. — Добрый вечер, — осторожно произнесла Асаби. Роза оглядела Лили с ног до головы — та отлично замаскировалась. — Это Лили. Узнаёшь? Лили Поттер. Она… Эм… Видимо, готовит костюм на Хэллоуин. Заранее. Шутка прозвучала неловко, но Роза не знала, что и думать, а Лили замерла на ступеньках «Поганок и Примулы» и, видимо, сама не представляла, как объяснить происходящее. — Или маскируется, чтобы незадачливые кавалеры не донимали, — пришла на выручку Асаби. — Я однажды, чтобы избежать фанатов, тоже в старушку переодевалась. — Ну… Можно и так сказать, — согласилась Лили. — Я уже возвращаюсь в замок. Она подошла к ним, и Роза увидела, что у Лили заплаканное лицо. Кто-то другой, наверное, не заметил бы за веснушками. — Да, мы тоже. В смысле — я возвращаюсь. Асаби вызвалась меня проводить. Мы случайно встретились. — Здорово! — невпопад ответила Лили. Повисла давящая тишина. Все смотрели друг на друга. — Я чувствую себя крайне неловко, — наконец произнесла Асаби. — Да уж, я тоже, — согласилась Лили, картинно расправив полы своей кучерявой мантии, и все засмеялись. Впрочем, от тягостного молчания, в котором они шли до окраин Хогсмида, это их не спасло. Роза мучительно перебирала в голове общие темы для разговора. Увы. Про экзамены, погоду и квиддич они с Асаби поговорили ещё до того, как встретились с Лили. А Лили уткнулась покрасневшим от слёз носом в шаль и тоже молчала. Когда они отошли от деревни, Асаби со вздохом остановилась. — Пожалуй, мне всё-таки пора. Роза кивнула. — Я и так тебя, наверное, достаточно задержала со своими разговорами. Вдвоём с Лили мы уж точно без проблем вернёмся в школу. Лили моргнула от удивления и странно посмотрела на Розу. Асаби достала из сумки календарик с «Гарпиями» и нацарапала на обратной стороне свой адрес. — Отправь мне сову, как доберётесь. Пожалуйста. Чтобы я с утра собиралась на тренировку со спокойной душой. Роза решила не спорить. — Хорошо. Было здорово… Увидеться. Лили моргнула от удивления ещё раз. Асаби отошла от них на несколько шагов, поправила сумку на плече и, помахав им рукой, трансгрессировала. Роза и Лили остались вдвоём. Лили сообразила, что даже не попрощалась с Асаби. Она посмотрела на Розу. Роза посмотрела на неё. — Я ни о чём не спрашиваю тебя, ты — ни о чём не спрашиваешь меня? — спросила Лили. — Договорились, — улыбнулась Роза. — Но если вдруг тебе нужно с кем-то поделиться… Ты же знаешь, что я всегда тебя выслушаю и поддержу, да? — Да, — Лили улыбнулась, на этот раз совершенно искренне. — Я тоже. Если что. Лили переложила банку со ржавчинным грибом в корзинку с корнем горечавки и, как когда-то в детстве, взяла Розу под руку. Она не будет спрашивать про очень странное отношение Розы к Асаби. Роза не будет спрашивать, почему Лили расхаживала по Хогсмиду в костюме вековой старушки. — Спасибо, — пробормотала Лили Розе в плечо и снова расплакалась, но надолго её не хватило — то ли слишком устала, то ли вежливое, бережное молчание Розы, с которым она игнорировала шмыгающую носом Лили, успокоило её. — Ты же сейчас в библиотеку? — спросила Лили, когда они вернулись в замок и поднялись по ступенькам в главном холле. — К Инсе? Роза кивнула. — Я, конечно, уже здорово опаздываю. Надеюсь, она не ушла. — Не передашь тогда ей? — Лили протянула Розе банку и корзинку. — Она просила меня купить в Хогсмиде пару ингредиентов для зелья. Я, наверное, пойду отдохну сегодня. Голова разболелась. Ещё бы — столько плакать, подумала Роза, но вслух сказала: — Без проблем. Две хаффлпафки, посмеиваясь, вышли из Большого зала и с удивлением уставились на странную седую волшебницу рядом с Розой, а затем, склонив головы, юркнули в боковой коридор к кухне. Лили неловко повела плечами. — И… Мне ещё привести себя в нормальный вид надо. Роза кивнула. — Мы всё равно не успеем как следует позаниматься. Она ободряюще улыбнулась — почему-то с Лили это было куда проще, чем с Асаби. Учеников в библиотеке было меньше обычного. Ещё бы, почти девять вечера, первый день каникул. — После восьми книги не выдаём, мисс Уизли, — сообщила мадам Пинс, не поднимая голову от книжки. — А не подскажете, Инсе Торесен здесь? — спросила Роза, получив в ответ кивок в сторону дальних столов. Роза пригляделась и поняла, почему в полупустой библиотеке не заметила Инсе сразу — она приняла её за мальчика. Скорее из неожиданности — даже с короткими растрёпанными волосами Инсе выглядела как Инсе. Если у Розы и остались после сегодня силы удивляться, то она удивилась именно этому, а не тому, что Инсе кардинально сменила причёску. Роза помнила, как каждый раз менялся Альбус, когда тёте Джинни удавалось его подстричь. И как совершенно по-другому стал выглядеть Скорпиус. Да даже она сама — стоило только изменить оттенок волос, как на неё из зеркала смотрела хоть и прежняя, но обновлённая Роза. Инсе, оперев голову на кулак, что-то читала. — Держи. Лили просила тебе передать. — Роза поставила ингредиенты на скамейку, рядом с сумкой Инсе, стараясь не смотреть в сторону мадам Пинс — ещё придерётся к банке со ржавчинным грибом. Она не сказала, как именно встретилась с Лили, а Инсе не спросила. — Спасибо! — кивнула она. — А я уже собралась уходить. — Извини, пожалуйста. Я задержалась в Хогсмиде. Альбуса не было? — Нет, — покачала головой Инсе и на невысказанный вопрос Розы ответила: — Я не знаю, где он пропадает. — Тогда давай начнём с Трансфигурации. Мы успеем повторить пару тем. — Если честно, у меня была другая идея. Раз никого нет. Ты знаешь Дезиллюминационные чары? — Пару раз, когда я пыталась поработать с ними по учебнику для продвинутого уровня, у меня получилось. Но вряд ли их спросят на ЖАБА. «Агуаменти» вот обязательно будет. Могут про невербальные заклинания спросить… Но если тебе интересно… — Роза чувствовала себя немного виноватой за опоздание. — Всё равно уже поздно, скоро всех погонят из библиотеки. Так что можем найти пустой класс и до отбоя потренироваться. — Здорово. — Инсе захлопнула книгу и очень по-альбусовски смахнула в сумку конспекты, а сбоку затолкала банку, в которой плавал ржавчинный гриб. — Тогда пойдём. — Да, — кивнула Роза. — Я только возьму учебник из спальни и по дороге заскочу в совятню, ладно? Мне нужно отправить письмо.

⁂

Альбус начал свои два месяца спокойной жизни примерного ученика очень показательно — нашёл в гостиной огневиски со вчерашней вечеринки, слил в одну бутылку остатки из трёх и пришёл к Фоуксу в Выручай-комнату. По плану Альбуса где-то после двух третей бутылки ему должно было стать легче. Ну, а если этот план, как и остальные планы Альбуса, не выдержал бы проверки реальностью, целой бутылки ему точно хватит, чтобы вырубиться и уснуть. И проснуться уже в спасительном завтра. Цепочка с монетой будто жгла ему руку, укоряя и согревая одновременно, но огневиски жгло и согревало сильнее. Альбус разглядывал серебряный кругляш в отблесках пламени, облизывающего поленья за каминной решёткой, и не мог налюбоваться гладкой отполированной поверхностью, по которой от центра к краям расходились тонкие лучи бликов. Сама цепочка выглядела прочной, но изящной. Ромбовидные звенья двух размеров затейливо соединялись между собой — большие обхватывали собой маленькие. Альбус в который раз порывался что-нибудь нацарапать на монетке, но не хотел, чтобы Скорпиус за него беспокоился. Он чувствовал приятный туман в голове и совершенно справедливо полагал, что чем меньше реализует идей, которые сейчас кажутся ему стоящими, тем меньше придётся расхлёбывать завтра. Фоукс спрыгнул с насеста и перелетел к Альбусу на спинку кресла. Альбус запустил свободную руку ему под крыло, в мягкие перья, которые сейчас не казались ему горячими. — Ты всё ещё чувствуешь мои эмоции? — пробормотал он. — Уже слабее, — ответил феникс. — Это хорошо. — Альбус сделал ещё несколько глотков из бутылки. В голове зашумело. — То есть я хотел сказать, что это паршиво. Я очень хочу с тобой разговаривать и понимать, что ты говоришь в ответ. А это, кажется, и правда стало сложнее. Может, конечно, это из-за того, что я напиваюсь тут. — Альбус потёр рукой переносицу. Он забыл, что хотел сказать. — Вот. Я потерял мысль. — Тебе было неловко. — Да, — вспомнил Альбус. — Потому что сейчас это не эмоции, а жижа какая-то отвратная. Незачем тебе такое. Фразу он не закончил. — Альбус, как ты доберёшься до гостиной? — спросил Фоукс очень серьёзным тоном. — Ты второй день не ночуешь в факультетской спальне. Альбус не планировал добираться до гостиной. Он неопределённо махнул головой в сторону дальней кадки с апельсиновым деревом, где красовался не раскладывающийся, но довольно широкий диван. — Я думал остаться здесь. — А кровать не попросить было? — Фоукс недовольно склонил голову. — Я побоялся, что она подсунет ту же кровать, что и тогда… Как с камином. Камин точно был тот же самый. Альбус сообразил, что Фоукс понятия не имеет, о какой кровати речь. Впрочем, он тут же вспомнил, как целовал на ней Скорпиуса, одной рукой подхватив его под шею, а пальцами другой выводя по линии под ключицами щекотные завитушки. Вспомнил так ярко и живо, что, если Фоукс всё ещё мог чувствовать его эмоции, основную мысль про кровать он уловил точно. Фоукс вздохнул или просто распушил перья — Альбус так и не понял, умеют фениксы вздыхать или нет. Прыгнув на край подлокотника, Фоукс широко взмахнул крыльями, поднимаясь в воздух. Мгновение спустя Альбус почувствовал, как на его плечах сомкнулись цепкие лапы, а его самого буквально вытянуло из кресла — вверх, ещё выше, пока носки ботинок не повисли над местом, где он только что сидел. Альбус выпустил из рук бутылку огневиски — она не разбилась, но с гулким эхом покатилась по полу, расплёскивая остатки. Фоукс в три широких взмаха крыльями перенёс Альбуса на диван, а затем, подхватив когтистой лапой плед, ткнул его Альбусу в колени. — Тогда хотя бы выспись. Альбус привстал с дивана, пытаясь углядеть, куда укатилась бутылка — наверняка в ней хоть что-то осталось, но почувствовал, как в бедро красноречиво впились изогнутые чёрные когти. Альбус намёк понял. — Не дури, а? — повёл мощной шеей Фоукс. Альбус с укоризной покосился на феникса и пробормотал: — Тебе-то какое дело… Но предложенный плед всё же развернул. — Меня попросили за тобой приглядеть. — Да знаю я, знаю, — отмахнулся Альбус, расшнуровывая ботинки. — Твой друг Дамблдор. — Нет, — покачал головой Фоукс. — Твой друг Скорпиус. Он заходил попрощаться. — И попросил за мной приглядывать? — Альбус расплылся в глупой улыбке. — Это на него похоже, да. — А ещё просил передать тебе кое-что. Альбус чуть не вскочил с дивана. — И ты молчал! — Мне показалось, тебя больше интересует огневиски. — Ну конечно! Как поучать — щебечешь как канарейка-переросток, а что нужное сказать — сразу гордый феникс. Прости, пожалуйста, — спохватился Альбус. — Я не всерьёз это, про канарейку. — Я знаю, — ответил феникс и сделал то, чего никогда не делал — ласково боднул Альбуса в предплечье мягким широким лбом. — На апельсиновом дереве посмотри, которое ближе к камину. Альбус обернулся — дерево и правда выглядело странно, будто его кто-то украсил к празднику разноцветными лентами или флажками, но он бы не заметил, если бы Фоукс не обратил на это его внимание. Альбус встал и в одних носках подошёл к деревянной кадке. Прямо на дереве, на миниатюрных вешалках, зацепленных за ветки, висели рубашки — будто рождественские украшения. Четыре простых белых, серебристая, зелёная, ещё серебристая, пастельно-голубая, серая, ещё серая… Та самая серая. Все — уменьшенные чарами, с пол-ладони. Альбус насчитал двенадцать штук. Он расхохотался в голос. Скорпиус оставил ему все свои рубашки. Все. Сняв с дерева ближайшую вешалку, Альбус достал волшебную палочку и пробормотал: «Финита!» — чтобы снять уменьшающие чары. Рубашка обрела прежние размеры. Альбус сжал её в руках и замер. Ткань приятно холодила пальцы, и Альбусу всего на секундочку показалось, что Скорпиус здесь, рядом. Он, кажется, растерялся — потому что… Это слишком! То, что с ним происходило, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Альбус не заслужил ничего из этого — ни быть сейчас живым и не в Азкабане, ни Фоукса не заслужил, ни, тем более, Скорпиуса. Надеть рубашку самому, спрятавшись в неё, как в защитный кокон? Или положить под голову вместо подушки, чтобы можно было зарыться в неё лицом и представить, что это Скорпиус? Или… Никто же не запретит ему взять сразу две? Он посмотрел на Фоукса, совершенно не зная, что сказать. Наверное, Фоукс уже давно догадался о чувствах Альбуса, и, наверное, вряд ли этим можно было феникса удивить — его Дары Смерти и то не удивили. Но Альбус всё равно чувствовал странную неловкость, будто у него в руках была не рубашка Скорпиуса, а что-то, за что ему должно быть стыдно. Альбус подложил пару поленьев в камин, вернулся на диван и сел, подобрав под себя ноги. — Расскажи мне что-нибудь, — попросил он Фоукса. — Фениксы — не очень хорошие рассказчики, — ответил Фоукс. — Среди людей меня удерживала только дружба с Альбусом. До этого я жил с ощущением полной свободы — повинуясь ритмам самой жизни, неостановимой и бесконечной, от рождения и до перерождения. Боюсь, дар рассказывать истории дан только смертным — тем, для кого есть начало и есть конец. Тем, кому в шуме каждодневной суеты нужна причина и логика. Кому нужно знать, что события, которые происходят, не случайны, а если даже и случайны — то не напрасны и в них можно найти смысл. Альбус вздохнул. — Я знаю другой способ, как тебе помочь, — сказал феникс. — Ложись поудобнее и закрой глаза. Альбус послушался. Он устроился на диванчике, как мог, и закутался в плед. В голове шумело, и Альбус в который раз подумал, что от алкоголя нет вообще никакой пользы, даже временное облегчение на самом деле больше похоже на потерю чувствительности, будто всё немеет внутри. Альбус не сразу понял, что происходит, — сначала он услышал лёгкое воркование, похожее на журчащий ручей, а потом из этого воркования развернулась целая объёмная мелодия, и темнота под веками отступила. Фоукс пел! Песня феникса как будто звучала прямо внутри него — мастер чуткой рукой перебирал струны, натянутые прямо под рёбрами. Альбус слышал окутавший озеро туман и скользящие по небу облака, мягкий шелест оттаявших после зимы опавших листьев и тревожный гул воздуха, нагретого пламенем, рвущегося вверх по каминной трубе. Он будто бы видел себя со стороны, а потом погружался внутрь, под землю, в темноту, где травы тянули вверх, к солнцу, бледные побеги-ниточки, а корни ввинчивались вглубь, вширь, проникая, сплетаясь. Альбус изо всех сил тянулся вместе с ними, чувствуя, что давящий ком тяжести внутри вот-вот лопнет — разорвётся, и оттуда наружу хлынет поток грязи. И это было страшное и завораживающее чувство, потому что сквозь одиночество и тоску Альбус чувствовал, о чём поёт Фоукс. Фоукс пел о свободе. Он не помнил, как уснул, — помнил только, что, когда песня стихла, он перевернулся на другой бок, что рубашка Скорпиуса, которую Альбус всё время держал у лица, намокла от слёз. И что Фоукс в какой-то момент устроился рядом, в изголовье, как большой тёплый кот. А тяжести больше не было. Он проснулся среди ночи от оглушительного трезвона — на каминной полке в самом углу надрывался будильник. Альбус подскочил к нему спросонья и схватил, сдерживаясь, чтобы не запустить в стену. Длинная стрелка на циферблате стояла на красном «ОЧЕНЬ ОПАЗДЫВАЕШЬ!».