Pas de Deux

Понедельник, 13 августа 1984 г.

Капли пота проступали на шее Джона, склеивая пряди светлых волос на влажной коже, а из его приоткрытого рта стекала струйка слюны, оставляя липкий след на подушке. Его тело словно обратилось в пепел, оставшийся после всеобъемлющего пожара. Но все же он чувствовал особое свечение внутри - тепло, распространяющееся по всему телу до самых кончиков пальцев, и напоминающее, что он все еще живой. Восходящее солнце прорывалось сквозь занавески, окрашивая его веки красным и оставляя легкое жжение на кончике носа. Он сонно улыбнулся, прикрываясь сверху подушкой и зарываясь глубже под одеяло. Замерев, он постарался снова вернуться в свой сон. - Что это за хрень? Джон резко проснулся, мгновенно принимая вертикальное положение. Сознание еще было подернуто дымкой недавнего сна. Волосы растрепались и торчали в разные стороны. - Что случилось? – сонно пробормотал он, прикрывая глаза от ослепительного утреннего света. Отец склонился над ним, сжимая что-то небольшое между большим и указательным пальцами. Слепая ярость бурлила под его обманчиво спокойным выражением лица. Его тяжелая кожаная куртка была пропитана неприятным запахом спиртного, а большие мозолистые руки дрожали от ярости. Он сделал глубокий вдох через нос. - Я спрашиваю, что это за хрень? – он протянул руку к Джону, и его сердце остановилось. - Потрудись объяснить, Джонни, что… - он сделал еще один судорожный вдох, - использованный презерватив делает на полу в твоей комнате? Лицо Джона побледнело. - Послушай, папа, я… я могу объяснить! – Джон запнулся, в его затуманенном взгляде читалась мольба. Повисло тяжелое молчание, словно затишье перед неизбежной бурей. Джон напрягся, скрючив плечи, словно пытаясь совсем исчезнуть из этой комнаты. - Что, мать твою, я говорил, маленький ублюдок! – взревел отец, схватив Джона за загривок и со всей силы швырнув на пол. Он склонился над ним, и его грязное, небритое лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Джона. - Твоей матери было бы стыдно за тебя! – пока он говорил, слюна брызгала во все стороны, попадая Джону на волосы и оседая на губах. - Но я люблю его, папа… - прохрипел Джон, закрывая лицо, когда соленые слезы потекли по щекам. - Не будь таким жалким! – послышался отвратительный звук от соприкосновения с деревом: Джон ударился головой о стену, когда кулак отца врезался в его левую скулу. - Ты, - хлопок, - чертов, - глухой удар, - мелкий, - треск, - педик! - Пожалуйста… Папа… хватит… остановись… - Джон чувствовал, как желудок подступает к горлу, а глаза закатываются. - Ты пойдешь к нему, Джонни… - сильный удар, - и скажешь, что не сможешь больше с ним видеться, понял? Джон лежал в оцепенении. Очередной удар разбил нижнюю губу, и теплая, соленая кровь капала ему прямо в рот. - Я спрашиваю, ты, черт возьми, понял меня? -… да… Джон волочил ноги по теплым оживленным улицам, а шнурки беспомощно тянулись за ним, собирая всю пыль. Его лицо пульсировало болью с каждым вымученным шагом. Он дважды вынужден был остановиться: его рвало горькой, жгучей желчью прямо на тротуар. Пот болезненно блестел на коже, словно осколки стекла, а джемпер неприятно лип к спине. Подошва мерзко скрежетала по земле, когда он ступал на серый бетон: шагая, словно мертвец, навстречу своей пропасти. Шерлок стоял спиной: его длинный, стройный силуэт виднелся на фоне широкого окна кухни. Джон наслаждался моментом, впитывая каждую его частичку в последний раз: каждый изгиб, каждый локон, каждую черточку. Он был ошеломляюще совершенным, с каждым своим безупречным недостатком. Их любовь была не просто любовью; это была страсть, похоть, одержимость, безумие. Она исключала любые формы осторожности и поглощала их целиком и полностью. Она жила в тени между разумом и безумием; любовь, которая бывает лишь раз в жизни. Голова Джона обреченно опустилась; понимание того, что он собирался сделать, сжимало его сердце в груди. Он чувствовал себя сломленным и обессиленным, морально и физически: слишком много всего произошло за последние сутки. Шерлок, который любил его всецело и безоговорочно, будет думать, что сделал что-то не так, будет винить во всем себя. Это уничтожит его, непременно разорвет на куски. Джон хотел подбежать к нему, сорвать с него одежду и сцеловать всю ту ужасную боль, которую собирался ему причинить. Но он знал: если прикоснется к нему… лишь одно касание, и он рассыплется… развалится на миллион крошечных, хрупких частей… Собственное горе душило, но то, что он собирался сделать с Шерлоком, оставляло его полностью опустошенным, заставляло чувствовать невообразимую боль. Ему казалось, что он не сможет этого вынести. Джон опустил голову, не в силах смотреть на него, осознавая, что сделает в следующую секунду. - Джон?