***
Он крался через густые и высокие заросли тростника, осторожно ступая по вязкой, хлюпающей под ногами земле. Чёртовы болота. Он потерял здесь весь свой отряд — пятерых хороших воинов, причём лишь один погиб по вине природы; остальных убили шиноби клана Доку. Тобирама презирал этих людей; используя исключительно яд: на наконечниках стрел, на сенбонах, на лезвиях длинных узких кинжалов, в коварных ловушках, — они не выходили на бой, предпочитая нападать из засад. Тобирама уже три дня в одиночестве скитался по огромной топи, которой, казалось, не было конца и края. Без товарищей, практически без припасов, но зато с притупившейся от тотального недосыпа реакцией, он продолжал двигаться лишь только от мысли, что Хаширама с ума сойдёт, если в ближайшее время «любимый отото» не объявится со своей явно затянувшейся миссии. Да, сойдёт с ума… Погорюет, поубивается — а затем кинется к своему ненаглядному Мадаре и с удвоенной силой примется уговаривать его заключить союз. Так что жить стоит хотя бы ради предотвращения этого кошмара. Похоже, в этот день удача всё-таки изволила повернуться к Тобираме лицом: заросли стали медленно, но верно редеть, и впереди вроде бы наметился просвет. Ещё минут пять спустя Тобирама выбрался наконец с болота на длинную полосу луга, тянувшуюся до далёкого леса. Тобирама с невольным наслаждением втянул носом свежесть простора. Ещё немного — и дом, и тогда он, убедившись, что всё хорошо с братом и кланом, сможет наконец отдохнуть… Вдруг заросли за его спиной пришли в движение — и на Тобираму налетел кто-то, облачённый в чёрное. Явно не ожидавший наткнуться на преграду пришелец, чтобы не допустить своего позорного падения в грязь, рефлекторно вцепился в Тобираму. — Какого бидзю? — выдохнул Тобирама в черноволосую макушку, оказавшуюся на уровне его лица. — Ты?! — Учиха Изуна резко отшатнулся — Тобирама рубанул мечом по опустевшему пространству, где секунду назад стоял его старый противник. Они бы сцепились, как и всегда, однако тут из кустов выскочило четверо шиноби клана Доку — погоня, сумевшая ускользнуть от внимания измотанного Тобирамы. Он тихо цыкнул, злясь на себя, однако сейчас не до того. Шиноби бросились друг на друга. Уклонившись от удара длинного ножа, Тобирама пронзил одного из врагов катаной и атаковал следующего. Краем глаза он видел, как Изуна своим длинным мечом одним великолепным ударом снёс оппоненту голову, когда вдруг из зарослей сразу с нескольких сторон на них обрушился шквал сенбонов. Уворачиваясь, отбивая иглы, направленные в не защищённые бронёй части тела, Тобирама отскочил за пределы поражения и быстро осмотрел себя: вроде не задели. Как-то неожиданно рядом возник Изуна. Его Мангекью Шаринган сверкнул — и кусты вмиг объяло мощное чёрное пламя. Из зарослей доносились жуткие крики горящих заживо Доку, но вскоре стихли. — За погибших, — негромко, с ожесточением произнёс Изуна. Погасив пламя, он вытер рукавом кровавый ручей под правым глазом. Тобирама удобнее перехватил катану и указал остриём на него. — Как ты оказался здесь? — Миссия, — отозвался Изуна, медленно переводя взгляд на него — Тобирама тут же чуть отвернулся, избегая встречаться с противником глазами. — А ты? — То же самое, — ксо, вот почему надо было наткнуться именно на него? Тобирама предпочёл бы сейчас сразиться со всем кланом этих болотных дьяволов за раз, чем в своём нынешнем состоянии биться против Учихи Изуны. — Твой отряд тоже погиб? — вдруг поинтересовался он. — Да, — остриё клинка поднялось чуть выше. Изуна понял его бессловесное приглашение. Мгновенно вскинув меч, он атаковал, но Тобирама отвёл удар клинком, и шиноби стремительно отскочили в разные стороны. Не позволяя себе и секундной передышки, они вновь кинулись друг к другу, но вдруг Учиха… Упал. Проскочив по инерции мимо него, Тобирама резко развернулся, выставил мечом блок на уровне груди, готовый ко всему — но Изуна продолжал лежать, закусив губу, крепко зажмурив глаза. «Неужели он всё-таки поймал меня в гендзюцу? — с беспокойством подумал Тобирама. — Но когда он?..» С губ Изуны сорвался тихий, почти неслышный стон. Что-то не так. Всё же для гендзюцу это слишком. По-прежнему не рискуя подходить ближе, Тобирама осторожно прощупал окружающее пространство сенсорикой. Потоки чакры вокруг не нарушены — точно не иллюзия. Да и Изуна, похоже, не притворяется — его внутренняя энергия просто сходит с ума, сердце бьётся слишком, чересчур сильно, кровь приливает к мозгу. На бинтах на левой голени виднеется небольшое, медленно расширяющееся пятнышко крови. Яд. Неожиданно неприятно оказалось наблюдать за тем, как Изуна дрожит всем телом, обхватывая себя руками, силясь подавить новые стоны. Тобирама слышал, что яд, используемый кланом Доку, ужасен, но и предположить не мог, что настолько. Совершенно неожиданно в нём проснулось нечто, отдалённо напоминающее сочувствие. — Учиха, — тот промолчал, только сильнее прикусил губу, — я могу избавить тебя от страданий. — Мне не нужна жалость Сенджу, — через силу процедил Изуна. Он тяжело дышал, бессмысленно глядя в пространство тёмными глазами с полопавшимися сосудами на белках. Чуть постояв в раздумьях, Тобирама подошёл ближе и занёс над Изуной меч. Негоже такому воину умирать в конвульсиях от разъедающего его внутренности яда. Смерть от катаны чище, достойнее. — Мадара… — прошептал Изуна в пространство. Остриё клинка замерло в нескольких сантиметрах от него. Тобирама пристально посмотрел на Изуну, но тот закрыл глаза и впал в беспамятство. Решение пришло в считанные секунды, и Тобирама, уже мысленно проклиная себя за то, что собирался сделать, опустился на колени рядом с Изуной.***
Над полем пока ещё только предстоящего боя начало собираться вороньё. Громко хлопая крыльями, птицы кружили над отрядами двух кланов, готовившимися вступить в сражение. Стоя чуть позади брата, Тобирама внимательно изучал взглядом противников. Порывы ветра трепали лохматую гриву Мадары, бросая рваные пряди на лицо, но даже сквозь эту завесу можно было различить нездоровую бледность и тёмные круги под глазами. Изуна выглядел немногим лучше брата. Впрочем, Тобирама не питал никаких иллюзий: они с Хаширамой и сами были ненамного бодрее Учих, так же, как и враги, страдая от катастрофической нехватки отдыха и сна, вызванной участившимися в последнее время битвами. Взгляд Тобирамы вновь непроизвольно обратился к Изуне. С того случая на болотах прошла неделя, но это их первая встреча с тех пор. Что Учиха помнит? Тобирама надеялся, что ничего. Пускай себе считает, что его вовремя нашли и успели спасти соклановцы: так всем будет лучше. Хаширама и Мадара сорвались с мест одновременно, и это послужило сигналом для остальных. Прорубаясь через вражеский строй, Тобирама хотел обойти кругом своего основного противника, но тот первым нашёл его. С обнажённым, уже окровавленным мечом наперевес Изуна возник из гущи сражения как раз в тот момент, когда Тобирама извлекал катану из живота своего оппонента. Быстрое движение, короткий звон, клинки встретились — всё так же, как всегда. «Не помнит», — с облегчением подумал Тобирама. Это в значительной мере всё упрощало. Оттолкнув Изуну от себя, Тобирама нанёс режущий удар по его руке, но противник успел уклониться и сам перешёл в наступление. Оба они орудовали мечами так быстро, так ожесточённо, что не оставалось ни секунды, чтобы оценить общую обстановку на поле боя, даже на составление печатей для техник и то времени не хватало. Клинки вновь столкнулись, сталь заскрежетала о сталь. Какое восхитительное, безумно пьянящее чувство — сражаться с равным. В такие моменты Тобирама начинал понимать, почему ани-чан столь сильно дорожит своим явно затянувшимся противостоянием с Мадарой. «Мы ведь сражаемся на протяжении стольких же лет, что и братья, — вдруг подумал Тобирама, — и так же, как они, до сих пор не можем окончательно решить, кто сильнее. Почему так? Не можем же мы быть абсолютно равны…» На секунды погрузившись в свои мысли, он зазевался и пропустил сильный удар под дых. Отлетев назад и ударившись спиной о твёрдую каменистую землю, Тобирама стремительно вскочил, однако Изуна уже вновь вырос прямо перед ним. Тобирама не успел отвести взгляд, хотя бы даже моргнуть. Впервые за бой он встретился с Изуной взглядом — и тут же оказался парализован его гендзюцу. Ноги подкосились, и Тобирама упал на спину. Шум битвы доносился откуда-то издалека: видимо, в пылу своего сражения они ушли довольно далеко, сами того не заметив, — так что помощи ждать было неоткуда. Странно, но Изуна пока не предпринимал ничего, просто рассматривал врага у своих ног без какого бы то ни было выражения. «Ирония жизни, — подумал Тобирама. — Неделю назад всё было ровно наоборот. Не сглупи я тогда, сейчас клан Учиха был бы не столь силён, потеряв одного из лучших своих бойцов, Мадара был в отчаянии и зол, и от этого совершал бы в битве много ошибок, которые дали бы ани-чану возможность убить его… Давай же быстрее, — мысленно потребовал он, глядя в точку на щеке Изуны, не встречаясь взглядами, — покончим с этим». Выражение лица Учихи едва приметно изменилось: это было молчаливое одобрение. Всё-таки они действительно за прошедшие годы научились понимать друг друга без слов. Длинный меч сверкнул в лучах неяркого осеннего солнца. Набрав полную грудь прохладного воздуха, Тобирама приготовился встретить свою смерть, но неожиданно Изуна вместо того, чтобы вонзить в него клинок, сам опустился на противника. Усевшись на Тобираму сверху, прижал лезвие к его горлу. — Почему ты меня спас? Тобирама быстро моргнул. Хитрый паралич Учихи не затронул лицевых мышц, и Сенджу смог спросить: — О чём ты? — Думал, я забыл о том, что произошло тогда на болоте? — Рассчитывал на это. — Почему? — уточнил Изуна. — Стыдишься того, что спас мне жизнь? — Знаю, что это было неправильно, — отчеканил Тобирама. — Тебе чего надо, Учиха? — Я хочу понять, — упрямо сказал Изуна, оставляя без внимания его раздражение, — что остановило твою руку. Ведь не жалость же, правда? «Потому что это было бы позором — жить в осознании, что обязан существованием жалости врага…» Тобирама мог бы соврать, чтобы нанести Учихе напоследок хотя бы такой удар. Отчего-то предпочёл сказать честно: — Прежде, чем потерять сознание, ты позвал Мадару. — И что? — искреннее удивление мелькнуло в голосе Изуны. Тихо вздохнув, Тобирама смежил веки. — Я вспомнил свои чувства после потери младших братьев, — отстранённо произнёс он. — Мы с Хаширамой потеряли двоих, вы — троих. Повторения этого я не могу пожелать даже Мадаре. От такого заявления Изуна слегка вздрогнул. Его длинный хвост, выскользнув из-за широкого воротника, хлестнул Тобираму по щеке. — Я не ожидал от тебя такого, — произнёс Изуна каким-то другим, непривычным тоном. Не демона-Учихи — человека. — Я думал, ты ненавидишь нас всем сердцем… — он хмыкнул. — Представь только, каково мне было, когда я очнулся и осознал, что не умер исключительно благодаря тебе. Всю неделю голову ломал, ради чего ты помог мне. Я ведь, получается, теперь тебе жизнь должен. — Что? — Тобирама распахнул глаза, но в последний миг одёрнул себя, запретив смотреть в лицо Учихе. — Я должен тебе жизнь, — медленно, явно через силу повторил Изуна. — Это значит… — он поднялся и сделал шаг в сторону — непривычно не острый, не колкий мечник-катонщик с невероятным арсеналом пыточных гендзюцу, а кто-то, с кем можно разговаривать. Договариваться?.. Интересно. Вдруг Изуна наклонился вновь, сел рядом с ним на колени и положил ладонь на грудь Тобирамы. Секунда — и поток непривычной, неприятной суйтонщику огненной чакры прокатился по системе циркуляции, снимая гендзюцу. Получив свободу движения, Тобирама моментально откатился в сторону и припал на три точки, готовый отражать удар. Изуна, однако, не двинулся с места. Очень интересно. — Расслабься, сегодня я больше не нападу, — произнёс противник, складывая руки на коленях. — Сам-то себе веришь? — прошипел Тобирама, пытаясь понять, что задумал Изуна — такой странный, безумный, как все Учихи. Вот только безумный как-то по-особенному. — Нет, — спокойно признал Изуна. — Однако сейчас я не вру. Тебе пришлось повозиться с тем ядом, и я осознаю, что не зарезать тебя после твоей же собственной невнимательности — малая плата. Поэтому повторю: сегодня я не нападу. Кроме того… — он вдруг зевнул, быстро прикрыв рот тыльной стороной ладони, — я чертовски устал. Наблюдая за ним, следя за руками, Тобирама совершенно не понимал, что происходит. Что Учиха несёт? Почему он говорит то, что говорит, почему оправдывается и обещает? Какого бидзю?.. — Как же я устал, — повторил Изуна с грустным смешком. — От всего происходящего. Тобирама скептично поджал губы. Учиха устал от войны? Ну-ну. — Вот опять. Это лицо, — фыркнул Изуна, вдруг напомнив рассерженного кота. — Учихи ведь не люди, конечно, уставать от вида крови и кишок не могут — так вас учат, мм, Сенджу? Отвечать на этот вопрос Тобирама не собирался: зачем озвучивать то, что Учиха и так знает? Однако… — Не всегда суждения о врагах безошибочны, — сказал он, подбирая слова, ощущая себя словно и не на поле боя вовсе — скорее как на приёме у даймё. На переговорах. — Глупо считать, что со своей башни виден весь мир, то, что за горизонтом. — К тому же мы не за горизонтом, — Изуна посмотрел ему в лицо, однако Тобирама по-прежнему не рисковал пересечься с ним взглядом. — Мы рядом. — Чем ближе объект, тем лучше он виден, — заметил Тобирама. — Если только взгляд не застилает сотканная за годы сеть из поверий и шаблонов, — откликнулся Изуна, на острые ответы такой же скорый, как на ответные удары в бою. Тобирама задумался, а после слегка наклонил голову, соглашаясь. — Притом отринуть её непросто, — он посмотрел на катану, лежавшую возле Учихи. — Ведь соткана она кровью. — Болью и горем, — добавил Изуна. — Кроме того, сложно найти хотя бы даже причину попробовать от неё отказаться, верно? — Действительно, — вновь согласился Тобирама, увлекаемый разговором всё больше. Спокойный, вдумчиво рассуждающий, взвешивающий свои слова Изуна был чем-то новым, но однозначно заслуживающим изучения. К тому же, пока они говорят, второй по силе боец Учих не на поле битвы, не представляет угрозы для остальных — хотя бы даже ради этого стоит затянуть разговор. — А ведь наши братья пытались, — сказал Изуна, и Тобирама невольно нахмурился: вспомнил, какое у ани-чана было лицо, когда отец приказал ему убить мальчишку из вражеского клана. — И это ни к чему не привело, — ответил Тобирама резче, чем хотел. — Как считаешь, а могло бы? Ответить Тобирама не успел, даже просто подумать, что скажет ему — сенсорика подсказала о приближении двух источников мощнейшей чакры, и он поспешил подняться на ноги. — Тобирама! — донёсся до него голос брата. — Изуна? — прибежавший с ним, держась, однако, на расстоянии, Мадара удивлённо-вопросительно вскинул бровь, взглянув на своего младшего. Тот с невозмутимым видом неспешно поднялся с колен. — Бой окончен? — У нас сегодня ничья, — сообщил Хаширама, переводя взгляд с Тобирамы на Изуну и обратно. — Оба клана устали, еле переставляют ноги — себя самих ненароком не позакалывали бы. — Мы решили, что лучше будет на этот раз просто разойтись, — произнёс Мадара, к которому уже возвращалась обычная хладнокровность. Ани-чан повернулся к нему. — Послушай, Мадара… — Нет, — отрезал тот, властным жестом подзывая брата к себе. — Я не намерен вновь выслушивать твои бредни про союз. Хаширама и Тобирама тоже встали плечом к плечу. Несколько мгновений четверо шиноби лишь смотрели друг на друга, а затем Хаширама сказал: — Дело твоё. Давай, по крайней мере, дадим нашим людям пару дней на отдых. Мадара обменялся быстрым взглядом с Изуной — тот состроил не совсем понятное выражение, умудряясь выказывать одновременно и пренебрежение к предложению, и согласие на него, при этом полностью оставляя последнее слово за братом. — Хорошо, — кивнул Мадара в конце концов. — Перемирие продлится ровно три дня и ни минутой больше. — Выспись за это время хорошенько, — не преминул поддеть его Хаширама, единственный из их квартета выглядевший относительно бодрым, — а то у тебя такие мешки под глазами, что ещё немного, и сможешь использовать их вместо подсумков для снаряжения. — Что?.. Ладно, не важно, — Мадара махнул рукой и развернулся, взметнув длинной вороной гривой. — До встречи через три дня. — Ага, — отозвался Хаширама. Проводив бывшего друга долгим взглядом, он тоже пошёл прочь. Последовав за ним, Тобирама ещё какое-то время ощущал на спине задумчивый взгляд врага.***
Прошёл год. Столкновения с Учихами участились настолько, что и дня не проходило без хотя бы небольшого боя. Два клана стояли лагерями километрах в тридцати друг от друга, разделённые рекой, за переправы на которой происходило больше всего стычек. Это была хорошая земля, богатая и плодородная, идеальное место для длительного пребывания двух армий; фуражиры неизменно возвращались с полными руками, и это хоть немного, но грело душу. Сидя на футоне в одной из комнат их с братом небольшого деревянного дома, Тобирама отстранённо смотрел в окно, за которым мерно шумели деревья, качая туда-сюда кронами в такт дуновению ветра. — Скоро? — Уже почти всё, — сосредоточенно отозвался Хаширама, продевая иглу через кожу на боку брата и поддёргивая нитку, чтобы потуже стянуть шов. Есть раны, которые лучше зашить, чем залечить чакрой. Обычно Тобирама справлялся с этой задачей сам, но в прошлом бою кроме дыры в боку противник наградил его ещё и переломом двух пальцев. В принципе, это был сущий пустяк, скорость регенерации у Сенджу высокая, поболит недельку — срастётся, да и катану он в левой руке держать мог запросто, а вот иглу — нет. Так что пришлось полчаса выслушать укоры Хаширамы, что он себя совсем не бережёт, прежде чем ани-чан всё-таки взялся за инструмент. — Вы в последнее время сражаетесь слишком ожесточённо, — заметил Хаширама, не поднимая взгляд. — Вы тоже, — сказал Тобирама, наоборот, внимательно глядя на него. Ани-чан вздохнул. — Что поделать? — он проверил, надёжно ли закреплён шов, после чего поднялся на ноги и отошёл к столу. — Мы уже не дети, — погрузил иглу в глубокую миску с водой и принялся методично отмывать её. — Только за последний месяц погибло одиннадцать наших. Пора заканчивать эту войну. Тобирама ничего не ответил, продолжая молча наблюдать за его действиями. С братом в последнее время творилось что-то непонятное. Всё чаще он вёл себя уже не как беспечный самодур Хаши, но как глава клана Сенджу, спокойный и рассудительный. Что скрывать, Хаширама всё сильней начинал походить на отца — к бесконечной радости старейшин, естественно. По идее, и Тобираму должна радовать такая перемена: именно он был тем, кто чаще всех прочих в лицо бросал брату призывы повзрослеть. Однако же он, напротив, пребывал во власти какого-то странного, не совсем, казалось бы, уместного, но от этого не менее гнетущего чувства утраты. Положив чистую иглу к прочим своим медицинским инструментам, Хаширама отошёл к окну и направил взгляд за него. — Мадара уступает мне, мы с ним оба это знаем, — негромко произнёс он. — Время игр прошло. Я убью его, Тобирама. «Наконец-то», — должен был сказать он — но не смог. Нет, его вовсе не беспокоила участь главы Учих, но вот брат… Неужели после всего пережитого он сломался? — Это нужно было сделать уже давно, — продолжал тем временем говорить Хаширама чужим, отстранённым голосом. — Если бы я не был трусом и тряпкой, многие наши шиноби остались бы живы. — Их смерть — не твоя вина, — тихо сказал Тобирама. — Конечно моя. Как глава клана, я ответственен за всё, что происходит с моими людьми. — Хаши… — начал было он, но Хаширама перебил: — Наша победа должна быть полной, отото. Это значит, что и ваш с Изуной бой обязан быть завершён. — Я понимаю, — сдержанно кивнул Тобирама. Что ж, это логично. И это всегда было неизбежно. — Пришло донесение, что возглавляемую Изуной команду видели совсем близко к реке. Хаширама наконец перевёл на брата взгляд. Его голос не дрогнул, но в глазах на миг промелькнула горечь. — Ты знаешь, что делать.***
Над Страной Огня догорал закат, и глубокие вечерние тени уже залегли под пологом леса, у кромки которого столкнулись два отряда враждующих кланов. Шиноби не сказали друг другу ни слова — просто бросились в бой, с остервенением рубя противников. Не обращая внимания на сцепившихся Сенджу и Учих, Тобирама погнался за Изуной, который с первых секунд боя стал отступать в сторону от остальных: битвы младших братьев глав кланов были, конечно, не столь разрушительными, как у старших, но всё же прочим небезопасно находиться поблизости. Наконец Изуна решил, что они достаточно удалились, и перешёл в наступление. Его мощный Огненный шар Тобирама успел вовремя заблокировать Водяной стеной и тут же сам обрушил сильный водный поток на противника. Изуна подпрыгнул, перевернулся в воздухе и метнул кунай, который Тобирама легко отбил, а после приземлился на воду и тут же атаковал вновь, на этот раз врукопашную. Столкнулись мечи, раздался скрежет и звон — всё как всегда. Изуна опасен и остёр, не делает ни единого лишнего движения; Тобирама холоден и уравновешен, не смотрит ему в глаза. И это — норма. Нормально сражаться, ломать противнику кости и пускать кровь. Нормально видеть перед собой врага Учиху Изуну, вычеркнув из памяти того интересного, находчивого в общении собеседника, с которым как-то раз Тобираме довелось разговаривать. Шиноби вбежали в лес. Сумерки сгустились, и под пологом было совсем темно, но что значит темнота для таких шиноби, как они? День, ночь, зима, лето — декорации не важны в спектакле, где всегда лишь эти двое актёров. Ускользнув из-под удара, Изуна выскочил на небольшую поляну, посреди которой тянулось ввысь крепкое старое дерево. Ни секунды не медля, Тобирама последовал за ним, ступил на посеребрённую лунным светом траву и сразу, мягко ступая, перешёл в атаку. Но вдруг Изуна сделал то, что заставило Тобираму в растерянности замереть: остановился и опустил свой меч. — Тобирама, мне нужно с тобой поговорить. — Что? — он опешил на миг, но быстро взял себя в руки. — Обманный манёвр? — Нет, — Изуна покачал головой и воткнул клинок в землю, сделал шаг в сторону от него. — Выслушай меня. Тобирама с подозрением посмотрел на него. События прошлого года сами собой воскресли в памяти — не привычный, а тот Учиха, вдумчиво рассуждающий о клановой вражде. И вновь интересно почти до дрожи. — Говори. — Не уверен, как правильно обращаться с такими просьбами, — в тоне Изуны Тобираме послышалась тень нерешительности, словно он сам не знал, верно ли поступает, — но я хочу, чтобы ты помог мне прекратить эту войну. — Но разве не ты выступал против союза так отчаянно все эти годы? — хмуро спросил Тобирама, зная, что где-то здесь должен скрываться подвох. — Из-за позиции старейшин и большей части клана мне выгодно быть таковым, — ответил Изуна. — Меньше присмотра, меньше давления. Их хватает нии-сану из-за той давней истории с твоим братом: я видел, что бывает, когда выдаёшь свои мысли, и предпочитаю их скрывать. Тобирама слушал его с непроницаемым лицом, внутренне всё больше тревожась. «Что он задумал?..» — Допустим на миг, — произнёс он осторожно, — что я поверил в твоё намерение. Как ты собираешься добиться мира при всех условиях, о которых упомянул, при давлении? — Умерев. Тобирама удивлённо вскинул брови. — В смысле? — В самом прямом, — спокойно и даже несколько меланхолично отозвался Изуна. — Не хочу показаться напыщенным, но моя смерть многое изменит, в первую очередь для Мадары. Я люблю своего брата, как, уверен, и ты любишь своего, но отличие в том, что судьбы родных братьев в клане Учиха связаны между собой куда теснее, чем в других семьях, — едва заметная грустная улыбка скользнула по его губам. — Мадара любит жизнь, он видит в ней прелесть и смысл. Для меня же долг всегда стоял на первом месте. — Я не понимаю… — Тебе и не надо, — Изуна легко скользнул вперёд и, преодолев разделявшее их расстояние, остановился перед Тобирамой, безоружный, спокойный. — Возможно, однажды ты проникнешь в эту тайну, но пока не время открывать её. — Зачем ты говоришь мне всё это? — глухо спросил Тобирама, хотя и знал ответ на свой вопрос. Всё-таки он в самом деле научился хоть немного читать своего лучшего противника. — Потому что я хочу, чтобы именно ты, Тобирама, был тем, кто завершит мой путь. На миг прикрыв глаза, Тобирама вздохнул и воткнул собственный клинок в землю. Скрестил на груди руки, обдумывая. — Ты считаешь, что после того, как я тебя убью, Мадара согласится сесть с нами за стол переговоров? — Согласится, — с абсолютной убеждённостью, словно говорил о собственном решении, подтвердил Изуна. — Мой брат упрям и горд, однако он далеко не дурак. К тому же я знаю, насколько сильное влияние на него имеет Хаширама. Лишившись меня, Мадара непроизвольно, хотя сам наверняка будет это отрицать, потянется к единственному оставшемуся человеку, который ему по-настоящему дорог. Они покричат друг на друга, сразятся, а затем всё придёт в норму — это как когда рушишь плотину на реке. — Как-то уж слишком спокойно ты говоришь о последствиях своей гибели. — Шиноби всегда идёт об руку со смертью. Нет никакой разницы в том, кто первый предложит спутнику шагнуть за грань, — Изуна протянул ему руку. — Так что ты ответишь? Некоторое время Тобирама молчал, разглядывая его лицо, сегодня подсознательно не опасаясь глаз. Сколько ему лет? Двадцать три? Двадцать четыре? Он ведь не старше самого Тобирамы, а тому только зимой исполнится двадцать пять. Но почему тогда он рассуждает так, словно уже прожил долгую жизнь, всё попробовал, всё повидал? Конечно, их поколение выросло слишком быстро, проскочив мимо сладкой поры детства, но почему тогда один лишь Изуна так скоро состарился, стал мудрым?.. «Мне никогда до конца не понять Учих», — отстранённо подумал Тобирама, пожимая протянутую руку.***
— Изуна! Битва остановилась сама собой. Отвернувшись от Хаширамы, Мадара с неподдельным испугом кинулся к брату, поймал его, когда тот уже стал тяжело заваливаться вперёд. — Держись! С тобой всё будет хорошо… Тобирама развернулся и, тяжело дыша, обратил взгляд на Учих. Старший поддерживал бледного, стремительно теряющего кровь Изуну, даже не пытаясь скрыть волнение, ещё больше усилившееся, когда перед ними возник Хаширама с клинком в руке. Выражение лица ани-чана заставило Тобираму непроизвольно вздрогнуть — таким холодным, бесстрастным он не был ещё ни разу. Мадара поднял взгляд на него. Сейчас, израненный, обеспокоенный, он вызывал тень сострадания даже у Тобирамы. Глаза ани-чана оставались всё так же пусты. Он направил на Учих меч. — Хаширама… — проговорил лидер вражеского клана. — Мадара, — в голосе брата был лёд, — тебе не победить меня. «Ну же, Хаширама, — мысленно умолял Тобирама, не решаясь двинуться с места, — вернись!..» Мгновения словно бы превратились в годы, а главы двух кланов продолжали смотреть в глаза друг другу. Но вдруг во взгляде Хаширамы что-то дрогнуло, всколыхнулись воспоминания, сломав непроницаемую стену, которой он в последние недели ото всех отгородился, — и клинок вонзился в землю. — Зачем нам продолжать это? Если два сильнейших клана — Учиха и Сенджу — объединятся, другие поймут, что им не тягаться с нами, и тогда война затихнет. Вот это уже слова действительно Хаширамы, а не того человека, которым он на время стал. — Ну же, — он шагнул ближе и протянул другу детства руку. Мадара колебался. Тобирама представить себе не мог, что происходило в тот миг в его голове, однако в итоге Мадара сделал мелкий шажок вперёд. — Нет, нии-сан! — прохрипел Изуна, поднимая голову. — Не верь ему! Неужели ты забыл, что они убили стольких Учих?.. Оторвавшись от Мадары, взгляд Хаширамы скользнул к Изуне, и в нём отразилось удивление пополам с пониманием и сочувствием — да, теперь это и в самом деле прежний Хаширама. Тобирама же продолжал молчать. Он не знал до конца всего плана Изуны, но был совершенно уверен, что тот понимает, что делает. Поразительно — так верить в своего врага. Мадара нахмурился, а губы его сжались в жёсткую линию. Бросив дымовую гранату, он вместе с Изуной скрылся с поля боя. Сенджу не преследовали их: оба понимали, что младшему Учихе жить осталось совсем немного, и не хотели погоней мешать братьям проститься. Пережившие сражение противники, видя, что глава их клана отступил, сложили оружие и сдались на милость победителей. Хаширама выглядел вполне довольным, принимая их капитуляцию и раздавая указания собственным подчинённым, а вот Тобирама мог лишь молча стоять в стороне, стеклянными глазами наблюдая за разоружением Учих. В его голове стучало лишь одно слово, слетевшее с губ Изуны, когда клинок сделал своё дело: «Спасибо».***
Его вынесло из чужих воспоминаний волной жгучей боли. — Ты… — проговорил Мадара, скрипя зубами. — Моей вины здесь нет, — ледяным тоном отчеканил Тобирама, и прозвучала эта фраза так, словно он не единожды повторял её себе самому. — Это была целиком и полностью инициатива Изуны. Зря он это сказал: в следующую секунду рука Сусано с огромной силой приложила его головой о стену тоннеля. К счастью для Сенджу, он был воскрешён, а потому быстро восстановил расплющенную половину головы. Мадара резко отшвырнул его в дальний конец хода, где виднелся метров через пятьдесят тупик — Тобирама впечатался спиной в покрытый илом камень стены и грохнулся наземь, но тут же вскочил и сам ринулся на врага. От страшной смеси шока и ярости Мадара плохо контролировал Мангекью, и Тобирама, улучив момент, когда в Сусано открылась брешь, нанёс чёткий удар противнику по скуле, а вторым почти сломал ему нос — брызнула кровь, быстрыми ручейками стекая по губам и подбородку. Окончательно утратив всякий контроль над собой, Мадара со звериным рыком кинулся на чёртова альбиноса, и секунду спустя они уже катались по мокрому полу. Оказавшись сверху, Мадара с силой придавил врага к полу и принялся методично избивать его. — Как ты смел столько времени скрывать это от меня, подонок?! — он весь кипел, и будь Сенджу жив по-настоящему, его лицо уже превратилось бы в кровавое месиво. — Сам не лучше, идиот безглазый! — огрызнулся в ответ Тобирама и заехал ему локтём по болевой точке на ноге. Мадара зашипел и на миг остановился, но и этого Тобираме хватило, чтобы повалить его на спину и уже самому оказаться сверху. — Ты жил с ним под одной крышей и ничего не заметил! Какой из тебя после этого брат?! — Закрой пасть! — Мадара извивался и лягался, но Тобирама буквально прирос к нему, решив ни за что не уступать позицию. — Что здесь происходит?! В следующий момент кто-то сдёрнул ожесточённо сопротивлявшегося Тобираму с Мадары и отволок в сторону. Кое-как приподнявшись на локтях, Учиха зло зыркнул подбитыми глазами на Хашираму. — А ты тут что забыл?! — накинулся он на друга. Тот вздрогнул и в непонимании на него уставился. — Мадара-сан, — на колени рядом с предком осторожно опустился Итачи, — довольно. Мадара перевёл на него свирепый взгляд, однако Итачи его выдержал. Почему он так спокоен? Даже молодой и горячий Саске, и тот предка побаивается, но вот его брат… «Изуна тоже никогда не боялся, — вдруг с горечью подумал Мадара. — Что бы я ни делал, какой бы ужас ни наводил на окружающих, даже на собственный клан». Сделав глубокий вдох (боль тут же обожгла грудную клетку — наверняка трещины в рёбрах), он положил руку на плечо Итачи и медленно сел. Всё ещё удерживаемый братом Тобирама бросал на Мадару поистине испепеляющие взгляды и скрежетал зубами, но пока молчал. Рядом с Сенджу застыли их преемники-Хокаге, однако оба — неожиданно — смотрели вовсе не на основателей Конохи, а на спокойно поддерживающего предка Итачи. — Что вы на этот раз не поделили? — спросил Хаширама — наверняка это он почувствовал всплески чакры и приволок остальных проверить, всё ли в порядке. — Не твоё дело, — вновь ощетинился Мадара. — Захотелось по старой памяти набить твоему брату морду, что такого? — Кто ещё кому набил, — процедил Тобирама. Все его повреждения уже самостоятельно восстановились — чёртова Эдо Тенсей. Мадара презрительно скривился и сплюнул кровь. — Как же вы оба мне дороги, — устало вздохнул Хаширама и решительно поднялся на ноги — редко когда можно увидеть его настолько серьёзным. — Хирузен, отведи Тобираму обратно в Тайную комнату и проследи, чтобы твой учитель не покидал её до моего возвращения. Итачи, я могу воспользоваться твоими комнатами? — тот сдержанно кивнул. — Тогда, Минато, перемести нас троих туда, после этого возвращайся и помоги Хирузену. — Как скажете, Хаширама-сама, — Минато подошёл ближе и по очереди переместил Хашираму и обоих Учих в потайной ход неподалёку от апартаментов Итачи, где была установлена одна из многих разбросанных по Хогвартсу меток Хирайшина. Едва оказавшись в коридоре, Мадара попятился и тяжело привалился боком к стене. Всё-таки, несмотря ни на что, Тобирама оставался сильным бойцом, и раны после стычки с ним придётся зализывать ещё долго. Бросив быстрый взгляд на друга, Хаширама шагнул было к нему с явным намерением подставить плечо, но Мадара демонстративно отвернулся и сам медленно направился вслед за Итачи, опираясь рукой на стену. Слышал, как Хаширама устало вздохнул за его спиной, но от комментариев воздержался. Заклятьем отперев дверь кабинета, Итачи первым вошёл внутрь и, взмахнув палочкой, развёл в камине огонь, после чего ускользнул в спальню. Добравшись до кресла, Мадара развалился в нём, запрокинул голову, прикрыл глаза. Он уже начал успокаиваться и обдумывать произошедшее, однако от этого становилось только гаже. Как он мог и в самом деле не заметить перемен в брате? В детстве и юности они были близки настолько, что делились абсолютно всем — когда же это изменилось, когда они начали отдаляться и хранить тайны? И зачем он, Мадара, накинулся на Тобираму, единственная вина которого заключалась в том, что именно ему Изуна по некой причине решил довериться?.. Раздался тихий стук закрываемой двери, а затем лёгкие шаги — в кабинет вернулся Итачи. — Дай это мне, — негромко произнёс Хаширама. Несколько мгновений спустя Мадара ощутил на своём лице прикосновение чего-то холодного и мокрого. Недовольно нахмурившись и открыв глаза, он наткнулся на спокойный взгляд друга. Хаширама сидел на подлокотнике его кресла и аккуратно стирал кровь с лица влажным полотенцем. — Прекрати, раздражает, — буркнул Мадара и попытался оттолкнуть его руку, но тут же пальцы Хаширамы крепко сжали его запястье. — Это ты прекрати, — уверенно сказал друг, вновь принимаясь за своё дело. — Ох, Мадара, ну почему ты вечно ведёшь себя как капризный ребёнок? Скажи на милость, что плохого в том, что я о тебе забочусь? Да и вообще, ты хоть представляешь, как это смотрелось со стороны, когда вы с Тобирамой валяли друг друга по трубам? Вы же уже не мальчики, в конце концов. — Нотации читай своему младшему брату, — во рту всё ещё стоял металлический привкус крови, и Мадаре очень хотелось поскорее перебить его чем-нибудь. Желательно крепким спиртным. — Оставь меня в покое. — И не подумаю, — Хаширама легко стукнул его по лбу костяшками пальцев. — Так из-за чего свара? Ну как ему не ответить, когда он делает такое проникновенно-понимающее лицо?.. Мадара вздохнул и покосился на потомка, но тот уже и сам всё понял и стал тактично отходить в сторону смежной комнаты. — Итачи, останься, — не терпящим возражений тоном распорядился Хаширама. — И нечего так на меня зыркать, Мадара. Передо мной тебе уж наверняка не стыдно за своё поведение, может, хоть перед Итачи будет, — он дождался, когда Итачи сядет во второе кресло, и вновь требовательно посмотрел на друга. Спорить с ним совершенно не осталось сил, и Мадара, смирившись, рассказал о своём видении и о разговоре с Тобирамой. Чуть поколебавшись, также поведал и о том, что открыл ему, хотя и не по доброй воле, младший Сенджу. Когда он закончил, в комнате надолго повисло молчание. Хаширама выглядел удивлённым, но и одновременно виноватым — наверняка сейчас опять начнёт самозабвенно вешать всю вину на себя. По лицу Итачи, как и зачастую, невозможно было понять, о чём он думает, но Мадара чувствовал, что услышанное потрясло и его. Наконец Хаширама тяжело вздохнул. — Как же мы все были слепы, — проговорил он, опустив глаза на пропитавшееся кровью полотенце, крепко сжимая его в руках. — Видимо, со всеми этими боями мы с тобой друг другу мозги всё-таки повыбивали, — вяло сыронизировал Мадара, продолжая искоса наблюдать за Итачи. — Наверное… Мадара, мне правда жаль, что так вышло. — Я знаю. Ещё какое-то время прошло в тишине. Отложив в сторону полотенце, Хаширама коснулся ладонью груди друга и активировал мощную медицинскую технику — не без удовольствия Мадара чувствовал, как быстро восстанавливается тело под влиянием знакомой в самых разных проявлениях тёплой чакры. Когда лечение было завершено, Хаширама поднялся на ноги. — Пойду в Комнату, — сказал он нарочито лёгким тоном. — Отото, наверное, уже на стенку лезет, что я тут с тобой нянчусь. — Я тебя об этом не просил, — бросил Мадара, но совершенно без злобы или насмешки. — А меня и не надо просить, — с улыбкой ответил Хаширама и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Прошло ещё некоторое время, прежде чем Мадара нарушил молчание. — Ну что, Итачи, — произнёс он, — теперь-то ты уж, наверное, окончательно разочаровался в своём предке? Итачи слегка дёрнул головой, оторванный от собственных мыслей. — Почему я должен быть разочарован в вас? — вежливо уточнил он. — Ну как же? — протянул Мадара. — Даже если не брать в расчёт то, что я сделал лично тебе, я ведь предатель деревни и клана, злобная гнида, долгие годы прятавшаяся от правосудия и из тени ставившая жестокие эксперименты на детях — это я об Обито и Нагато. Ах да, я же забыл упомянуть о моём полнейшем провале в качестве семьянина: как мужа меня хватило исключительно на то, чтобы сделать той несчастной девушке сына, которого, впрочем, я даже не знал, потому что уже был официально мёртв к моменту его рождения. А теперь выходит, что я, вдобавок ко всему, ещё и просто отвратительный старший брат. По-моему, поводов вполне достаточно. — Как я могу осуждать за что-то вас, когда сам не лучше? — ровно произнёс Итачи. На это Мадара откровенно рассмеялся ему в лицо. — Не лучше? Итачи, неужели ты так и не понял до сих пор, что ты — образец, который ещё долго будут всем ставить в пример? Такая самоотверженность, такое чувство долга… — он перестал улыбаться и тяжело вздохнул. — Как же ты, в самом деле, похож на Изуну. Мадара откинулся на спинку кресла, поднял глаза к потолку и продолжил задумчиво: — Я никак не пойму, почему брат устроил всю эту сложную игру, вовлёк в неё Тобираму вместо того, чтобы просто прийти ко мне и честно сказать, что думает о мире с Сенджу. Ради Изуны я был готов на всё, а переупрямить старейшин и приструнить клан — такой, по сути, пустяк. — Это было не ради мира, — тихо сказал Итачи, глядя в пламя камина. — Главной целью Изуны-сана было дать вам возможность обрести Вечный Мангекью Шаринган. — Полагаешь? — Я в этом уверен. У меня самого до недавнего времени был в точности такой же план в отношении Саске. — Вот как, — проговорил Мадара, не отводя от потомка горящего взгляда. Раньше он не до конца понимал, за что ему так нравится Итачи, но это чувство формировалось в нём с самого начала знакомства. В тот раз летом только симпатия помешала добить обессилевшего потомка; уходя тогда, Мадара специально оставил в замке с наружной стороны двери ключ, чтобы, если судьбе будет угодно, Итачи успели спасти. К счастью, судьбе было угодно — и в дальнейшем, проводя рядом с Итачи много времени, всё лучше узнавая его, Мадара ни разу не пожалел о своём решении. Своим чувством долга, ответственностью, дотошностью Итачи очень похож на Изуну, только что куда более сдержан и замкнут. А вот Саске — чистейшая копия самого Мадары в юности. Задирает голову высоко, делает вид, что на прочих ему плевать, хотя на самом деле переживает за друзей — гордость не позволяет в этом открыто признаться. Мадара непроизвольно нахмурился. Ему вдруг вспомнился отрывок из видения, где Хаширама кружил на руках маленькую девочку — свою внучку Цунаде, и то, какими счастливыми они оба выглядели. «Я не знал своего сына, да и с Обито, когда он ко мне попал, поступил не слишком-то по-родственному». — Возможно, — произнёс Итачи, словно уловив мысли предка, — в прошлом вы были плохим мужем, отцом и братом, Мадара-сан. Но сейчас у вас есть возможность стать хорошим прапрадедушкой для нас с Саске.