Непедагогическая поэма

Внимание, пока не бечено! «Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река, кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка!» - жизнерадостно запел я с утра пораньше, после того, как совершил обычную утреннюю пробежку, накормил дедовых кур и кроликов, и отправился готовить завтрак. А то ужин-то вчера приготовить не удалось – Ведьма Проклятущая и Пиночет постарались максимально разнообразить наш вечерний досуг. Отощает так Горюшко, а Костыль мне потом по шее наваляет. Единственный племянник, как-никак. Наследный принц. Поэтому я ловко раскочегарил газовую плитку - печь топить было слишком жарко и занялся завтраком, весело напевая вспомнившуюся старую песенку. Макароны я сварил, мясо поджарил, салат настругал и приступил к изготовлению оладушек, продолжая своё громкое жизнерадостное пение. Из закутка за занавеской, где дрых Горе-Злосчастье, первоначально не доносилось ни звука. Потом, в паузах между куплетами, до меня стало доноситься громкое зловещее пыхтение. А уж когда я закончил петь… и начал по новой: Я обманывать себя не стану, Залегла забота в сердце мглисто: Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом? Не злодей я и не грабил лесом, Не стрелял несчастных по темницам…* Тут я постарался изобразить громкий зловещий смех, и нервы Горюшка не выдержали. Занавеска отъехала в сторону, и моему взору предстал Егор – красный, злой и недовольный. И милый до безобразия, несмотря на поцарапанную Пиночетом физиономию. - Ну вот зачем так орать-то? – обратился он, не иначе, как к Великому Космосу. Космос и я вопрос дружно проигнорировали, я ловко перевернул очередную оладушку и сказал: - И тебе доброе утро. Давай, умывайся, и завтракать. Мне сегодня за покупками отъехать надо… Глаза Горюшка вспыхнули радостью, но я тут же опустил его с небес на грешную землю: -… а ты на хозяйстве останешься. Посуду помоешь, воды из колодца натаскаешь, картошку окучишь. Тяпка в сарае, вечером вернусь – проверю. Кстати, на завтра у нас чистка свинарника и кроличьих клеток. Так что готовься… морально. Горе-Злосчастье гневно сверкнул глазами, но от комментариев воздержался. Я хмыкнул про себя – рыбка заглотнула наживку, и парень решил воспользоваться моим мнимым отсутствием, чтобы дать дёру. Ну-ну. Народ уже давно жаждет зрелищ, да и цыгане застоялись. Пускай попробует. Между тем Горюшко умылся, причём не сразу сообразил, за какую пипку на рукомойнике дёргать, чтобы добыть воды, причесался и уселся за стол, мило сложив ручки на коленях и прямо-таки лучась голубиной кротостью. Я на это никак не отреагировал, только поставил перед ним тарелку макарон с мясом и миску с салатом. Оладушки были уже готовы, так что к завтраку приступил и я. Горе-Злосчастье смолотил всё, что я ему положил, слопал половину оладушек (Вот куда в него влезает? Худой ведь… Или это свежий воздух так на молодой растущий организм действует?) и выпил сваренного мною же кофе. Вкусный завтрак заставил его подобреть, теперь он уже не убивал меня пламенными взорами… вот и ладненько. Я напялил телогрейку, прихватил висевший на гвозде «сидор» и сказал: - Всё, я пошёл. Давай, без глупостей тут. - Ты так в город поедешь? – обалдел Егор. - Ашотакое? – удивился я. – Между прочим, три дня назад стираный. И ватник почти новый – всего три месяца таскаю. А до города меня Степан обещал подбросить… На тракторе «Беларусь». Трясёт малость, зато бесплатно. - Но ведь медленно же… - поразился Егор. - Да не, - ответил я, - Степан в ракетных войсках служил, вот и спёр двигатель от ракетоносителя. А дома на трактор переставил, лучше лучшего вышло – трясёт, правда, и рычит, как зараза, зато пятьсот километров за час пролетает шёпотом. Главное – заправить правильно. - А откуда здесь ракетное топливо? – спросил потрясённый Егор, глаза которого стали размером с блюдца. - Какое-такое топливо? – удивился я. - Соседка баба Спиря самогон из буряка гонит – чистая отрава, но трактор на нём бегает – только вьёт! Ладно, всё, пошёл я. Что делать надо – не забыл? Егор с квадратными глазами покачал головой, и я жизнерадостно оскалился и покинул избу, думая, не переборщил ли с образом деревенского дурачка. Баба Спиря в ожидании уже нетерпеливо ходила у себя во дворе с красным флагом. На фасаде избы красовался криво написанный лозунг: «Бей жидов – спасай Россию!».* * Не совсем в тему, но старания пенсионерки я оценил, как и маячащий на переднем плане здоровенный чурбак с воткнутым в него топором. Я мигнул бабуле, погладил по голове нарисовавшегося Мотю и прошептал в мохнатое ухо: «Место! Лежать! Жди меня!» Кобель посмотрел на меня, как на придурка, но потрусил к будке и улёгся перед нею. В миске его ожидал очередной говяжий мосол, что несколько примирило его со странной окружающей действительностью. Я же спокойно покинул дедово подворье и «ушёл» по дороге. Дошёл я до ближайших кустов, нырнув в которые и пройдя несколько десятков метров, оказался у старого дуба. На толстый ствол дуба были набиты перекладинки-ступеньки, по которым я поднялся на устроенную в его ветвях площадку, где и засел со всем возможным удобством, нашарив в условленном месте трофейный цейссовский бинокль, который отец лесника Кузьмича привёз с войны. Оптика была идеальной и служила Кузьмичу уже долгие годы. Засидка на дереве, кстати, была его же. Кузьмич был в душе поэт и порою любил воспарить над грешной землёй, сочиняя совершенно чудовищные вирши, типа: Горят сараи и амбары – На запад катятся варвАры! Лично я не сразу понял, что варвАры – это вАрвары. Так эта строчка была ещё самой вменяемой. Стихи Кузьмича вогнали бы в пиитический ступор и самого Велимира Хлебникова вкупе с Маяковским… Деревенские к хобби Кузьмича относились с пониманием, многие даже переписывали его вирши и читали вслух нараспев на огородах при нашествии колорадского жука, всерьёз утверждая, что при троекратном прочтении мёртвые полосатые прожорливые твари падают на землю пачками, задрав лапки. Так что польза от его поэзии однозначно была – куда там Пушкину. От его «Буря мглою небо кроет» колорадские жуки точно не дохли… Итак, некоторые дальнейшие события протекали без моего непосредственного участия, и начались они сразу же после моего ухода… Едва только за мной закрылась дверь, Горе-Злосчастье подскочил к окошку и убедился, что я действительно скрылся за поворотом дороги, ведущей в сторону таинственного райцентра. Он выждал ещё минут десять для порядку, но всё было тихо, и грозный я возвращаться не собирался. Горюшко торопливо высунул нос из избы и оглядел участок. Всё было тихо, страшная собака с огромными клыками спала в своей конуре, уронив на лапы лобастую башку, и перед Егором замаячил призрак вожделенной свободы. Парень осторожно выбрался за дверь и пополз по направлению к соседнему участку, провожаемый неодобрительным взглядом Моти. Кобель, не получивший приказа удерживать глупого мальчишку на безопасной территории, не счёл нужным учить его уму-разуму, поэтому он убедился, что Горе-Злосчастье покинуло охраняемый периметр, и принялся за мосол, посчитав, что нервы нужно успокоить. Егор же, удрав с территории ставшей ему ненавистной избы, облегчённо перевёл дух. Как выяснилось дальше – зря. - Хах! – раздалось прямо у него над ухом. Егор подпрыгнул… и чуть было не поседел. Здоровенная пожилая дама гренадерского росту в трениках и камуфляжной куртке колола дрова. Точнее, как увидел это Егор, разваливала надвое одним ударом топора здоровенные берёзовые чурбаки. -Хах! -Хах! -Хах! "Отче наш, иже еси на Небеси…" - стал лихорадочно вспоминать Горюшко, узрев на фасаде избы криво, но с любовью написанный красной, сильно смахивающей на свежую кровь, краской, лозунг: «Бей жидов, спасай Россию!» Не то, чтобы он каким-то боком относился к помянутым в лозунге личностям, но кто его знает, кого имела в виду неадекватная бабуля? И в своих подозрениях Горе-Злосчастье не ошибся. Он уже стал потихоньку отползать в кусты смородины, откуда доносилось какое-то странное гудение, как вдруг дама, лихо расколов очередной чурбак, выкрикнула: - Хенде хох! - и подняла топор. Егорка поднял враз задрожавшие руки и облился холодным потом. До него начало доходить, что уголовник, которому его подарил дядя, вполне может оказаться в этом странном местечке меньшим из зол. - Вставай, проклятьем заклеймённый! – высказалась странная бабуля и стала медленно подходить к Егорушке с топором наперевес. Тот сделал титаническое усилие, чтобы не упасть в обморок. Остановила его только мысль, что в таком состоянии его точно зарубят. - Кто такой? – поинтересовалась бабуля. – Почему не знаю? Буржуй или угнетённый пролетариат? - Угнетённый я… - выдавил Горюшко. – Меня ваш сосед ужас как угнетает… - Николаич-то? – меланхолично поинтересовалась пенсионерка, опустив топор. – Ну да, этот может. Жид проклятый. - Жид? – поразился Егор, ибо моя внешность на семитскую никак не тянула, а вызывала мысли о странах чёрного континента и диких племенах людоедов. - Ну да, жид… - спокойно подтвердила баба Спиря. – Они все об этот край жиды подобрались – и Николаич, и дед Бухтояров, и Неонила Карловна… Снегу у них зимой не допросишься – жадные оне… Жады настоящие. Один приличный человек был – Абрам Исаевич Рабинович, так он ещё весной в райцентр к внучке переехал. А остальные – одно слово – жады! Тьфу! Раскулачивать их надо! Сталина на них нету! С такой странной формой антисемитизма Горюшко сталкивался впервые, поэтому предпочёл молча покивать. А неугомонная бабуля не унималась: - Значит, говоришь, угнетает тебя Николаич-то? Горе закивал головой со скоростью китайского фарфорового болванчика. Бабуля продолжала гнуть свою линию: - Ладно… Могу тебе помочь, как угнетённому пролетарию… В райцентр, небось, хочешь? Егор радостно закивал. Вот доберётся он до райцентра, найдёт телефон и дяде позвонит. Неужели он его не пожалеет? Не заберёт? После таких ужасов? И вообще – дядя сам за ним прилетит… и с этим Жаном разберётся. Тоже мне, мафиози недоделанный… Получит он за все свои издевательства. Егор сглотнул, вспомнив ладную фигуру своего мучителя и несколько шрамов, которые успел разглядеть в бане. На зоне, небось, получил… уголовник. И вообще, он, Егор, дядю попросит Жана сильно не наказывать. Он сам с ним… как-нибудь… Что «как-нибудь», Егор додумать не успел, ибо вредная бабуля выдала очередную реплику: - Эй, пролетарий, чего у тебя глазки затуманились-то? Ты меня слышишь вообще? - Простите, - пробормотал Горе-Злосчастье, - задумался. - Эх, молодежь! Есть у меня, говорю, проверенные боевые товарищи, сочувствующие делу коммунизма. Они тебя в райцентр и доставят. В лучшем виде. - С-спасибо, - выдавил Егор. Ему не верилось, что все его несчастья подходят к концу. - Ща, погоди, я их позову, - сказала баба Спиря, – хоронятся они. Конспирация у нас, главное дело – явку не спалить. И бабуля шустро взгромоздилась на поленницу, приставила руку ко лбу козырьком, словно кого-то высматривая и громко, так что по всей деревне взвыли собаки, заорала: - Эй, ромалы!!! Мухой сюды! Дело есть, мать вашу в кукиш!!! *Песню на стихи Сергея Есенина во времена оны исполняла группа "Альфа". ** Автор извиняется перед теми, кого этот лозунг может оскорбить и напоминает, что это юмористическое произведение и не стоит его воспринимать всерьёз.