Я не лягу под ноги к тебе Никогда Вот так, раненым сердцем тобою Буду страдать Я не знаю, что у тебя на уме Да и не хочу За дикую радость, что даришь мне Не представляю, чем расплачусь
Rojden — Знаешь, моя душа рваная Земфира — Хочешь сладких апельсинов В тот вечер он был пьян и опьянен. Пьян от алкоголя, а опьянен — ею. Снежная буря добралась и до них: сгустила и так темные краски неба, спрятав под давящими, синими до черноты тучами звезды и луну; ветер уныло срывал с деревьев редкие и уже вялые листочки, стучал сухими ветками в окно, будто предупреждая людей о грядущей опасности, но не из милосердия, а со злорадством. В камине полыхал сизый, скупой огонь, так что комната находилась почти в темноте, и тяжелые бархатные портьеры, которые хоть и были отодвинуты в стороны, все равно будто поглощали свет. Тоненькая фигурка, почти тень, компактно уместилась в кресле так, что можно было бы различить только ее голову, кажущуюся огромной из-за объемных волос. На какую-то секунду ему стало интересно, почему она просто не легла спать, как делала это все это время. Неужели, ждала его? Он бы сейчас рассмеялся, но ему слишком пусто, как будто он достиг своего эмоционального эпогея, а затем все стремительно оборвалось, оставив равнодушный вакуум. Фигурка в кресле то съеживалась, опустив чуть костлявые плечи, то наоборот выпрямлялась — сказывалась ее постоянная привычка одергивать себя в случае неровной осанки. Дрессированная, как породистая собачонка. Джек затуманенным и рассеянным взором подметил, что она сменила платье на более удобное. Он вполне держал себя в руках, соображал, что к чему, а еще — ощущал огромный шквал эмоций, цунами будоражащих чувств. И усталость размером с валун. Была девчонка с преданностью: преданность циркулировала по ее венам и артериям вместо крови, наполняла ее легоночные мешки, плескалась в большущих чернильных глазах. Я убью за тебя. Я умру за тебя. Я отдамся тебе. Он фигурировал в каждой ее мысли, был во всех взглядах, вздохах (подожди, она изваяет тебе памятник из собственных слез). Что они, черт возьми, все находят в нем? Никакой риторики, это прямой вопрос: что они находят в нем? Дальше сливается: что видят они и почему так слепа Она? Мерида нервно и так сильно выстукивала пальцами, что, кажется, оставила на нем мелкие трещины. За окном прогремел гром (перед этим вспыхнула молния, но никто в комнате не обратил на это должного внимания). Снежная буря, как незримый третий актер их маленькой драмы нетерпеливо стучала в окно: «Можно, ну можно я уже войду?». — Что я делаю не так? — с нажимом на больное «что». Можно. Занавески тут же всколыхнулись от неожиданного и резкого порыва ветра, Мерида горделиво вскинула голову в немом: «Продолжай». Джек устало оперся ладонями о шероховатую деревянную поверхность шкафа. С неба посыпались, залетая к ним комнату, колкие и неприятные снежинки. — Что я делаю не так? — он с расстановкой отчеканил слова, повторив вопрос. Его голос звучал развязно и тихо, но все равно был слышен даже при свисте ветра. Фрост говорил чуть растеряно, чуть отчаянно, но без упрека, а с горьким любопытством. Джек словно так и ждал, что Мерида вытащит из-за спины листочек со списком действий, а он, смеясь, помчится их исполнять. — Ты так не хотела жить в своем замке, становиться королевой, править — пожалуйста, я забрал тебя. Приключений желала — пожалуйста, принцесса, я — лучший адреналин. Мерида яростно вцепилась пальцами в подлокотники массивного кресла, прищурив глаза, подобно змее перед нападением. Фрост предъявляет ей претензии? Раздражение и ярость удушающей волной прокатились по позвоночнику, она мысленно пожелала ему заткнуться (почему-то не озвучила это вслух, не страшно — неправильно). Дунброх, проглотив горький ком в горле, выдавила: — Я думаю, озвучивать причины своего недовольства слишком глупо и очевидно, да? Фрост провел рукой по серебристым волосам, не глядя и, кажется, не слушая ее. Два образа, яркие, но не четкие тени (черничная-горькая и алая-манящая), стояли перед глазами наваждением, память услужливо подкинула два контрастных ощущения. Он сравнивает Ее с Туоф. Он ни черта не понимает. — Почему ты отталкиваешь меня, будто я прокаженный? — слова давались ему с трудом. Джек смотрел прямо перед собой, даже не косясь в ее сторону. Он еще сильнее опустил голову, чуть слышно (она слышала) прошептав: — И почему Туоф готова принять меня, толком и не зная? Имя феи прозвучало резковато, ненормально, неуместно для ее слуха. Клокочущая ярость повалила к горлу, зажав его в тиски и перекрывая поступление воздуха в легкие. Мерида попыталась считать про себя, чтобы умерить свой пыл, но у нее под кожей начинался зуд от одной мысли, что в их с Фростом ситуации тот еще смеет возмущаться. Тяжелые портьеры ударялись о двери балкона, резкий порыв ветра ворвался в комнату, уколов кожу девушки холодными острыми иголками, как раз в тот момент, когда она выкрикнула: — Потому что она не знает тебя! И подавила в себе желание прижать ладонь ко рту. За ее спиной громко захлопнулись балконные двери; все выходы заперты, она в ловушке. На какую-то малодушную секунду она захотела просто спрятаться, уйти, убежать от этих слов, но ее ступни проросли в каменный пол — поздно. — Потому что… — ее потряхивало, колотило, но слова неконтролируемым яростным потоком срывались с ее губ. — Ты не похищал ее и насильно не держал в своем замке! — Ты пришла сюда по доброй воле! — злобно гаркнул Фрост, сжав бледные пальцы в кулак. Мерида в ярости чуть не затопала ногами, подобно маленькой девочке, но продолжила метать в него острые фразы-ножи: — Ты не обращался с ней, как с вещью! В этот момент Джек издал глухой, пугающий рык и так сильно ударил по древесине шкафа кулаками, что гардероб пошатнулся и, казалось, начал стремительно падать, но это существовало лишь в ее воображении. Фрост яростно и шумно колотил ногами мебель, отшвыривая в сторону низкие стульчики, брошенную на пол одежду, сносил статуэтки с полок, чтобы те с громким звоном падали на пол. Мерида невольно стала отступать назад, к креслу, но за ее спиной продолжал завывать ликующий ветер, словно подначивающий Фроста на еще большие разрушения. Буря дышала ей в спину колким дождем; буря пугала ее, почти швыряя в лицо осколки былой роскоши. Мерида была загнанным зверем средь них, этих Сциллы и Харибды. И если в спину ей дул ледяной, пронзающий до костей ветер, то спереди ее окружала огромная, удушающая волна жара, да и сам Фрост пылал, разрушая все на своем пути. Мерида продолжала отступать, пока не наткнулась на кресло и, легонько пошатнувшись, не рухнула в него. — Вот… — тяжело дыша, Фрост обвел пальцем комнату, — как я обращаюсь с вещами. Температура в комнате резко диссонировала, Мериду бросало то в жар, то в холод и трусило, точно в ознобе. Глаза застелила пелена, сквозь которую пробивался только пронзающий синий взгляд, бурлящее озеро серы и огня. — Ты и не надругался над ней, а потом позорно не сбегал, оставив ее! — отчаянно выкрикнула она. Тишину прорезал звон — стекло балконной двери, в очередной раз ударившись от резкого порыва ветра, не выдержало. Мерида дышала тяжело и судорожно, как будто высказала тираду, длинной с лекции ее матери, а не пару слов — слов тяжелых, каменных, сдавливающих хрупкие ребра, накаляющих и так острый комнатный воздух до предела. Девушка прижала руку к голове, пальцами запутываясь в спутанных локонах, болезненно оттягивая их. Как же зря, как чертовски зря. Потому что заколотить воспоминания деревянной дверью (дуб, крепкое), забив намертво гвоздями, в стократ проще. Не было этого, не было, я сказала! Джек шумно втянул словно наэлектризованный воздух через нос; Мерида сильнее оттянула волосы, подавляя в себе желание забиться в истерическом припадке. Она совсем неразличимо, одними губами шепнула: «Было», в то время как он внезапно начал кричать, почти надрывая глотку, а в каждом крике: вина, вина, вина, которая так и жжется. Боль исходила от него волнами — ядом в ее такие же больные кости. Дотерпелись. Домолчались. — …а что я должен быть сделать? — кричал он, как будто в воздух, в потолок, в равнодушные стены, оправдывался перед ветром и снегом — мерзость, мерзость, мерзость. — Сказать, что мне дьявольски жаль?! Фрост подошел чуть ближе и яростно бросил: — Так да, я, черт подери, СОЖАЛЕЮ! — он выбросил последнее слово в воздух, вжав руки в подлокотники по обе стороны от нее. Джек отчаянно пытался поймать ее взгляд, а затем понизил голос до низкого, чуть шероховатого шепота: — Только никому от моих сожалений легче не стало… По веснушчатым щекам покатились жалящие дорожки слез, которые она глупо вытирала костяшками пальцев; чувство вины с такой силой ударило под дых, что колени подогнулись, и он рухнул, повинно склонив голову. Мерида сильней вжалась в кресло и откинула голову назад, не желая смотреть на него. Ее шея оголилась, натянув до предела синюю жилку учащенного пульса. Джек боролся с внутренним желанием коснуться ее, успокаивающе провести по бледным коленям, запутаться в мягких локонах, вдыхая лесные ягоды, но он понимал, что девушка оттолкнет его, и будет права. Фрост был готов достать свой обоюдоострый нож и вручить Мериде, чтобы та могла запихать его ему в глотку, чтоб острие прорезало тонкую ткань кожи, внутренности, сломало ребра. И то легче было бы, чем выдержать этот взгляд лазурных глаз. Фрост, чуть прикрыв веки, отчаянно прошептал: — Прости меня… Я… — он замотал головой, — я не хотел… По спине девушки пробежала мелкая дрожь, а перед глазами то и дело вспыхивала яркая надпись: «Врет, врет, врет, ведь хотел же, хотел…». — …чтобы это было… Так. Мерида резко опустила взгляд на него как раз в тот момент, когда Фрост поднял голову. Мириады взрывов не сравнились бы с мощностью этого зрительного контакта. Буря затихла в один момент, как будто по щелчку пальцев. Ветер успокоился, перестал стучать, принося за собой разрушение, снег перестал холодить тонкую кожу, а в комнате воцарилась пугающая тишина. То ли Король Воздуха обуздал свою собственную стихию, точно лошадь, то ли она сама сдалась, не выдержав напряжения. Мерида сглотнула горький комок в горле, а затем почему-то сложила ладони на коленях в смиренном жесте. Взгляд Фрост словно выжигал ее изнутри. Острый, пронзающий и такой больный. Своей болью он ужасно сильно напоминал ей того пса с рынка, и эта мысль назойливо прокручивалась у нее в голове снова и снова. Могущественнейший из всех людей, магов, когда-либо существовавших или существующих, стоял перед ней на коленях. Радуйся, радуйся, ты доконала (а он совсем не выглядит жалко, и хорошо). Джек устало впечатался лбом в тонкую кость ее колен, а затем аккуратно стал прикасаться губами к тыльным сторонам ее рук, поцелуями выгранивая тысячи «прости» на бледной коже. «Прости». Внутренности скрутились в тугой узел. «Прости». Сотни мурашек пробежались по телу. «Пр…» — Прекрати, — слабо задрожал голос Мериды. Фрост нежно прижал холодную ладошку к своей горящей Сахарой щеке, полностью обхватывая ее пальцы и мягко прижимаясь губами к запястью. Он просил прощания не за содеянное, ему даже не стыдно — он извинился за то, что сделал это без ее согласия, за то, что лишил воли. Мерида неестественно выгнулась, не в силах забрать руку и отвести взгляд. Чертов Фрост уничтожал ее изнутри тотальной искренностью глаз, проклятой нежностью просто лез под кожу. Больше всего ей хотелось сейчас с силой оттолкнуть его от себя, прокричав очередное: «Чудовище», но тогда это бы не было правдой. Тогда девушка сознательно хотела довести его до точки, подначивала, издевалась, чтобы потом бросить правду в лицо. Бросила, умница. Джек понимает все и чувствует без слов. Его пальцы мягко скользнули по ее бедрам, вверх, сжимая талию, обволакивая. Фрост легко обнимал ее одной рукой за плечи, а другой едва касался ее спины; он словно отчаянно хотел прижать ее к себе, но боялся. Мерида неосознанно положила тонкие ладошки аккурат ему на лопатки, на место -удивительно — не выросших крыльев. Джек осторожно прижался губами к виску, а потом мягко спустился ниже, обжигая кожу своим дыханием. — Хочешь, проклинай меня, — жарко шептал он, чуть прикрыв веки, — хочешь, обзывай чудовищем, монстром, палачом… во всех смертных грехах обвиняй, мне не привыкать ведь… От него пахнет горечью, которая на языке так и жжется. И запах, и взгляд, и жесты — одна сплошная полынь. Горячий узел в животе скручивается еще сильнее, болезненнее. -…только не отталкивай, прошу, — рвано выдыхает он, сильнее прижимаясь губами к коже. — Все сделаю. Больно. Очень больно и горько. «Уберите это от меня, я не хочу», — она легко задрожала. — Отпусти… — жалобно, просяще, гордо, рвано, надрывно и плача. Огромное слово размером с небосвод и весом с белого кита сорвалось с ее губ. — Свободы хочется… Фрост хрипло, но тихо смеется, а затем легонько касается рыжих волос. Он расплетает тонкие ленточки с мелкой россыпью граната, вытаскивает их из рыжих кудрей, бросая их на пол. Он смотрит внимательно и так мудро, как будто знает все ее мысли; Мерида впервые так остро чувствует эту громадную разницу в триста лет. — Хорошо, — он улыбается слишком безумно, подымается с колен и резво шагает прямо по кровати, схватив девушку за руку. Они стоят на парапете балкона; Мерида оглядывается вокруг: иссиня-черная ночь с едва различимым Млечным путем и тучами, темный лес, зеркальная гладь озера, повсюду мелкие остатки снега прошлой бури. Фрост то ли играется, то ли ему всерьез так весело. — Если я пущу тебя сейчас, то ты вернешься к началу, попадешь в монархическое рабство и прочие прелести жизни инфанты. Настоящие короли и королевы скованы по рукам и ногам, — задорно и торопливо говорит ей он. — Я же предлагаю тебе истинную свободу. Прыгнешь? — Ты сумасшедший, — Мерида легко отстраняется от него, но тот все еще держит в своих руках ее ладонь. Пьяная поволока в глазах мага давно уже исчезла, он предлагает ей сигануть с балкона вполне серьезно. — Да ладно, Мерида, ты сама понимаешь, что я не намерен тебя убивать, тем более так сложно. «Я сам загнусь без тебя». Он легко целует тыльную сторону ее руки: — Или страшно, а, смелая? В глазах Мериды вспыхивает нездоровый блеск, азарт искристым огнем распаляет кровь; она надменно убирает свою ладонь, поворачивается к Джеку лицом и с легкой ноткой позерства, раскинув руки подобно распятому Христу, намеренно теряет равновесие. Мысли в ее голове отчаянно путаются, страх смешивается с невероятным ощущением полета — полета настоящего, даром, нет крыльев. Она совершает поступок, который в корне противоречит человеческой природе, но от этого еще веселее. Ветер свистит в ушах, далекие звезды блестят утренней росой. По-настоящему она пугается только тогда, когда понимает, что окна замка давно остались позади, а холодная вода озера уже дышит в спину. Мерида жмурится, понимая, что она повелась на это, как дура, как самая последняя идиотка. Последние ощущения перед смертью: чья-то сильная рука вокруг ее талии. Мерида выгибается дугой так, что кончики и пальцев, и волос касаются воды. Девушка поднимает веки и тут же встречается с лучом его пронзительно-синего взгляда. Если бы она смогла видеть себя в тот момент: ее же глаза распахнулись до размеров Вселенной и блестели настолько, что Фрост различает в этом блеске свое отражение; алые, налитые кровью губы чуть приоткрыты, а вся она — восхищение, восхищение, восхищение. Мерида запрокидывает голову назад сильнее, видит темно-зеленые травы озера, проводит пальцами по воде. И впервые так верит. Рыжие волосы издали кажутся огнем, и вода горит, горит…***
Мария Чайковская — Зима Она рисовала. Сначала водила серебристо-синими кисточками по оконному стеклу — у нее выходили замечательные округленные спирали. Приближалась настоящая зима, а пока ей хватит морозов, созданных гуашью. — Он такой смешной, — она улыбается, глядя на темную фигурку в небе. Когда-то он просто заявился к ней в башню, присев на каменный подоконник, и поинтересовался, что она рисует. — Солнечную систему. Она подарила ему то иссиня-черное полотно с мириадами звезд и планет. Он спросил, откуда; она ответила, знала всегда. — Я могу увести тебя отсюда, если ты захочешь. — А зачем? За ней шлейфом тянется шелк латунных волос, рядом с массивным, но по-детски украшенным балдахином стоит мольберт. Она берет маленькие банки с индийской (самой лучшей) краской, которую ей принес, конечно же, он; из цветов — угольно-черный, черничный и глубокий синий. С громким звуком краски ударяются о белоснежный мольберт и наляписто стекают разноцветными потоками; прямо голыми руками, пальцами водит по бумаге — это будет ночь. Ночь будет темная, вязкая, немного больная и не полностью отошедшая от бури. Она смотрит в окно — две неясные тени, больше похожие на дым, фантомные, зыбкие. В самом низу сочная и липкая зелень травы, леденящий душу холод стеклянного озера. Ей хочется больше золотого! Больше сияющих звезд, больше блестящих отражений, ей бы солнце — но вокруг темным шатром ночь. Две тени плавно вырисовывались на мольберте — одна крепко держала другую. — Не урони ее, Король Воздуха.***
Это была самая лучшая его сделка, которой, условно, и не было. Просто немое соглашение. Джек никогда не просыпался с ней и не ложился, но иногда Мерида все-таки ощущала его присутствие. Пусть постель была не смята, а воздухе не чувствовалось ни одного колывания, девушка знала — он был здесь. Утро всегда было обыденным, скучным: проснуться, отшвырнуть\оценить новое платье, заботливо приволоченное Фростом, поесть, уныло глянуть на грязный снег, стоя босиком на массивном балконе. От такой режущей глаз своей постоянностью обыденности хотелось вскрыть вены. Природу и замок окружила ленивая апатия, но больше всего Мериду коробила та бессмысленность, с которой все происходило. До этого вся ее в жизнь в замке сводилась на бесконечной борьбе с Фростом — сейчас же он сложил оружие. Король Воздуха просто заявлялся к ней, то громким голосом что-то задиристо выкрикивая, то внезапно материализуясь на кресле с самым угрюмым видом. Но приходил всегда — в с е г д а. И был на удивление уравновешен. Джек сам поражался тому, что прохладное, как августовские сумерки, спокойствие воцарилось в его душе. Им обоим стоило отдышаться, восстановиться, потому что жить в таком напряжении просто невозможно, иначе последний форт на пути к безумию рассыплется в пыль. За окном шел скудный, премерзкий декабрьский снег, который, смешиваясь с грязью, только усугублял положение. И не было ни грустно, ни тяжело, ни страшно — было никак; не было ни целого мира — разве что огромный каменный замок на двоих (то ли ад, то ли рай, кто разберет). Так же существовали и они: точно выщетенившиеся звери, сидели рядом, но, к несчастью, по разным углам.***
Мерида клевала носом, но крепко вцепилась пальчиками в огромный фолиант, лежащий у нее на коленях. Буквы расплывались у нее перед глазами, но отложить в сторону книгу она была просто неспособна, сейчас дочитает эту главу, а потом уже… — Ложись уже спать, — насмешливо улыбаясь, бросил Джек. Дунброх с трудом подавила зевок: — Я еще почитаю… — она прикрыла рот ладонью. — Интересно. — Могу рассказать, чем закончится, если хочешь. Мерида тут же встрепенулась и бросила на мага острый взгляд — мол, только попробуй, ага. Фрост широко усмехнулся, а затем щелчком пальцев материализовал в своих руках ее книгу. Он начал читать вслух с самого начала страницы; его голос — чуть хриплый и низкий — наполнял комнату словно туманом, мягкой обволакивающей поволокой. Девушка невольно растянулась, положив голову на жесткий подлокотник. Абсурдность всего происходящего слегка обжигало рассудок, мерно и тихо полыхал в камине огонь, а Фрост все читал и читал, читал и читал… Это стало самой странной и самой постоянной вещью в их жизни. Просто чтение, равнодушное к каким-либо войнам или борьбам, низкий голос, шелест страниц, редкие напряженные вздохи, торопливые, смятые вопросы и такие же быстрые просьбы не отвечать. Один раз Джек, не выдержав, с громким стуком захлопнул книгу и заявил, что это все ложь до последней буковки. Мерида, которая сидела к нему сравнительно ближе, чем в самом начале, раздраженно фыркнула: — А ты что, правду знаешь? — А ты уверена, что готова ее услышать? Дунброх немного дернулась («Лгунья, лгунья, лгунья!»), но утвердительно кивнула. Фрост положил руки на подлокотник кресла, скрестив пальцы домиком, и начал свой рассказ, еще столетней давности… — И что, и что, — Мерида нетерпеливо застучала пальцами, — он убил ее? Он, черт возьми, просто взял и убил ее?! Джек весело улыбнулся: — Что я слышу, принцесса, бранная ругань на ваших коралловых устах, ай-яй-яй, — глумливо воскликнул маг, а затем, пожав плечами, ответил на ее вопрос: — и да, он убил ее. Девушка откинулась на спинку дивана и замотала головой: — Я не верю. Он любил ее, он так ее любил! — Что за манера у женщин оправдывать все поступки любовью. Я же уже объяснял тебе про жажду и власть. Мерида сделала резкий выпад вперед и стала пристально вглядываться в его глаза, а затем задала волновавший ее вопрос. — То есть, ты предпочел бы видеть меня мертвой, чем в объятьях другого? Фрост хитро ухмыльнулся, обнажив белые зубы, и аккуратно взял ее лицо в свои ладони. — Я бы, принцесса, предпочел видеть тебя в своих объятьях, — он легко поцеловал ее в лоб. — Тебе пора спать. Джек нежно провел пальцами по ее рыжим кудрям, как вдруг та резко дернулась и встала с дивана. — Спокойной ночи, — холодно бросила она.***
В другой раз Джек появился прямо из окна: буквально влетел в комнату и со спины плюхнулся на тахту. Голову маг устроил прямо у нее на коленях. Неестественно выгнув шею и глядя на девушку снизу вверх, он торжественно вздохнул: — Ты не представляешь, как я устал, — Фрост спрятал лицо в ладонях. Мерида напряглась, словно струна, от такого неловкого и необычного положения. Короля Воздуха, казалось, ничего не смущало — он блажено прикрыл глаза и весело произнес: — Прекрасная мысль — лежать между девичьих ног.* Опять этот болезненный узел в животе; Фрост вставать так и не собирался. Мерида машинально потянулась к книге, лежащей на тумбочке, как вдруг он перехватил ее пальцы. — Они все лгут. Большинство из книг — лгут, — он прижал прохладную ладошку к своей щеке. Джек крепко сжимал ее пальцы и рассказывал о том, что есть мир, в котором единственное место, где нет вранья — это и есть книги. — Удивительное место… — медленно и тихо говорил Фрост. — Люди придумали, как связываться даже за сотни миль, чтобы молчать; по небу летают огромные стальные драконы… Дунброх рассеяно провела рукой и даже не заметила, как ее пальцы наткнулись на сухие, чуть ломкие волосы, она машинально потянула их, о чем-то задумавшись. — Я… — она прикусила нижнюю губу, — никогда не видела настоящих драконов, не то что стальных. Джек нервно сглотнул, чувствуя тонкие пальцы, легко касающиеся его головы. Наверное, уже лет сто (читай: никогда) никакая девушка не могла вызвать такую бурю эмоций одним лишь прикосновением. — Напомни мне… показать как-нибудь. Был бы котом — замурчал.***
Фрост нервно постукивал костяшками по подлокотнику кресла; стрелки часов коснулись цифры «ІХ», время тянулось как мед на грязных пальцах. — Чего ты ждешь? — спросила Мерида, сидящая на тахте, глядя в темную мглу неба — солнце зимой садилось ужасно рано. — Одного милейшего человека, — раздраженно бросил Джек, — который, со своей жалкой страной меньше моего замка, адски занят и может встретить меня только поздним вечером. Дунброх хмыкнула: — Я думала, ты просто нагло появляешься, когда тебе удобно. — Я бы с радостью, — он всплеснул руками, — но он огородил свою ферму заклятьем на крови, а против этого я, увы, бессилен. — Да ладно, неужели существуют такие вещи? Мерида припоминала: заклятье на крови, самое мощное из защищающих. Если на место оно наложено, то невозможно (как выяснилось, действительно невозможно) зайти на эту территорию, разве что с присутствием — с кровью, если в крайности, — кого-то из хозяев. Похожая защита стояла у нее в замке. -…а у него есть то, что нужно мне. Ну, по классике: всякие кретины владеют важными вещами… Мерида резко повернулась к нему, округлив глаза до размеров Тихого океана. — Мой замок, — отрывисто бросила она с чуть сбитым дыханьем. — Как ты вошел? Кто провел тебя? Одна только мысль, что какая-то крыса пропустила Короля Воздуха в замок… Дунброх резко вскочила с тахты и стала нервно расхаживать из стороны в сторону. — Потом. — Морозным холодом в голосе. — Имя! — немного истерично выкрикнула она. Она снова обернулась к нему, скрестив руки на груди; челюсти плотно сжаты, ногти больно впиваются в кожу, в глазах — кричащая ярость. — Скажи, какой урод помог пройти тебе. «Отлично, — промелькнула нездоровая мысль, — теперь есть кто-то, кого она ненавидит еще больше, чем меня». — Я вообще не планировал попадать к тебе в замок. Джек рассеянно взлохматил себе волосы, а затем подошел к шкафу. Быстро пробежав глазами по полкам, он достал оттуда какой-то флакончик. Мерида не могла видеть, как на мгновенье задержалась его рука в неком колебании. Он бросил на нее короткий взгляд, а затем подал то, зачем и шел. — Кровь? — ахнула принцесса, а затем свирепо поинтересовалась: — Ты силой взял ее, да? У кого, Хьюберта? Харриса? — Мерлин, Дунброх, — Фрост начал закипать, — еще раз повторяю: я не собирался проникать в замок. И да, советую всмотреться в бутылочку, — последняя фраза сочилась ядом. Мерида задумчиво повертела в руках флакончик, на котором золотом была выложена одна только буква — «Э». — Так, — девушка сильно сжала руку в кулак, грозясь разломать тонкое стекло, — что произошло? — Ничего особенного, — небрежно бросил Фрост. — Королева приходила ко мне за услугой. — Что ее может связывать с таким, как ты? — нетерпеливо выкрикнула Мерида. — Слушай, — с раздражением, — ты возможно не замечала, что Фергус, твой отец, правитель не из лучших, добрейшее сердце, но дурак. А вот Э-э-элинор… Совсем другое дело. Она держала всю политику в своей тонкой ручке, пока Его Величество король не изъявил желание вмешаться. Сила династии Дунброх тлела на глазах, а Фергус решительно отказывался от советов своей супруги. Мерида растерянно хлопала глазами, впервые слыша о таком. В который раз — прозрение, как она была слепа. — Намеревался переворот, — продолжал Фрост. — Пара знатных, жестоких и властных господ задумали посадить на трон Хэммиша, Харриса, не суть, в общем-то. И, пока не поздно, Элинор пришла ко мне за маленькой банкой с зельем, которое позволило бы ей управлять чужой волей человека, выпившего снадобье. Дунброх округлила глаза: — Мама собиралась подлить это отцу? — Нет, милая, тебе. Ба-бах. — Что? — она не поверила. — Элинор хотела посадить на трон и взять под контроль тебя. Чтобы ты смирилась со своей судьбой. Еще один удар — предательство самого дорого человека больно било под дых. У Мериды резко закружилась голова, а перед глазами встали вращающиеся круги. Да такого быть не может! — Ты врешь! — отчаянно выкрикнула принцесса. — Ты просто хочешь… — Чтобы ты разуверилась в своей семейке и ушла? — саркастично и неожиданно громко ответил Джек. — Мерида, разуй глаза: Элинор — политик, а потом уже мать. Именно поэтому я и пришел в замок, устроил разгром — она должна была осознать, что натворила. Мама. Даже будучи не самой лучшей, она не могла так поступить. Лишить ее свободы, возможности выбирать — даже чертов Фрост казался милосерднее. Глаза обожгли горькие, злые слезы, Мерида чувствовала себя маленькой девочкой — потерянной, брошенной. Кажется, оттого, что ее затрясло, она рухнула на кровать. Ну так не бывает — просто не может быть, не может существовать. Разуй глаза и не лги. Джек смотрел на это словно в оцепенении, не пытаясь даже вмешиваться — ему не нужно, ей тоже. Она только перестала обвинять его во всех смертных грехах, хотя, в целом, это имело смысл. Фрост аккуратно прикрыл дверь и привалился к ней спиной. Было ли это жестоким по отношению к ней? Едва ли. Люди заслужили или заслуживают правды. И Джек по крупицам выдал ее Мериде, не упомянув о паре фактов. Умолчал о том, как сцеловывал кровь с королевской руки. Умолчал о том, что Элинор никаким образом не удалось бы совершить переворот в свою пользу. Умолчал о том, что должен был привести два флакона — второй с ядом от горячо любящей супруги. Фрост, послав непунктуального заказчика с его человекофермой, медленно прошествовал в свой кабинет, надеясь сном пережить конец этого не самого лучшего дня. Лишь только отворив дверь понял — не судилось. — Сю-ю-юрпри-и-из! Джек недовольно скрестил руки на груди — в его кресле, развалившись и скрестив ногу на ногу, сидела Эренделл собственной персоной. — Приве-ет, Э-э-эльза, — он растянул гласные на такой же манер. — Напомни мне, когда я выдал тебе право на посещение моей скромной обители? Снежная Королева, с интересом разглядывая фигурки, лежащие на столе Джека, насмешливо подняла на него глаза. — Красивые, — Эльза стала вертеть в руках чернильную ручку. — У тебя все красивое, Фрост. Джек сразу понял — ничего хорошего эта встреча не сулит. В последний раз он обошелся с ней довольно холодно, да и весь вид старой знакомой просто кричал о ее уязвленном самолюбии. Нет, выглядела Эльза как всегда — прекрасно, даже завораживающе. Строгий костюм, элегантные перчатки, тонкая мундштуковая сигарета. — А она… — Снежная Королева выдержала драматическую паузу. — Она тоже красивая? — Эльза, — скучающе протянул Джек. — Что тебе от меня надо? Эренделл встала из-за стола и подошла к магу, цокая своими тонкими каблучками. В ее глазах читалось такое недоумение — искреннее, неподдельное (самое честное, что он видел за всю историю их знакомства). — Ну как, — она рассмеялась. — Питч лютует, говорит, ты совсем рассудок потерял. Фрост прыснул: — Тоже мне новость. Эльза осторожно провела пальцами по его воротнику. — А что же ты не рассказывал о милой ирландке… — Она из Шотландии. Время в комнате замерло. Два самых сильных мага, соперники, игроки, превратились просто в мужчину и женщину. Она говорила, не останавливаясь, второпях, даже не пытаясь его слушать. — …мы могли бы их познакомить, вот веселье было бы! Эльза подалась вперед, к двери, а попала в цепкие, но такие холодные объятья Короля Воздуха. Она яростно впилась ногтями ему в кожу, пока Джек коротко не шепнул ей: — Прекрати. — Я просто посмотрю на нее! — «Чем она лучше меня?». — Не убивай в себе единственное, за что я тебя ценил. Ему наверняка кажутся мокрые дорожки слез на ее щеках, определенно кажутся. Джек без зазрения совести выбрасывает Эльзу из замка. Через пару стенок мирно спит принцесса, не зная, что в этот вечер могла и не проснуться. *слова Гамлета из одноименной пьесы Шекспира. Принц был тот еще шалун ХD