Слишком холодно

Она казалась веселой — пока зимнее солнце заглядывало в Нору, пока дом требовал к себе постоянного внимания — уборка, стирка, немытая посуда. Днем можно было придумать себе тысячу занятий. Ближе к вечеру, когда на дом опускались сумерки, Лили мрачнела, её взгляд, исполненный тихой грусти, словно цепенел. Инсе больше не видела, чтобы Лили плакала, но она постоянно тосковала по отцу, каждый вечер, едва ли не сильнее, чем по мужу тосковала миссис Поттер, — так почему-то казалось Инсе. Вот и сейчас Лили, не выдержав вечернего безделья, вытащила из закромов несколько бабушкиных коробок с пряжей и принялась заботливо раскладывать и сортировать нитки, кое-где спутавшиеся, кое-где истончившиеся от старости или проеденные мышами. Нора — она и в Африке Нора, что называется. Упырь на мышиное соседство в последнее время практически не реагировал. Инсе на месте Лили или Джинни просто вышвырнула бы эти коробки целиком. Толку возиться со старей пряжей. Да и зачем, действительно, если семейство Поттеров теперь в состоянии себе хоть целый прядильный комбинат выкупить... или как там делают пряжу волшебники. Инсе вздохнула, потянулась и, неохотно выпутавшись из пледа, пошевелила догорающие угли и подбросила в камин пару поленьев. Каникулы подошли к концу, на горизонте замаячили экзамены, и не ко всем Инсе была хотя бы приблизительно готова. Теперь, когда большая часть гостей разъехалась, авроры перестали рыскать по окрестностям, а Гарри Поттер обрел свое пристанище, наконец воссоединившись с родителями, наступило то время, когда всем нужно было раз и навсегда определиться, понять, как жить после утраты и что же делать дальше. Наверное, поэтому разговоров о Гарри Поттере в Норе по большей части избегали — мало кто мог похвастаться тем, что в состоянии вернуться к прежнему образу жизни, и, хотя открыто не расставался с компанией бутылки лишь дядя Джордж, запасы огневиски в погребе таяли на глазах. Иногда Инсе на несколько часов даже удавалось забыть, какую роль она сыграла в этой семейной трагедии, и с каждым разом жгучее, ноющее чувство отчаяния звучало внутри все тише. Она ясно понимала одно — если правда когда-нибудь выплывет наружу, ей несдобровать. Но с каждым днем вероятность того, что её раскроют, уменьшалась едва ли не в половину. Если она, Инсе, просто не будет высовываться, если и дальше будет притворяться маглорожденной сироткой. Даже небольшой части семейных средств, которые через год-другой получит в свое распоряжение Лили Поттер, хватит, чтобы обеспечить Инсе Торесен безбедное существование. Что там говорила давеча Рыжая? Жить в Норе, ни о чем не заботясь? Меланхолично убирать мозгошмыгье дерьмо в питомнике Скамандеров, на досуге повязывая шапочки? А почему бы и нет. Вряд ли Инсе от этого станет хуже. Она позволила себе жить на средства Панси, почему теперь не податься в приживалки к пятнадцатилетней девочке? Священник, служивший воскресную мессу в церкви Святого Доминго, часто трындел про то, как мешает праведному гордыня, которую нужно стараться всячески подавлять и сдерживать. Инсе, кажется, только что нашла уникальный способ полностью растоптать свою. В одном Лили действительно была права — если ни она, ни Инсе не планируют строить карьеру в Министерстве и не метят в авроры или целители... выпускные экзамены ЖАБА для обеих лишь никому не нужная формальность. Инсе может даже не возвращаться в Хогвартс. Кому она там нужна? Что она там забыла? К сожалению, действительно — забыла. Она могла сколько угодно думать, что не осмелится взять еще один грех на душу, да и грабить могилы — занятие не из приятных, но... разве могла Инсе сейчас развернуться и уйти, сказать себе, что не хочет больше иметь с этой историей ничего общего, что ей даже не важно, подтвердится её догадка или нет... Могла ли побороть соблазн, зная почти наверняка, где находится Старшая палочка, и зная, что она, Инсе Торесен, теперь её полноправная владелица. Вот такая злая ирония. Теперь, когда ссора с Панси, несчастный случай со Слагхорном, а затем с Гарри Поттером окончательно лишили Инсе последних связей с волшебным миром и со школой, она не могла не вернуться в Хогвартс. Одна из его неразгаданных тайн ждала её, как ждет хозяина верный пес. Впервые в жизни Инсе хотела, чтобы каникулы поскорее кончились, и торопила время. Лили сидела над одним мотком уже с полчаса — он ужасно спутался, будто лежал не в общей коробке с пряжей, а в корзинке для игривого котенка. Конечно, дело было не только и не столько в состоянии ниток. Причиной её медлительности стала почти привычная уже тоска. Еще никогда Лили не чувствовала себя настолько потерянной и беспомощной. Сегодня она, кажется, наконец приняла смерть отца как то, что действительно случилось с ними. Постоянное ощущение, что что-то не так, ушло. Лили перестала удивляться, что в стаканчике для зубных щеток теперь на одну меньше, что с вешалки в прихожей исчезла рабочая аврорская мантия, что никто не включает с самого утра маградио, чтобы послушать новости или трансляцию матча по квиддичу, что, когда она утром спускается к завтраку на кухню, оттуда не доносится голос отца. Лили как никто другой понимала, что её семья уже никогда не будет прежней. Любимчик Гарри Джеймс был еще не готов взять на себя роль главы семейства, хотя и старался быть взрослым изо всех сил. Альбус, раньше постоянно соперничавший со старшим братом за внимание родителей, давно перестал это делать — и на этом его тесная связь с матерью и отцом будто бы ослабла, а теперь, со смертью Гарри, окончательно прервалась. Он заботился о Джинни бережно, терпеливо, но отстраненно, будто внезапно понял, насколько велика её материнская любовь, и вежливо отступил в сторону, понимая, что не может ответить тем же и больше не нуждается в её обществе. Еще будучи совсем маленькой, Лили как-то пыталась придумать, какими будут её братья, когда вырастут и женятся. Джеймс представлялся ей с усами как у дяди Рона, в аврорской форме, степенно вышагивающим под руку с красивой, постоянно смеющейся девушкой, почему-то с карими глазами и каштановыми волосами. Но сколько юное воображение Лили ни билось над образом Альбуса, тот то читал книги в библиотеке, то читал книги дома, то читал книги... где-нибудь еще. И всё равно она поступила правильно — когда сказала Инсе то, что сказала. Что тут дурного? Может, хоть так до этой упрямой Торесен дойдет, что она больше не в мире маглов, где царит безразличие и жестокость, а в кругу семьи, где принято заботиться друг о друге и помогать тем, кто нуждается в поддержке. В кругу семьи, которую она, Лили, практически собралась бросить ради Инсе. Нет, с Хогвартсом мама наверняка поймет. Ужасно расстроится, конечно, но со временем примет выбор Лили. И дядя Джордж, и дядя Рон, к примеру, прекрасно обошлись без финальной аттестации, а самого образованного в семье дядю Перси за глаза никто кроме как «педантичным бюрократом» не зовет даже в его собственном Отделе магического транспорта. Даже в мир маглов отпустит — скорее всего. Главное ведь не где живешь, а как. Только вот что сказать маме, если она поймет, почему Лили приняла такое решение, если спросит, почему одной вскользь брошенной фразы Инсе «А если я не хочу жить в волшебном мире?» достаточно, чтобы уйти, а желания семьи и родных быть всегда вместе — не достаточно, чтобы остаться? Может Лили ответить на этот вопрос? Даже без необходимости дать четкий и обоснованный ответ, может ли она сама для себя, хотя бы внутри, чувством понять, зачем ей это нужно? Что, Инсе без неё не проживет? Конечно же проживет, куда денется. И нитки вдруг дрогнули в пальцах Лили. Она бросила быстрый взгляд на кресло у камина — на упрямый клубок из пледа, откуда торчала только мятежная макушка и как всегда неаккуратно собранные в хвост волосы. Не проживет. Нет, правда — не проживет ведь, упертая зараза Инсе. Поработает с годик в каком-нибудь рекламном агентстве, да и зачахнет. Большинству, конечно, этого не понять — им достаточно стабильного заработка, крепкого семейного очага и парочки увлечений, чтобы их собственная жизнь начала казаться наполненной, интересной и осмысленной. А Инсе... ну вот, пожалуй, единственное, в чем Торесен была действительно похожа на Альбуса, — им обоим требовалась некая цель, и отнять её было почти как лишить дядю Чарли его драконов. Стоит только вспомнить, как искрились её глаза, когда благодаря Панси у неё появилась возможность взглянуть на магический мир с изнанки или когда Инсе нашла способ разговорить профессора Слагхорна. Он умер так же глупо, как и папа. Наверное, «умных» смертей попросту не бывает. Когда Инсе вот так спокойно, завернувшись в плед, разглядывала огонь в камине, Лили было достаточно знать, что та не голодна, не болеет и в безопасности. Ей хотелось, чтобы у Инсе было много красивых платьев, которые она носила бы с удовольствием, ну или с удовольствием не носила бы, но чтобы они, эти платья, обязательно у неё были. Чтобы у неё был свой дом, уютный и теплый, где кто-то постоянно следил бы за порядком, пополнял запасы еды и проверял, не в первый ли раз за два дня Инсе соблаговолила позавтракать — выпив чай с печеньем. Чтобы Инсе плюнула уже на эту, двадцатилетней давности, битву за Хогвартс — ну что там за секреты, что за тайны, кроме очередной корзины с грязным бельем, на изучении которого специализируется Панси? Говорят, Паркинсон в первое же утро шныряла по этажам Святого Мунго, пытаясь разнюхать, в каком состоянии находится её отец, а до этого, почти в самое Рождество, выпустила эксклюзивную статью: «Шок! Скандал в звездном семействе Поттеров!». «Герой магического мира Гарри Поттер в канун праздника настолько разозлил супругу, что та, не выдержав, прокляла своего мужа Летучемышиным сглазом. По предварительным данным, незадачливому герою пришлось воспользоваться услугами целителей, и Рождество он проведет в больнице. Как утверждает проверенный источник из близкого окружения, цитирую: «Травма не такая уж и серьезная. Просто семейная жизнь Поттеров после стольких лет брака все же дала трещину, и Гарри просто не хочет возвращаться к семье».Возможно, известие о разводе появится уже в самом скором времени. Обещаю держать вас в курсе всех событий, Панси Паркинсон». Ох и мерзко. Как только у неё хватило такта не накатать еще с десяток таких — о смерти, о похоронах... или язвительный некролог на три страницы. Лили вздохнула. Инсе все равно сделает по-своему и до последнего не отступится от треклятого «я сама, я одна». Лили остается только быть рядом, без надежды хоть когда-нибудь разобраться в собственных чувствах. Вдруг все так, как говорит Инсе, и она действительно придумала себе то, чего нет? К чему эта натужная романтика? Разве желание заботиться, оберегать, делиться важным и проводить время вместе непременно должно быть связано с романтической любовью? Да даже объятия и поцелуи — вполне себе проявление обычной дружбы. Аккуратный изгиб шеи — Инсе склонила голову и смотрит на свое отражение, словно не узнавая девушку из зеркала, хотя вот она — в красивом синем платье. Инсе, насупившись, переписывает из тетради Лили состав зелья, которое проходят на втором курсе, потирая лоб и даже не пытаясь понять написанное. Инсе... кажется, уснувшая в кресле. Моток распутываться не хотел.