Слишком холодно

Когда они вышли во двор замка, Инсе с удивлением заметила, что ещё не стемнело. На сером небе виднелись силуэты облаков, но свет угасал с каждой минутой. Выглядело жутковато. Тени во дворе из чётко очерченных пятен расползалась по газонам и поднималась вверх, окутывая ножки скамеек клочками темноты. Инсе поёжилась. Кончик носа у неё замёрз сразу. Шмыгая носом и стараясь не отставать от Лили, Инсе подумала, что не отказалась бы от свитера и леггинсов из той же зачарованной шерсти, из которой Лили связала ей митенки. Митенки грели, будто Инсе запустила руки в корзину с карликовыми пушистиками. Когда Лили и Инсе добрались до теплиц, сумерки уступили место ночи, хотя времени прошло совсем немного. Лили подвела Инсе к теплице с номером восемь и открыла дверь ключом. — Взяла у дяди Невилла. Он иногда разрешает помогать ему с растениями, — ответила Лили на вопрос, вертевшийся у Инсе на языке. Вместо этого Инсе поинтересовалась: — А ничего, что это теплица с самыми опасными и ядовитыми растениями? — Самая опасная — седьмая. Туда меня без присмотра не пустили бы. А здесь просто очень редкие и привередливые виды. Вот смотри — мечта нюхлера! Инсе от удивления вытянула шею. Справа в трех больших горшках стояли приземистые крепкие растения с широкими резными листьями, каждый из которых блестел золотом как начищенный галеон. За ними, на уровне плеча Инсе, виднелась шапка из вытянутых фиолетовых цветов — они еще не раскрылись, но Инсе узнала аконит. — Просто очень редкие виды, говоришь? — Инсе кивнула в сторону аконитового куста. — Нет, ну ядовитые растения тут тоже есть. Но они причинят вред, только если ты решишь их съесть. Большинство обитателей седьмой теплицы хотят сожрать тебя. Ну или задушить. Или нашпиговать иглами. Или плюнуть в тебя желудочным соком или парализующим клеем. Или… — А это что? — Инсе указала пальцем на землисто-серый кактус, у которого вместо колючек по всему стволу пупырились розовые волдыри, полные зелёного сока. — О! — Лили улыбнулась. — Любимое растение дяди Невилла. Очень редкое, растёт только в Африке. Мимбулус Мимблетония. Там в конце теплицы есть ещё два таких, поменьше. А самое большое дядя Невилл держит у себя в кабинете, ему эту мимблетонию подарили ещё в школе, так что ей лет двадцать пять, не меньше — и, ты не поверишь, эта двухметровая махина мурлычет, когда ее гладят. Инсе втягивала носом влажный воздух, пытаясь успокоиться. Сегодня… пролетело слишком быстро. Конечно, после маячкового марафона не стоило и рассчитывать на нормальный день… Но в глубине души ты всегда надеешься на нормальный день, даже если запретил себе и думать о таком роскошестве. В теплице приятно пахло теплой землёй, сырым деревом и чем-то горьковатым, травяным. Лили по дорожке прошла дальше, вглубь теплицы, где рядом с узким столом, на котором громоздились пустые лейки, из огромной кадки росло настоящее дерево, а рядом с ним ещё три, поменьше. Их тёмно-зелёная крона, по очертаниям похожая на Распределяющую шляпу, была сплошь усыпана сомкнутыми бутонами, узкими и длинными, почти с ладонь. — Ничего себе. Инсе подошла ближе. — Дурманное дерево, — кивнула Лили. — Вот-вот зацветёт. — Она наклонилась к бутонам. — Почти раскрылись, так что, может, даже сегодня, если ночь будет ясная. Дядя Невилл говорит, что в природе дурманное дерево больше и не найдёшь, только в теплицах осталось. — Судя по названию, ещё один ядовитый экземпляр из этой твоей «неядовитой» теплицы. — Только если его трогать, — пожала плечами Лили. — Сок ядовит, да. Из него можно сварить Дурманное зелье. — Дурманное зелье из дурманного дерева, — ухмыльнулась Инсе. — А там что? За кадками с деревьями валялась огромная коряга, будто случайно сюда попавшая. — О, это ещё одна гордость дяди Невилла. Инсе подошла ближе. Коряга сплошь оказалась покрыта пятнами разноцветной плесени и россыпью мелких грибов с куполообразными шляпками, на тонких ножках. — Поганки? — Нокс! — взмахнула Лили палочкой и длинные узкие лампы под потолком потухли. — Светящиеся поганки. Фосфорно-зеленые, мутно-голубые и розоватые, они облюбовали не только корягу, но и все укромные места в теплице, свисали с дурманного дерева причудливыми серёжками, вились под ногами вдоль тропинки, будто кто-то пролил на землю люминесцентную краску. Дурманное дерево светилось тоже. Совсем чуть-чуть, прожилки на сомкнутых лепестках переливались серебром, как кровь единорога. Инсе переступила с ноги на ногу. Если бы она могла выбирать ответы, как реплики в пьесе… По сценарию ей в этот момент совершенно точно полагалось восхищённо вздохнуть и сказать, как же красиво. Красиво, ещё как! Но Инсе даже представить не могла, что говорит это вслух. Инсе хотелось только уйти, поэтому она растерянно оглядывалась по сторонам. Завтра. Завтра всё это перестанет иметь значение. Она заставила себя улыбнуться. Иногда это помогало, внутреннее словно подтягивалось за внешним. На небе замерцали первые звёздочки, отстранённые и далёкие, они вспыхивали одна за одной, и Инсе от удивления задрала вверх голову. Звездочки двигались, кружились в воздухе, и их было так много, что совсем скоро Инсе перестала их различать. К потолку теплицы, танцуя и медленно струясь, поднималась серебряная река из мельчайшей, будто бы металлической пыли. Пыльца дурманного дерева! Инсе обернулась и встретилась взглядом с Лили. Та смотрела на неё и тоже улыбалась. — Я же говорила, что сегодня зацветёт! — сказала она, почему-то шёпотом. — Ты говорила — может быть, зацветёт. Надеюсь, она не ядовитая, — Инсе с недоверием покосилась на пыльцу. С каждой минутой ее становилось всё больше и больше, она стояла в воздухе мелкой крошкой, и не думая оседать. Лили скорчила Инсе мордашку. — И без смешных эффектов, — продолжила Инсе. — Мне бы не хотелось обнаружить себя в одном нижнем белье на барной стойке в «Кабаньей голове», — пробормотала она, но Лили всё равно услышала и расхохоталась в голос. — Я пойду открою окно, — ответила она. — Зачем? — только и успела спросить Инсе, но рыжая макушка Лили, мелькнув за мимблетониями, уже исчезла. Большая стеклянная створка на потолке отъехала в сторону с таким скрипом, будто жаловалась на весь свет, что ее потревожили. Серебристые нити и облачка пыльцы, подхваченные холодным воздухом, тут же взметнулись вверх. Внизу у земли всё ещё было тепло, так что Инсе зря схватилась за митенки. Инсе бросила прощальный взгляд на фосфоресцирующую поганками корягу, и вернулась на основную тропинку. Дурманные деревья стояли в мареве пыльцы. Бутоны на них разворачивались с мягким щелчком, будто кто-то невидимый открывал их ключом, как замок. У цветов совсем не было аромата, даже наоборот — пыльца глушила все посторонние запахи, оставляя пустоту. Совсем не тот эффект, которого ожидаешь от дурманного дерева. — Что вообще происходит? — снова спросила Инсе, когда Лили вернулась. — Увидишь, — заговорщицки подмигнула ей Лили, и тут же смутилась: — Ну… Я надеюсь, что увидишь. Дядя Невилл говорит, они почти всегда прилетают. — Они? То есть, светящиеся поганки, дурманное дерево, страшнющий урчащий кактус и прочие друзья садовода — это ещё не всё? — Не-а, — в тон ей ответила Лили, покачав головой, и ухмыльнулась. — Подождём? Инсе пожала плечами и сдвинула на край стола пустые лейки, освободив два места. Лили уселась рядом с ней. Разговор прервался. Вот так молчать было и хорошо, и тошно одновременно, и, наверное, если бы Инсе не пыталась изо всех сил придумать, что сказать, ей было бы гораздо легче. Пыльца струилась из открытого окна и ветер разносил ее по окрестностям, Инсе отчетливо видела серебряный шлейф над теплицей номер шесть и ещё дальше, почти у озера. — А, совсем забыла. — Лили полезла в сумку и достала оттуда шоколадное яйцо размером с гусиное. — Это от бабушки Молли. А это от меня. — Она достала ещё одно яйцо, поменьше, в канареечно-жёлтой обёртке. — Спасибо. Никакого ответного подарка для Лили у Инсе, разумеется, не было, а школьная сумка и без пасхальных яиц трещала по швам, под завязку набитая опусами Урвика, маячками, остатками материалов, пустыми зачарованными фиалами и прочими необходимыми для семикурсницы вещами, если та вознамерилась разграбить могилу прошлого директора школы. Инсе буквально чудом умудрилась впихнуть туда подарки, радуясь, что в темноте Лили вряд ли могла разглядеть, почему Инсе так долго возится. Если у короткой стрижки и были минусы, так это невозможность закрыться от остального мира волосами. Из плюсов — не так-то просто насобирать материала для Оборотного зелья, Розу Уизли оказалось достаточно по спине похлопать. Эта ночь, затем день и ещё ночь. Инсе как-то восемнадцать лет умудрилась протянуть, а сейчас минуты кажутся такими долгими, будто в каждую можно впихнуть несколько часов. Разумеется, если не думать, что на самом деле у неё совсем нет времени и она ни-че-го не успевает… И спать ей, наверное, не придётся до самого вторника. — Наверное, слишком холодно для них сегодня, — сказала Лили и вздохнула. — Жалко, но можно будет на днях снова сюда заглянуть, если хочешь. Деревья ещё неделю точно будут цвести. — Почему нет? — улыбнулась Инсе. Как легко, оказывается, обещать что-то, когда на завтра запланирован конец света. — Кого мы ждали-то? — спросила она, но тут же догадалась сама. — Погоди-ка! Умеют летать, не любят холод, можно приманить на пыльцу… Феи? — Точно! Они сейчас редко прилетают к школе. Кто-то говорит, что это они на профессора Флитвика обиделись — он перестал их приглашать на Рождество в замок, но на самом деле фей в последнее время всё меньше и меньше, вот и берегут их. — Я только на уроке по уходу за магическими существами видела пару. Лили кивнула. — А жаль, феи такие красивые. Но посеребрить крылышки пыльцой они обожают, так что к цветущему дурманному дереву прилетают часто. У Инсе легкомысленные и склочные феи особого отклика не вызывали, но крылья у них и правда были завораживающе красивые, ни одна бабочка не сравнится. — Ну, значит, в следующий раз нам обязательно повезёт, — сказала Инсе, снова удивляясь, как легко и непринуждённо звучит её собственный голос. — Пойдём тогда, отбой скоро. Лили спрыгнула со стола, а Инсе поймала себя на мысли, что осталась бы ещё на часик-другой. Просто посидеть в одиночестве и в тепле, в окружении светящихся поганок. — Да. — Она встала следом. — Мне ещё за завтра нужно повторить детрансфигурацию. — Роза говорит, у тебя хорошо получается, — приободрила её Лили. — Совсем чуть-чуть осталось. Скоро лето. — И больше никаких экзаменов, — не удержалась Инсе. — Ты так и не решила, что будешь делать после? — спросила Лили, когда они вышли из теплицы. — Нет, — Инсе покачала головой. — Вот совсем нет. Наверное, зависит от результатов ЖАБА. Зато она, неожиданно для себя самой, поняла, что решила другое — чем бы ни закончилась эта история с Бузинной палочкой, она расскажет Лили правду. Расскажет и всё тут. И воспоминание Слагхорна ей отдаст, и про Урвика… И про Гарри Поттера расскажет тоже. Если будет в состоянии, конечно. Инсе поднялась в башню Рейвенкло, но перед входом в гостиную остановилась в нерешительности. До отбоя оставалось минут двадцать, в гостиной сейчас полно учеников, а всё необходимое у неё и так с собой, даже верхняя одежда. Нет смысла привлекать к себе лишнее внимание. Снова воздав хвалу Розе Уизли за Дезиллюминационные чары, Инсе произнесла заклинание и развернулась вниз, к кабинету миссис Тренч. У неё наконец-то появился хоть какой-то план действий и надежда, что завтра не закончится поездкой в Азкабан. Смешно, но и за это Инсе должна была поблагодарить Розу Уизли, ну или её удивительного кавалера, который смог посреди каникул вытащить ее на концерт. Кабинет миссис Тренч находился на втором этаже, далеко от класса, где проходили Зелья. Как сказала Панси, когда они обсуждали, что изменилось в Хогвартсе, раньше там был кабинет преподавателя ЗоТИ, а сама должность считалась проклятой Волдемортом, потому что ни один учитель не мог удержаться на ней дольше года. Кабинет Северуса Снейпа стоял закрытым, как будто никто не мог определиться, что с ним делать, а миссис Тренч, видимо, не горела желанием торчать в подземельях дольше положенного — тут Инсе не могла не согласиться. Закрытые двери перестали вызывать у Инсе растерянность уже в первый месяц работы с Панси. После экспресс-курса по барьерным чарам и трудов Урвика она почувствовала, что вот-вот перестанет обращать на них внимание. Кусок деревяшки, да кусок металла — замок. Школьные коридоры опустели. Инсе затаилась у входа в кабинет миссис Тренч. А вдруг она ещё там? Проверяет последние контрольные или изучает план уроков, а тут Инсе — «Здрасьте, э-э-э… Не подскажете, как пройти в учительскую?» Инсе поморщилась от досады. Она, как назло, не знает ни одного заклинания, которым можно такое проверить. Когда специализируешься на гробницах, как-то не задумываешься, есть ли там кто живой. Гоменум ревелио, разве что, но использовать его незаметно — отдельное искусство, даже у Панси не всегда получалось, особенно если волшебник затаился и ждёт подвоха. Инсе прошлась по коридору, выглядывая из окон, будто темнота могла ей помочь, но так ничего и не придумала. Она вернулась к двери и, набрав воздуха в грудь, постучала. Громко, как будто от этого зависело, допустят ее к экзаменам или нет. Тишина. Ничего серьёзного на двери не обнаружилось. Воющее заклятье, сигнальные чары и запирающие чары. С последними справится простая Алохомора, а для воющего есть контрзаклятье. Сигнальные чары тоже можно обойти, но придётся повозиться. Инсе не хотелось рисковать и тратить время. Зато можно проверить маячки. Да, придётся истратить один, но Инсе удостоверится, что всё работает, чтобы завтра обошлось без сюрпризов. Маячок будто звенел у неё в руках, серебристо-серый и живой. Инсе не успела поднести его к двери, как почувствовала приятную тяжесть в ладони, словно кто-то потянул ее за руку. Маячок вспыхнул жёлто-зелёным. «Ага, это воющее заклятье», поняла Инсе. Она опустила маячок ниже, к замочной скважине. Зелёно-жёлтая волна внутри сменилась серо-стальной — запирающие чары. Инсе наклонилась к порогу, типичное место для сигнальных чар. Маячок сначала погас, затем внутри развернулась широкая лента тёмно-рыжего, почти кирпичного цвета. Инсе переложила маячок в левую руку и прошептала: — Партис Темпорус! В маячке образовалась сквозная дыра с блестящими краями, похожая на каплю расплавленного олова. С обоих ее концов внутрь протянулись тонкие нити. Лента с заклинанием запульсировала, разрастаясь, а затем изогнулась во вращающуюся воронку. Инсе залюбовалась миниатюрным смерчем, зажатым в руке. Отверстия закрылись, будто их и не было. Видимо, маячок вобрал силу заклинания в себя. Он очень сильно нагрелся, но не обжигал, хотя Инсе уловила едва ощутимый, но очень неприятный запах, который нельзя было ни с чем спутать — запах палёных волос. — Дуро! — произнесла она второе заклинание. Мячок в руке Инсе побурел и потяжелел, превратившись в странного вида окаменевший клубок, но Инсе было не до него — она выронила маячок из рук и схватилась за горло. Она не могла дышать. Дезиллюминационные чары разрушились. Инсе плюхнулась на пол. В голове промелькнуло, что, если кто-то сейчас зайдёт в коридор, то ее сразу же заметят. Хоть бы ее заметили. Может быть, ее успеют спасти. Смаргивая цветные мушки, мерцающие перед глазами, Инсе заставила себя отпустить горло и медленно, скорчившись, поползла к выходу из коридора. Внезапно всё кончилось. На очередной судороге грудная клетка послушалась и в легкие хлынул воздух. Инсе по-звериному всхлипнула и отползла к стоящим в нише рыцарским доспехам. Окаменевший маячок откатился в противоположную сторону и почти слился со стеной. Инсе прислушалась. Всё тихо, можно отдышаться. Она чувствовала себя… нормально. Перепугалась, конечно, но в списке побочных эффектов от самодельных магических штуковин временное удушье было явно не самым страшным, что могло произойти. Мучительная смерть там, например, или превращение во флоббер-червя куда неприятней. Она встала, подобрала сумку, убрала окаменевший маячок в карман и взяла волшебную палочку. Нужно поторапливаться. Может быть, она вообще не найдёт в кабинете Тренч Оборотного зелья. Дверь открылась с легким щелчком. Инсе юркнула внутрь и закрыла ее за собой, вернув запирающие чары на место. Конечно, вряд ли они ее спасут… Кабинет миссис Тренч больше походил на офис в Министерстве, который занесло в Хогвартс случайной магией, не иначе. Справа от двери высились два приставленных к друг другу шкафа. На полках аккуратными рядами стояли подписанные цветные папки — первый курс, второй, третий… Идеальный порядок. Инсе оглядела содержимое шкафов. Огонька на кончике волшебной палочки было достаточно, чтобы убедиться, что цвета миссис Тренч предпочитала самые унылые: тёмно-синий, болотно-зелёный, грязно-бордовый… Для расширенной программы шестого курса хватило двух коричневых папок. В кабинете витал лёгкий запах болотной тины, едва уловимый. Наверное, какое-нибудь зелье… Окна выходили во внутренний двор замка. Инсе вспомнила, что ей ещё тащиться на улицу и торчать там полночи, и то если повезёт и она быстро управится, и ей захотелось… Она сама не понимала чего. То ли собрать чемодан и уйти отсюда через Запретный лес напролом, то ли пойти и взорвать гробницу Дамблдора прямо сейчас. Может, одной Бомбардой она не справится, но если полирнуть сверху Редукто… Инсе вздохнула. Четыре металлических стеллажа с зельями стояли в нише слева. Найти нужный стеллаж и нужную полку не составило никакого труда. Уважения к миссис Тренч у Инсе заметно прибавилось. Широкая подставка под колбы стояла полупустой. Инсе чертыхнулась и пересчитала зелья. Двенадцать штук. Одна Сыворотка правды, три Напитка живой смерти — все от слизеринцев, и шесть — шесть! — Амортенций, кому она только нужна… И две колбы с Оборотным, только в одной была грязно-бурая, тягучая субстанция, похожая на вязкую глину, а во второй — довольно светлая рыжеватая жижа. Инсе прочитала фамилию на ярлычке удавшегося зелья. Селена Турпин, скорая слизеринская помощь. Инсе перелила зелье в свой фиал, чертыхнулась и вернула часть обратно, затем чертыхнулась ещё раз и снова опустошила колбу. Если она добудет завтра Бузинную палочку, то лично подменит работу Селены Турпин самым качественным Оборотным зельем, которое только сможет достать. Пустая колба выглядела подозрительно, и Инсе попыталась скрыть следы восполняющим заклятьем. Жижа получилась похожей по цвету, но Инсе сильно сомневалась, что зелье сохранило свои свойства. Такое количество зелья будет действовать почти час, может, чуть больше. Инсе хватит и пятнадцати минут, если повезёт. Всё, больше здесь делать нечего, ей ещё столько нужно успеть. Инсе снова замаскировалась Дезиллюминационными чарами, закрыла кабинет миссис Тренч и вернула на место защитные заклинания. Инсе шла к Белой гробнице и размышляла. Опыта в сложных или неоднозначных магических искусствах у неё было немного, а в волшебном мире она, получается, и десяти лет не прожила, но есть в тёмной магии что-то, что позволяет сразу почуять и понять — дело грязное. Наверное, Инсе могла догадаться раньше… Но она — не Лили, чтобы по паре ингредиентов, не думая, разобрать свойства зелья. Элементарная конструкция маячков объяснялась просто — почти вся работа шла за счёт ее, Инсе, силы. Зачем ещё использовать волосы волшебника, не для красоты же. Понятно, почему Урвик предпочел не афишировать своё изобретение. Только безумец согласится заплатить за то, что делали маячки, собственной силой, а взять чужую мог только по-настоящему дурной человек. Урвик наверняка принадлежал к последним, и он уж точно не подозревал, что найдётся идиотка навроде Инсе, которая не сразу сообразит, в чём дело. Тяжёлая сумка оттягивала плечо. Маячки, Оборотное зелье, фиал с длинным рыжим волосом Розы Уизли, карта берега у Белой гробницы, чтобы отметить места с чарами — Инсе четыре пергамента извела, чтобы получилось похоже… Неужели она на самом деле готова пойти на такое? Ещё не поздно от всего отказаться, повернуть назад. Не рисковать собой. Да и «от всего» — это слишком категорично, просто не рисковать лишний раз, где не надо. Панси бы наверняка сказала ей, что Инсе сбрендила такое вытворять. Если бы не таинственный кто-то, шарившийся у гробницы вчера ночью, Инсе бы с радостью согласилась отложить свой план лет эдак на десять. Она остановилась, огляделась в темноте и глубоко вздохнула. Странно, к полуночи как будто бы потеплело. Неподалёку слышался слабый плеск воды. Инсе почти пришла, но заставить себя идти дальше было сродни пытке, а развернуться обратно она никак не могла, ноги не слушались. Она чувствовала, как мелко дрожит под мантией. Чары. Она просто отметит все чары, для завтра. Может быть, у неё ничего не получится. Может, она проспит. Может, не сработает Оборотное зелье. Никто не нарушит правил. У гробницы будет дежурить МакГонагалл с поднятым по тревоге отрядом Авроров. Перед ее внутренним взором Панси скорчила полную горечи гримасу и возвела глаза к потолку. — Прости, — одними губами произнесла Инсе. — Пожалуйста, прости, — повторила она и пошла вперёд.

⁂

— Альбус. Альбус фыркнул. — Ты смотришь на меня как бабушка Молли, когда она увидела, что я таскаю шоколад из зачарованного буфета. Фоукс не ответил. — Да знаю я, знаю. Я не собираюсь здесь оставаться, буду ночевать в факультетской спальне, как примерный ученик. Я даже не пил. Дыхнуть? — Я бы и так почуял, — совершенно серьёзно ответил Фоукс. — Обоняние у фениксов в десятки раз острее, чем у людей. Альбусу оставалось только смириться, что шутку Фоукс не оценил. Он был таким восхитительно раздражающим, этот феникс. Альбус даже думать не хотел о том, что их связь вскоре сойдёт на нет. — Я не могу оставить эту штуку в спальне, — сказал он, доставая из сумки будильник. — Она ночью всех изведёт. Поэтому у меня к тебе просьба. Фоукс заинтересованно склонил голову. — Я хочу, чтобы ты запомнил, сколько раз и когда он прозвенит. Договорились? — Альбус… — Интонации у Фоукса были немного странными. — Помнишь, я тебе объяснял, что фениксы воспринимают время по-другому? Для нас у времени нет начала и нет конца, только люди делят его на отрезки. — Так бы и сказал, что не умеешь определять время по часам, — ухмыльнулся Альбус. — Считать-то фениксы умеют? Фоукс предостерегающе щёлкнул клювом. — Давай сюда свой будильник. Альбус поставил его на пол рядом с насестом. — Звени так, как если бы я здесь был, — сказал он будильнику, и это прозвучало нелепо и странно — как будто Альбус вдруг решил поболтать с тарелкой или слизеринским шарфом. — Не уверен, что это сработает, — честно сказал он фениксу. Фоукс наклонился к будильнику и повертел головой, изучая с разных сторон. — Может и сработать, — вынес вердикт феникс. — Не беспокойся, Альбус. Я послежу. — Спасибо, — вздохнул Альбус. — Тогда я… пошёл. Он не удержался и на прощание погладил Фоукса по жёлто-рыжим крыльям.