Тайная комната

«Слушай, я расскажу тебе сказку. Старую-старую сказку. О звездной ночи в колыбели, о тайных мирах Запределья». — книгочей-младший уже пять минут разглядывал бездумно сделанную им надпись на одном из свитков. В том, что почерк его — он не сомневался, что за бред о мирах Запределья — он понятия не имел. Провалы в реальности не прекратились, однако, Лави был хорошим учеником своего учителя, он научился удерживать тонкую нить, которая уходила в глубину его сна и скользил по поверхности, видя картины. Совершенно немыслимые картины. Он видел места, где никогда не бывал и даже не представлял себе в которой из вселенных они могут находиться, он видел людей, одежды которых были настолько чужды тем, что он видел вокруг, что нельзя описать. Иногда нить уводила в комнаты и залы дворца, иногда тонула в оранжевых закатах. Частым гостем стало видение зеркальной глади воды, она была безмятежной, гладкой, ни единого волнения, только вот чувство присутствия чего-то неодолимого, тяжелого и гнетущего на дне обманчиво беззаботной ласковой поверхности не давало отвести взгляд. Иногда ученик книгочея часами вглядывался, пытаясь разглядеть… что-то. Уже неделя прошла, как он отпросился на (в сущности) пустяковое задание. Учитель был занят — прибытие начальства ЧО еще никому жизнь не облегчало, а Лави отправил, чтоб под ногами не мешался, да за свой длинный язык не поплатился. Считай — каникулы. Вот Лави и отдыхал, по-своему, как водится. Свои видения-сны он обстоятельно записывал, и даже перечитывал на ночь, надеясь увидеть пробелы. Замкнувший круг слабел с каждым вдохом, ощущение неминуемого конца стекало струйкой пота по позвоночнику, его срок сна не вышел. Он проклинал чертовых экзорцистов, что так не вовремя вторглись в его владения. О, если бы он видел лица двоих из них. Чертова судьба-злодейка умеет шутить, даже с тем, кто шагнул за Грань. А ведь все так казалось легко. Он помнил тот миг, когда осознал, что время пришло. Магистр тайных искусств, уже не пятый или восьмой, нет, Верховный магистр тайных искусств при дворе его Высочества, фаворит и любовник, Тот, кто Прозрел и еще нескончаемое количество титулов… Он видел взгляд, полный немого восхищения и обожания взгляд седовласого мальчишки на принца. На Его принца. Взгляд оборванца Вайры, которого пожалел лучший мечник Запределья, которого взял во дворец, которого…пригрел, змеюку! Этот жалкий, маленький человечек посмел ТАК смотреть на Его принца. А принц улыбнулся в ответ. Не снисходительно, не ухмыльнылся, нет, он даже не разомкнул губ, но глаза его улыбались, смотря на Вайру. Что он там видел — один бог знает, может себя в его годы, а может… Магистр не стал гадать, он понял, что время пришло. Он не желает, не хочет, да просто не может потерять того, кому посвятил всю жизнь и еще тысячи жизней в придачу, да и из-за кого. Обряд он знал в точности, высокий титул требует высоких знаний. Знал, что может не вернуться — так вещали фолианты, а еще знал, что не может не вернуться — так решил он сам. В ту ночь тихо покидая покои своего принца, коснувшись губами его виска, магистр поспешил в дальние казематы замка. Не многое нужно было для приготовлений — лишь чаша, знание и вода. Замкнувший круг до сих пор помнит каждую секунду, что утекала тогда как вода сквозь пальцы. Встав пред наполненной чашей на колени, он начал читать. Слова заклинания переплетались в причудливых невидимых узорах, мерцающих то, как полуночные звезды, то как сапфировые глаза, то взмахивая крылом вольной птицы, то рассекая воздух острием клинка. Он все читал, и читал, и уже не понимал, что произносит, шевелятся ли его губы, и есть ли он. Он — это все, все, что есть над гладкой глянцевой поверхностью воды, она чиста и приветлива, она — Грань. Еще не поздно остановиться, еще не поздно взмыть вверх и упасть на каменный пол каземата. Но великая любовь есть великое счастье, а великая ревность — большое проклятие. Магистр, нет, теперь уже не магистр, сущность, душа, чувства, эмоции — клубок изумрудно-рыжих всполохов пламени стрелой пронзил водную гладь… чтобы увидеть солнечную украшенную гостиную, на окнах — легкие фиалковые шторы с серебряными шнурами незатейливого плетения, зеркала вдоль стен, на полу танцуют солнечные зайчики. Картинка размывается и приобретает другие очертания. Обеденная зала, Его Высочество снисходительно качает головой, в глазах добрая усмешка. По правую руку вездесущий Вайра уже совсем не выглядит как оборванец, остепенился, оперился, что-то втолковывает принцу. Еще картинка: кабинет, Вайра сидит за письменным столом наследника и высунув от усердия язык марает белоснежный лист чернилами, сам наследник стоит у окна, и судя по губам, что-то диктует. Водная ловушка все глубже засасывает изумрудно-рыжую стрелу пламени, еще чуть-чуть — и не выбраться, но он ищет, он хочет видеть, он хочет знать — где же ОН. В этой бесконечной круговерти еще несбывшихся событий он не видит себя, он не понимает, как такое может быть, ведь они с принцем почти неразлучны. Ему хочется кричать: «Черт возьми, где твой советник?!». Только водная муть уже превратилась в болото, только пламя стрелы почти угасло, только он не может не вернуться. «Когда Верховный магистр очнулся, ему захотелось отключиться опять. Тошнило так, что кишки скрипели, а стены перед глазами ходили ходуном. О том, чтобы в таком виде показываться принцу, не могло быть и речи. Дотащившись до своих покоев, советник провалился в глубокий беспокойный сон». Ученик книгочея сладко потянулся и зевнул. История получалась занятная и складная. Хитро подмигнув своему отражению в окне, Лави начал чуять в себе литературный дар, и на правах писателя с большой буква «ПИ» решил отправиться в местный кабак, для вдохновения. Канда твердо решил положить конец традиции совместных с Уолкером ночевок, потому попросил две раздельных комнаты у неуступчивого хозяина таверны, мотивируя последнего Мугеном. Ничто не предвещало беды, когда мечник привычно кинул плащ на спинку кровати и взял умывальный кувшин, чтобы воспользоваться по назначению. Он бы даже не удивился, если бы в дверь постучали. И даже вполне представлял себе, кто бы это мог быть. Но распахнутая с ноги дверь и влетающий с разбега Уолкер, на ходу встретившийся с пресловутым кувшином лбом повергли мечника в такое недоумение, что… он расхохотался. Глядя на мокрого, взъерошенного, с глазами по пять медяков Мояши, Канда просто взрывался от смеха. Кувшин беспомощно валялся на полу. Уолкер чуть менее беспомощно всерьез обижался на Канду, сидя в луже. — Спасибо, напарник, что сразу не убил, — сообщили с пола подозрительно шмыгая носом. — Скажи спасибо, что это не ночной горшок был, — все еще похихикивая ответил мечник, тихо радуясь, что это и вправду был не ночной горшок, а то опять бы ночевали в одной комнате, хотя… — Собственно, чем обязан вашему визиту? — Тут такое дело, Канда, понимаешь…в общем, тут одна леди попросила. — Кровать одна. — Да, я в курсе, так вот, у меня же двуспальный номер. — А у меня нет. — Да, так я к тому и веду, если бы вы поменялись… — Удачного лишения девственности, Мояши. — Да ты с ума сошел? Ты видел ее? Там три центнера живого веса! — Советую выбирать кровать покрепче, ну или. — мечник делает вид, что задумывается, — на полу, — И отворачивается. О да, виды за окном, когда там темень несусветная, это куда как важно, скотина ты безжалостная. Я от этой, не приведи господи, леди, два пролета летел. И прилетел — осматриваю учиненный беспорядок вокруг. И сыро. И куда идти — не возвращаться же к этой, она, небось, у комнаты ждет. И где ж я так согрешил-то в этой жизни? Вопрос риторический, отвечать не надо. Вот и буду сидеть тут, всю ночь, на полу, в луже, пусть тебе, гадина такая, стыдно будет. Прям так и тянет что-нибудь ляпнуть. — Все звезды пересчитал? Луна сегодня в Меркурии или в Марсе? — Смотрю, тебе хорошо по темечку прилетело. Штанишки сушить не пора? А то застудишь самое важное, лишишь человечество своего потомства. Угу, я помню, З — забота. Давлю лыбу во все 32, у Лави это прокатывает обычно, а мне еще место под солнцем, то бишь, на койке отвоевать надо. Канда выходит, возвращается ровно через пять минут с ключом, когда я уже успел встать, пнуть долбанный кувшин, едва не рухнуть повторно поскользнувшись на пролитой воде и почти заскучать. — Вдоль коридора и налево, в кладовую. Еще один звук с твоей стороны, одно шевеление в сторону моей комнаты… Канда не договаривает, но я ж ловок и проницателен, быстренько выхватываю волшебный, тьфу ты, просто ключик и сваливаю в направлении кладовки. А тут ниче так, колбаской пахнет. Он орал, он почти сорвал голос до хрипа и… ни черта не помнил. Связки давали сбой, голоса экзорцистов из сна фонили. Что-то произошло. Кто-то. Кто ни разу не хотел расставаться. А вот Юу был бы счастлив позабыть об этом, да вот только последствие пребывания в комнате не позволяет. Голова казалась улием безумных пчел-убийц, этот рыжий, Вайра, мать твою, Аллен и Гость, как они все… в его голове.этого не может быть! Мечник шкурой чувствовал, что надо залечь на дно, «принц из комнаты» желал знать — за что было заточение. Он проснулся. Сам про себя отметил, что зря, что этот треклятый мир поддостал на измене, а потом…бака усаги не любит предупреждать о своем появлении. И все стало хорошо, все спокойно. Странное чувство, как будто навязанное. Когда на пороге измученного кошмарами мечника появился кроль, удивился, пожалуй только умывальный тазик. Эта встреча была настолько правильной, логичной, как будто оба только ее и ждали. Для приличия кивнули друг другу, перебросились парой фраз, что-то про завтрак, про Мояши, которого пора вытаскивать из кладовой пока он все не сожрал, и стали собираться. В замок. В комнату.