Его глаза сказали все это. Я начинаю падать, И тишина оглушает меня, Голова идёт кругом… Через 24 часа На мою могилу положат цветы. Моя жизнь закончится сегодня вечером, Но я не потеряла своё Я. 24 (Jem)
Удивительно, как легко ей, в сущности, удавалось выводить его из себя. Около часа дороги они молчали, и эту тишину совсем нельзя было назвать напряженной — им вдруг стало плевать друг на друга: Кая сейчас заботило только то, как они выберутся, а Кэтрин… ее не заботило ничего, пожалуй. Впервые за долгое время она снова ощутила себя живой и поняла, как скучала по этому чувству. Однако даже молчание между ними не спасало Паркера от клокочущей в груди ярости. Его раздражало все: как она аккуратно и с деланной педантичностью вписывалась в повороты, как едва слышно барабанила пальцами по рулю… и особенно то, как она, шевеля губами, беззвучно подпевала одной из культовых песен Роллинг Стоунз. — Не могу больше слышать эту херню, — выругался Кай, когда осознал, что терпение заканчивается. Одним движением он выкрутил громкость на минимум, заставляя аккорды «сочувствия дьяволу» утонуть в тишине. — Нервишки шалят? — невозмутимо хмыкнула девушка, но веселья в ее голосе не слышалось, — Чем ближе мы к Портланду, тем сильнее ты злишься. Может, увидев свой дом, ты расплачешься… или попытаешься утопить меня в бассейне, как брата, — монотонно проговорила она, — Мне стоит об этом волноваться? Очередная волна первостепенной ярости ударила в голову. Какая напущенная, мать ее, забота! — Нет, — отчеканил Кай, сцепив зубы, — Волноваться не стоит: если я захочу избавиться от тебя, мне не понадобится бассейн. Кэтрин коротко хохотнула. — Охотно верю, — ответила она без тени издевки, — Сколько же шума мы натворим, когда выберемся… Губы девушки тронула сладкая улыбка предвкушения, и, вопреки ожиданиям юноши, этот жест не воспринялся его разумом с раздражением. — Ты не можешь знать, — многозначительно изрек он, но злости в голосе не было. Хотя… для него это ничего не значило: термин «социопат» подразумевал, что твои эмоции меняются со скоростью света. Сначала ты просто настроен скептически к окружающим, а уже в следующую секунду — хочешь их крови, — Что я не убью тебя быстрее, чем мы выберемся. Или сразу же, как мы выберемся, — Паркер на секунду задумался, — У меня столько вариантов! — Да брось ты, — она наигранно и совсем уж по-детски сморщила нос, в очередной раз напоминая Каю, что кукольного в ней больше, чем жуткого, — Из меня отличный компаньон. А если нет… Как только мы окажемся в реальном мире, я сама тебя уложу одной левой. Теперь настала его очередь смеяться.***
Всего полчаса понадобилось Каю, чтобы осознать, какую неисправимую ошибку он совершил, позволив этой взбалмошной и раздражающей его особе переступить порог дома, в котором он рос. И дело было вовсе не в том, что юноша, вновь окунувшись в атмосферу места, которого он никогда не мог считать домом, почувствовал себя выжатым, как лимон, нет. Все эти сентименты никоим образом не влияли на ход его мыслей. Кай был искренне рад увидеть свой дом в том состоянии, в каком оставил его в последний раз: мебель была разрушена, много вещей, которые Паркер всегда считал бесполезными, валялись на полу. Пятна крови на полу и стенах были еще свежими. Суть ошибки заключалось в том, что эта… (Юноша даже в своем сознании не мог подобрать правильного слова, чтобы обозначить ее в своих мыслях — называть девушку по имени он почему-то принципиально не хотел, какая-то часть души просто противилась этому… а другие «прозвища», к сожалению, некоим образом не подходили) эта особа умудрялась отпускать весьма нелестные комментарии, а иногда просто подленько хихикать. Именно последнее злило больше всего: Кай даже не догадывался, что послужило причиной очередного приступа веселья. Он прошел в единственную комнату, которую не тронул огонь его безумия — на кухню, убеждая себя, что его не волнует, что так искренне забавляет спутницу. Здесь было весьма уютно, лучи солнца освещали и без того светлую комнату, делая ее какой-то нереально… ангельской. Эти мысли заставили Паркера проронить нервный, но почти неслышный смешок. Сзади раздались легкие шаги, несомненно, принадлежавшие Кэтрин; Кай обернулся. — Только взгляните на эти щечки! — прохныкала она, держа в руках рамку для фотографий и не сдерживая улыбки, — Как из такого милого мальчика выросло это?! — одновременно девушка протянула руку в указывающем жесте и развернула фото к Паркеру, давая ему возможность рассмотреть то, что так умиляло ее. В простой деревянной рамке, которая не была испорчена никакими излишествами, вроде орнамента и прочего, виднелась старая, выцветшая от времени семейная фотография. Кая будто прошиб сильный заряд электрического тока. Он ненавидел эту фотографию так страстно, что мечтал сжечь ее каждый день своей прежней жизни… и сжег бы, когда разделался со всеми членами своей семьи. В кой-то мере, это было бы даже символично. Кай подлетел к девушке, резким движением вырывая фоторамку из ее рук. Спутница шумно выдохнула, но продолжала стоять на месте, без каких-либо эмоций изучая лицо напротив. Паркер пробежался глазами по фотографии, невольно задерживая свое внимание чуть дольше, чем следовало, на мальчике, стоящим поодаль остальных, с безжизненным взглядом, упертыми прямо в фотографа. Он прекрасно помнил, как в тот день, смотря на этого солидного мужчину, представлял, как смешно и жалко он будет выглядеть, если затянуть этот вычурный, строгий галстук так туго, как это возможно. Юноша со злобой отшвырнул фотографию — пролетев около метра, она встретилась со стеной и, с отвратительным звуком бьющегося стекла, упала на пол. Этот звук неприятно резанул по ушам Кэтрин, а внутри все взбунтовалось в ожидании своеобразной «грозы». Тяжелые дождевые тучи разразились практически мгновенно — Кай грубо припечатал ее к стене. Именно в этот момент девушка подумала, что прежний вампиризм был бы сейчас очень кстати — ударившись позвоночником о жесткую стену, она невольно осела. В глазах стало темно, а сбитый воздух, с шипением вышедший из легких при ударе, заставил Кэтрин на секунду испугаться, что она потеряет сознание. Но этого не произошло. К сожалению или к счастью. — Не заводись, — процедила она, стараясь не поддаваться ни одному из чувств, бушующих внутри, — Сейчас не время. Я пошутила, — губы тронула липкая улыбка, — Ты и сейчас ничего. Очень даже. В тот же момент Кэтрин весьма явственно осознала, что Кай хочет ее ударить. И в этот раз он не станет «промахиваться» — время уроков и нравоучений прошло. Теперь он ударит. Подобная перспектива не радовала, как в прочем, и не сильно пугала. Пугало другое. Пугало то, что творилось с взглядом Паркера. Девушка видела много безумцев за свою жизнь, но с такой смесью ненависти и ярости во взгляде сталкивалась впервые. В данную секунду Кай ненавидел абсолютно все: ее, этот дом, этот мир и, возможно, даже себя. В таком состоянии он мог без труда убить ее, даже если сделать это означало остаться в тюремном мире еще на пару столетий… или больше. Вот это пугало. Кэтрин по-прежнему цеплялась за жизнь, как делала это и всегда. — Кай?! — требовательно и с нажимом произнесла она. Голос не дрогнул, но толика страха в него проскользнула — это заставило Паркера по-хищнически оскалиться. — Ммм? — протянул он задумчиво, и в этот момент девушка подумала, что не хочет знать, что же именно творилось в его черепушке. Взгляд оставался затуманенным. — Бросать девушек об стены — плохой способ показать, что они тебе нравятся, — прошипела Кэтрин, не в силах ничего с собой поделать. Характер — вещь, которая не меняется в зависимости от того, являешься ты сверхъестественным существом или жалким человеком. Кай окатил ее тяжелым, ненавидящим взглядом внезапно проясневших глаз. Возможно, это и могло быть хорошим знаком… но только не в их случае. — Я придумал, — прошептал юноша, приблизившись достаточно близко к ее лицу, так, что губы буквально касались теплой щеки. Одной рукой он грубо сжимал ее плечо, а другой пытался нащупать что-то на столешнице. Кэтрин вовсе не смущала такая близость, чего нельзя сказать о Паркере. Именно сейчас, прижимая ее к стене своим телом и понимая, что он загнал ее в своеобразный угол… Кай внезапно осознал, что она была красивой. Все эти кукольные и слишком правильные черты лица резко стали ему симпатичны и это выводило из состояния равновесия. Сейчас ему нравились ее губы: немного пухлые, выразительные и… наверняка такие мягкие и податливые… Он хотел прикоснуться к ним, чтобы проверить, в действительности ли это так. Впервые он подумал об этом в спешке, когда они выходили из машины, и тут же прогнал эту мысль. Сейчас же, когда весьма стройное женское тело было так близко, эта мысль, успевшая стать навязчивой, вернулась. Рука, рыскающая по столешнице, все же нашла, что искала. — Не волнуйся, — успокаивающе прошептал Кай, когда с удовольствием отметил, что глаза Кэтрин с округлились, когда она заметила в его руке нож, — Я буду мягок. Девушка в очередной раз вскинула на него свои глаза — большие, с плескающимся в них липким шоком и одновременно самонадеянной искрой. У Кэтрин были продажные глаза. Чтобы понять это, не нужно было долго вглядываться в них — это было заметно с первого взгляда. Она хотела сказать что-то, уже открыла для этого свой рот, но лезвие ножа, мягко опустившееся на щеку, помешало ей. Плотно сомкнув губы, девушка мягко уперла свои ладони в его грудь в предостерегающем жесте, будто собираясь оттолкнуть, но не отталкивая. В ту же секунду в его сердце зародился очередной приступ ярости. — Я говорил не прикасаться ко мне, — ласково прошептал Кай. Этот тон никак не сочетался с водоворотом бессвязной злости, который захватил его в свои сети, — Говорил же? Кэтрин неуверенно кивнула. — Когда я только увидел тебя, — продолжил он, холодно сверля взглядом ее лицо, — Я уже знал, что этого не избежать. Со стороны ты не производишь впечатления умной девочки, — юноша хмыкнул, и в глубине глаз затеплилось что-то человеческое. Нож, который был так и прижат к ее щеке, медленно пополз вниз, — Однако… Кэтрин, — он с особой ругательной интонацией произнес ее имя. Впервые. — Ты производишь много других впечатлений. Она опустила глаза, следя за лезвием, застывшем на губах, тех самых, мягкость которых Кай… практически мечтал ощутить парой минут назад. Да он и сейчас бы не отказался, что уж греха таить. Кэтрин пару секунд просто смотрела в пол, словно боясь встретиться с Паркером взглядом, затем, похлопав ресницами и сбросив с себя какую-то из навязчивых мыслей, подняла взгляд, смело встречаясь с его серо-голубыми глазами. — Каких же? — произнесла она бесстрастно, подавшись вперед и будто не замечая, как при этом лезвие чуть грубее надавливает на губы. Кай проигнорировал этот вопрос. Внезапно его вновь заинтересовала новая игрушка — небольшой кухонный нож с рукояткой из дерева. Или… вернее сказать, его заинтересовало то, как выглядела Кэтрин, прижатая им к стене, беспомощная и не имеющая ни единой возможности сбежать? Он плавно повел нож вниз, при этом совсем немного оттягивая ее нижнюю губу — юноша старался не думать о том, как сексуально она выглядела в этот момент; обвел лезвием подбородок; «поигрался» с шеей, так и не оставляя ни единой царапины. В какой-то момент девушке подумалось, что Кай сейчас просто трахнет ее этим ножом — то, с каким маниакальным удовольствием он вырисовывал им невидимые узоры на ее коже, упрямо наталкивало на эту мысль. Продолжая смиренно стоять прижатой к стене и не в силах вымолвить ни слова, Кэтрин поняла, что в какой-то мере наслаждается тем, что вывела его из себя, доведя до такого состояния. Подобный «предмет гордости» был весьма… никчемным. И мог убить ее в любой момент. — Ты дрожишь, — с издевкой заметил Паркер, — Неужели боишься? — Ты себе льстишь, — в тон ему ответила Кэтрин, хотя… наверное, эта дрожь выдавала ее с головой. Он широко и весьма безумно улыбнулся. Нож заскользил ниже, не оставляя кровавых следов на коже; он дошел уже до выреза фиолетового топа («Дурацкий цвет» — отрешенно подумал юноша в ту секунду), и, опускаясь ниже, потянул ткань за собой, как балласт. В вырезе, ставшим слишком большим, показался край черного кружевного бюстгальтера. Кай присвистнул. Одновременно с ним Кэтрин издала какой-то неопределенный, сдавленный звук, похожий на стон облегчения и вздох безысходности. Даже она сама с трудом могла понять, что это было. Юноша же принял это, как свою маленькую победу: — Я еще пальцем тебя не тронул, а ты уже стонешь, — двусмысленно произнес он с ядовитой улыбкой, глаза сияли предвкушением, — Нехорошо. Не думал, что ты такая… чувствительная. Она коротко улыбнулась, будто найдя лазейку в сложившейся ситуации. — Ты не догадываешься о многих моих особенностях, — почти по-кошачьи промурлыкала Кэтрин, — Поверь. — Верю. — Слишком уж легко согласился Кай. Злоба из взгляда ушла, — Помнишь, как я пообещал, что как мы выберемся, я подарю тебе чье-нибудь сердце в красивой бархатной коробке со здоровенным бантом? Девушка молча кивнула. — Я передумал, если ты не возражаешь, — юноша широко и беззлобно улыбнулся, заставив Кэтрин подумать, что это, должно быть, самая очаровательная улыбка, которую она видела в своей жизни, — Я подарю СЕБЕ твое сердце на палочке и в карамели. «Валяй» — устало подумала девушка, — «К тому моменту я уже вновь буду вампиром и посмотрим, кому достанется чье сердце». — Боюсь, ничего не выйдет, — с театральным недовольством произнесла она, откидывая прядь темных волос, упавших на глаза, — Сердца у меня давно нет. Паркер одарил собеседницу многозначительным, но по-прежнему открытым и ни капли не затуманенным взглядом, наклонился, будто собираясь поцеловать. А может и правда собирался. А затем он одним простым движением засадил лезвие между ее ребер. Кэтрин даже не смогла вскрикнуть от этой боли: тело моментально парализовало, а голосовые связки были способны максимум на хрипы, которые и вылетали из ее рта. Девушку резко затошнило от ощущения поднимающейся вверх по пищеводу крови, и совсем скоро она почувствовала ее привкус во рту. Ноги подкашивались, скользили по полу. Часть тела будто билась в агонии, когда другая… просто вышла из строя. Кэтрин была уверена, что легкие не функционируют должным образом, потому что воздуха не хватало. Издав весьма громкий, булькающий всхлип, девушка все же проиграла сражение с собственными ногами — они, проскользнув по полу в последний раз, подкосились. Она упала прямо на Кая, уцепившись смертельной хваткой за его плечи. Пальцы Паркера пробежались по рукоятке ножа, пока лицо не превратилось в маску безумца: широкая дьявольская улыбка и горящие издевкой глаза. — А говоришь, у тебя нет сердца! — с возмущением произнес юноша, при этом вид у него был такой, будто его оскорбили, сообщив заведомо ложную информацию, — Вот же оно. Кай потянул нож на себя — Кэтрин хрипло вскрикнула, окончательно обмякнув в его руках. Тонкие пальцы, до боли сжимающие плечо, соскользнули вниз. — Ты… Не… Можешь… — прошептала девушка из последних сил. Но его главное преимущество заключалось в том, что он мог. Позволив Кэтрин упасть на пол, словно кукле, он молча переступил через нее и направился к выходу из дома. Улыбка больше не украшала его лицо.***
Когда приглушенный звук закрывающейся двери настиг ее, девушка расплакалась. Это было совсем не в духе Кэтрин, но… кому какая разница сейчас? У нее в груди разгорались пожары, а агония… агония брала верх над разумом. Жуткая боль, дробящая каждую кость в теле, не собиралась прекращаться и с каждым вдохом становилась лишь сильнее, а перед глазами плясали темные пятна. «Это конец» — подумала девушка, пока слезы продолжали самовольно скользить по ее щекам, — «В этот раз все действительно кончено». Только для Кая этот «тюремный мир» был вечен, она же явственно чувствовала, что умирает. — Не… Так. — прошипела Кэтрин так тихо, что даже сама не услышала собственного голоса. Кровь хлестала из раны фонтаном, даже тогда, когда Пирс из последних сил вцепилась в нее, надеясь хоть немного замедлить кровотечение. Алая липкая жижа просачивалась сквозь пальцы, с глухим, но одновременно громким и давящим звуком, падая на пол. Не. Так. Это было всем, что сейчас крутилось в ее голове. Не могла Кэтрин Пирс умереть вот так, лежа на холодном полу в лужице собственной крови. НЕ. ТАК. Не тогда, когда реальный мир был так близок. Она втянула в себя раскаленный, кажется, воздух, тут же заходясь приступом кашля. Если она не предпримет что-нибудь в ближайшее время, то просто истечет кровью. Это была самая отвратительная перспектива из возможных. Кай сделал это специально — девушка ни на секунду не сомневалась в этом. Не смотря на то, что знания в оказании первой медицинской помощи у Кэтрин были не велики (да и зачем ей это, она больше половины жизни была вампиром?!), она точно знала, что нож нельзя было доставать из раны. Он хотел, чтобы она истекла кровью. Не умерла от боли, а тем уж более — моментально, когда он вонзил нож. Кай ведь мог сразу ударить ее в сердце… мог, но не стал. Таков был его замысел. — Не. Так. — в агонии пробормотала Кэтрин, предприняв попытку сесть. Это отозвалось адской болью во всем теле, но одновременно с этим… весьма качественно прочистило мысли. Ей была нужна аптечка и что-то, чем можно было остановить кровотечение и наложить повязку. Причем, как можно скорее. Уцепившись пальцами свободной руки (вторая по-прежнему зажимала рану) за край кухонной столешницы, девушка попыталась встать, подтянувшись, но ей этого не удалось. Тело подкосилось и рухнуло обратно. Перед глазами пульсировала темнота. НЕ. ТАК. КАК УГОДНО. НО. НЕ. ТАК. Вторая попытка встать оказалась куда более удачной — боль Кэтрин пришлось проигнорировать, как бы тяжело это не было. Как только она оказалась на ногах — сразу же согнулась пополам, опираясь на светлый мрамор столешницы. Тяжело дыша и стиснув зубы до скрипа, девушка потянулась к одному из шкафов. «Боже, пусть аптечка будет на кухне!» — взмолилась она, — «Даже если я смогу подняться на второй этаж — до ванны я не дойду». Сегодня высшие силы были на ее стороне — заветная белая коробка и впрямь оказалась на кухне, в одном из дальних ящиков. Достать ее было проблематично, но Кэтрин старалась не думать об этом: чувство облегчения, охватившее ее, заставляло забыть даже о хлещущей крови. Ухватив аптечку, как спасительный круг ловят утопающие, девушка медленным, шатким шагом, двинулась в сторону гостиной. Прежде чем Кэтрин дошла до пункта назначения, ей пришлось пару раз остановиться, упираясь лбом в прохладную стену и восстанавливая силы. Когда же она вошла в гостиную, внутренне ликование уже било ключом. Оставалось совсем немного. Девушка двинулась к дивану почти уверенной походкой. Почти. Кромешная темнота вспыхнула перед глазами, и Кэтрин бросило в холодный пот. НЕ. ТАК. Она продолжила двигаться, хотя ни черта не видела перед собой. В ушах пульсировало, звенел какой-то отвратительный, низкочастотный шум. Но затем Кэтрин допустила непростительную ошибку, и, летя вниз камнем, проклинала только себя: запнувшись о собственную ногу, девушка потеряла равновесие и рухнула на пол. Она упала плашмя, и, несмотря на то, что ударилась она совершенно не сильно (или просто наконец перестала чувствовать боль?), поняла, что встать больше не сможет. Аптечка, которую Пирс так усердно сжимала в руке, укатилась в противоположную сторону. Какие-то жалкие остатки упорства все же оставались в ней, поэтому она поползла вперед. И, добравшись до дивана ползком, даже попыталась встать, проделывая с ним похожие манипуляции, что и со столешницей на кухне… Но встать так и не могла. Обессилено привалившись спиной к каркасу дивана, девушка закрыла глаза. «Не. Так.» — было последней мыслью в голове Кэтрин, прежде чем столь настойчивая тьма захватила ее в свои сети.