Mrs. Robinson

      Мир Тайны начинался с самого порога.       Его дом по своей планировке был полной копией дома Миссис Робинсон, так что я мог легко сказать, где здесь лестница, где туалет, а где кухня. Но вот интерьер полностью отличался.       Если у Элизабет дома царил эдакий «шэбби чик», то здешний стиль никак нельзя было охарактеризовать. В прихожей стояло несколько тумбочек разных размеров, цветов и совершенно из разных коллекций. Кажется, он подбирал и так, чтобы они никаким образом не сочетались. Вещи же на тумбочках были аккуратно расставлены. В углу висело его черное пальто и шарф.       Я пошел дальше, увлеченный обыкновенным человеческим любопытством.       После прихожей следовал небольшой холл. Я мог предположить, что стены, потолок и пол здесь ранее были белыми. Сейчас же они были расписаны в точности так, как Сикстинская Капелла, что была когда-то расписана самим Микеланджело. С чего я взял, что стены были ранее полностью белые? Кое-где красовались зияющие бесцветные дыры, которые художник еще не успел заполнить с помощью своих ловких рук, кистей и красок. К слову о кистях и красках: баночки с ними были аккуратно расставлены на заляпанном полу.       В этой «капелле» имелись три двери. Я знал, что первая вела на кухню, вторая – в небольшую ванную, а третья – в гостиную. На каждой из трех дверей красовались несколько десятков листов с эскизами росписи.       Возобновить свои поиски я решил с кухни. Отворив ближайшую ко мне дверь, я узрел то же помещение, где я так любил вести задушевные беседы с Элизабет. Но в то же время оно было полной противоположностью кухни моей тети. Здесь было два прозрачных стола, стоявших у разных стен. На одном стояло два бокала вина, на другом же красовались стопки пустых листов бумаги, старая печатная машинка, чернильница и перья. Значит, я не ошибся.       В раковине красовалась огромная груда посуды, которая оказалась на удивление чистой. Шкафчики также были расписаны вручную причудливыми цветами и птицами, что застыли в своем бесшумном полете. Они несли в клювах маленькие ветви с изящно нарисованными листочками.       Следующим объектом моих исследований стала небольшая ванная.       Стены были увенчаны квадратной плиткой самых разных цветов и оттенков. Здесь был черный унитаз, в котором плавало не менее десяти бычков от сигарет. На раковине стояли стаканчики с зубной щеткой, пастой, бритвой и опять-таки кисточками. Рядышком красовались баночки с различными кремами, мыло, пена для бритья и простая рамка, с которой была фотография Тайны, стоящего в окружении целой толпы людей. Я мог бы сказать, что здесь был еще какой-то парень, стоящий в окружении толпы, среди которой был и Джерард. Но Тайна словно выделялась, словно светилась на этом снимке так, что своей замеревшей улыбкой привлекала к себе внимание.       Коврики на полу были белоснежные и восхитительно мягкие. Я нагнулся, чтобы коснуться их руками, совершенно не думая о том, как это может странно выглядеть со стороны, и о том, что я нахожусь сейчас в чужом доме.       Когда я закончил и здесь, то настала очередь последней двери, открыв которую, я едва ли не пожалел. Какое мне дело до необычного интерьера и прочих красивостей, если я увидел там то, что не забуду никогда?       На одном из четырех диванах лежала со скучающим видом полностью обнаженная девушка. Она смотрела в потолок и периодически зевала, прикрывая рот рукой. Лицо ее было нежным и приятным, а ее светлые ангельские локоны разметались по подушке, на которой покоилась ее головка, по ее плечам. Она лежала на спине, пока Джерард, фарфоровая кукла, Тайна, стоял перед ней на коленях, с интересом трогая ее и водя руками по ее стройному телу, словно пытаясь что-то нащупать. В принципе, так и было.       Поразительно было и то, что они в упор меня не замечали. – Знаете ли, Амели, у Вас поразительная тазобедренная кость. Вероятно, это из-за Вашей худобы, но она так ярко выражена и так сильно выступает, что я просто не могу налюбоваться, - на полном серьезе произнес парень, одни быстрым движением раздвигая ее ноги и проводя ладонью по внутренней стороне ее колена. Двумя пальцами он снова стал что-то щупать. – Восхитительно! – в порыве восторга воскликнул он. – Право же, я чувствую даже большую берцовую и малую берцовую кости! А здесь… - он сосредоточился, касаясь внешней и внутренней стороны коленки. – Здесь я чувствую коленную чашечку, а тут... Амели, мне кажется, у Вас киста Беккера. Вот здесь, - он куда-то надавил, и девушка выгнулась и тихо вскрикнула от боли. – Я могу дать Вам телефон хорошего врача… – Не стоит, - она резко встала. – Два часа уже давно прошли, - белокурый ангел стал быстро одеваться. Когда она натянула чулки, то вдруг опомнилась, встала и обратилась к Джерарду. – Сто пятьдесят долларов, - деловитым тоном напомнила она, протягивая тонкую ручку Тайне, копающемуся у себя в карманах. Когда тот нашел у себя нужные бумажки, Амели стала одевать еще быстрее. Когда этот ритуал был закончен, она выхватила из рук парня нужную сумму и поспешила скрыться. – Давайте я Вас провожу! - крикнул ей вслед Джерард, когда та уже подошла к дверному проему, бросила ему небрежное «Не стоит» и увидела меня. Девушка громко охнула, несколько мгновений рассматривая меня, покраснела и быстро убежала, хлопнув входной дверью. – Я думал, ты не придешь, - послышался тихий голос за моей спиной. – Садись, - фарфоровая кукла кивнула на диван. Я молча уселся на тот, на котором так недавно лежала Амели. Мягкая обивка все еще хранила тепло ее тела.       Теперь можно было оглядеться и здесь. Как я уже упомянул, здесь были четыре дивана: зеленый, красный, фиолетовый и цвета фуксии. Они не сочетались так же, как и все в этом доме. Стены украшали великолепные картины в прекраснейших рамках и наброски, небрежно приколотые обычными железными кнопками. Посредине комнаты красовался гончарный круг, на котором возвышалась еще не законченная статуэтка. Ее лепили из черной глины, и я уже мог видеть изящные изгибы женского силуэта.       На полу лежали ковры, белые холсты, палитры, какие-то книги и учебники, раскрытые на определенных страницах. Я не знал, на чем задержать взгляд, глаза разбегались, а сам я переполнялся чувством восхищения, благоговейного страха и счастья. – Тебе пуэр, ромашковый, молочный улун, традиционный английский или же с земляникой? - донесся до меня голос с кухни. Один из самых приятных, мелодичных голосов, что мне когда либо доводилось слышать.