На грани

Смерть. Она кажется нам такой далекой, недосягаемой, устрашающей…Все это до поры до времени, пока ваша жизнь не окажется висящей на волоске. На самом деле, когда ты находишься между двумя мирами, это не так страшно, как кажется тому, кто тут никогда не был. Страшно лишь слышать голоса любимых людей, чувствовать их отчаяние, боль, переживания… И тот факт, что ты не можешь утешить их, сказать, что ты здесь, что все будет хорошо, что ты их любишь, что ты борешься..ты просто не можешь ничего…И именно это…это просто выбивает тебя из колеи. Это страшно. Это страшно. Это очень страшно. А умирать? Нет, умирать не страшно. - Лео… -замялась миссис Чота, стоя в дверях. Она стояла в дверях, и я видел, как она еле сдерживается, чтобы не заплакать. Ее глаза -точно такие же, как у Эммы – были полны сожаления. Она старалась не смотреть на дочь. Ее пугало то, в каком состоянии она сейчас находилась. Из Эммы ушла вся жизненная энергия. Она просто лежала на кровати с открытыми глазами и смотрела в потолок. Порой голову посещали мысли о том, что она может не вернуться…Но нет, я сразу отбрасывал их, потому что не собирался сдаваться. Эмма была сильной. Я знаю, она где-то там, и она борется за свою жизнь, как может. Я знаю. Я верю. А вот миссис Чота давно уже потеряла веру в собственную дочь. Она прислонилась к дверному косяку, и глубоко вздохнув, наконец посмотрела на Эмму. Я увидел, как в очередной раз в ее взгляде умерла вера. - Ты знаешь, она говорила о тебе… - выдавила женщина дрожащим голосом. Она явно старалась разрядить обстановку, но мы оба знали, что это невозможно. – Ты ей действительно был дорог. В такие моменты мне становится тошно. Такое ощущение, что она уже меня похоронила. Он был мне дорог, есть и будет. Он единственный, кто верит в меня, мам. А ты могла бы хоть приходить чаще, чем раз в неделю. Я молчу. Я не знаю, что сказать. Это все слишком неважно сейчас. Я люблю ее, а она может относится ко мне как угодно. - Расскажи мне о ней. – На выдохе произносит она, тяжело сглатывая. Сначала эта просьба застала меня врасплох. Я не понимал, зачем она спрашивает меня о своей собственной дочери, ведь она должна была знать ее, как никто другой. Но в следующую же секунду я осознал, что она не знает ее. Если бы она знала, то не сдалась бы так быстро. А вот это уже интересно. Что ж, Лео, я слушаю и вся во внимании. - Что я могу сказать о вашей дочери? – в моем сознании возник образ девушки, которую я встретил в больничной столовой несколько месяцев назад, и на лице невольно возникла улыбка. – Эмма..Она..самая особенная девушка из всех, что мне приходилось встречать. И я говорю это не потому, что влюблен в нее без памяти, нет. Просто…она действительно не такая, как все. - Да? - Да. Знаете, когда-то у меня было две ноги и я был самым популярным парнем в школе. За мной ходили толпы поклонниц: одна краше другой. Но я уверен, что если бы я шел по коридору и увидел Эмму, то обратил на нее внимание. И вовсе не из-за того, что она худая, как смерть, нет… На последнем предложении, я усмехнулся, зная, что если бы Эмма могла, то сейчас она бы взбесилась в край. Она всегда в такие моменты складывала руки на груди, отворачивалась от меня, бросая какое-нибудь едкое высказывание в мой адрес. Хах! У меня хотя бы ноги две, в отличие от некоторых! Я подходил к ней со спины, аккуратно убирал бронзовые локоны с одного из плеч и обнимал ее за тонкую талию. А она все не реагировала, стараясь выразить, как можно сильную обиду. А затем мои губы касались белоснежной кожи на Эмминой шее, и я чувствовал, как весь ее холод таял под моими прикосновениями. Я взял ее руку, запястье которой обхватывал красный браслет с ее данными, так чтобы наши пальцы переплелись. А затем я внимательным взглядом стал изучать ее лицо, остановившись на одной, самой важной его части… - Ее глаза. Они ведь у нее от вас, верно? Все говорили, что в них ничего кроме холода, но они ошибались. Именно в ее глазах я видел ту теплоту, которую она так тщательно скрывала под своим невозмутимым выражением лица. И я верю, что однажды я вновь увижу в них прежнее тепло. -Лео… - начала она интонацией, значение которой я прекрасно запомнил за то время, что нахожусь здесь. Она означала «Ты должен готовиться к худшему», но я не привык даже дослушивать подобного рода фразы до конца. Так говорили только те люди, которые были не в состоянии бороться, а я был не из таких. Ну нет, мам, его ты не сломишь. Зря стараешься. - А еще она очень умная. Кажется, она знает абсолютно все. Серьезно. Она может поддержать любую тему во время разговора. Эмма, как ходячая энциклопедия. Мы всегда собирались и обсуждали книги. Всегда спорили, да и в итоге каждый оставался при своем мнении. Никогда не встречал кого-то такого же упрямого, как и я. Она самый достойный соперник в любой дискуссии. И, если честно, то я очень скучаю по этому…Вот она придет в себя и мы наверстаем, да. Обязательно наверстаем. Миссис Чота молчала. В ее взгляде я читал непонимание, будто я рассказывал не о ее дочери, а о какой-то чужой для нее девушке. - Но больше всего я скучаю по ее улыбке. Она всегда такая искренняя, настоящая, когда улыбается. Я готов отдать и вторую ногу, лишь бы еще раз увидеть, как Эмма улыбается. Она самая очаровательная девушка из всех, что мне приходилось встречать. И после того, как она открылась мне в своих чувствах, я даже перестал сожалеть о прежних утратах. Может я лишился одной конечности, но это дало мне шанс встретить этого замечательного человека. Я люблю тебя. - Надо же, я и не думала… - Да, вы думали, что она чудачка. Вы думали, что она отбилась от рук, что она повернута на своей внешности, но нет. Она просто больна. И как человек, победивший рак, я могу вам с уверенностью сказать, что любой диагноз можно перебороть. Только ей нужна наша поддержка. Эмма всегда нуждалась только в одном – понимании. Но никто, включая меня, ей этого не могу предоставить. Еще раз я так не оступлюсь. - Что ты имеешь в виду? - Когда Эмма уходила из больницы, я знал, что она не здорова, и даже не идет в ту сторону. Наоборот, ей становилось все хуже и хуже. Она все чаще впадала в истерики. Причиной их был я и никто другой. Я слишком много взял на себя. Я думал, что я смогу в одиночку вылечить ее от болезни, с которой врачи тщетно боролись годами. И я не остановил ее, не сказал никому…Мне очень жаль, правда. - Не вини себя. Ты же сам сказал, она была упрямой. Ты бы не вернул ее. В палате повисла тишина. Мне было больше нечего сказать. Ей, видимо, тоже. Я лишь продолжал смотреть на Эмму, в ожидании хоть каких-то признаков улучшения. - Мне пора идти. Поздно уже. – Нарушает тишину миссис Чота будничным тоном, будто и не было этого разговора. Восемь вечера. Очень поздно…И когда ты перестанешь бегать от моего заболевания, мам? - Может тоже пойдешь поспишь? Доктора говорят, что ты от нее не отходишь. Я тебя не отпускаю, Лео. Тут мне кажется, что я снова чувствую, как Эмма сжимает мою руку. Но ее маме я об этом говорить не буду. Она все равно не поверит, скажет, что это лишь плод моего воображения, что я сам себя убеждаю в этом, а должен бы смириться…и готовиться к худшему. На моем лице невольно появляется улыбка, но я резко ее прячу. - Нет. Однажды я ее уже оставил. И посмотрите, что из этого вышло. Я нужен ей, миссис Чота. Ей нужна моя поддержка и моя вера. Она ничего не ответила, а лишь нахмурилась и посмотрела на меня с некой жалостью. Это был взгляд аля «Бедный мальчик находится в бреду и сам не понимает, что все уже потеряно.» Даже если она права, мне плевать. Если Эмма обезумит навсегда, то я сделаю это вместе с ней. Женщина быстро собрала свои вещи, попрощалась со мной ( А могла бы и с дочерью попрощаться. Я знаю, ей это важно.) А перед уходом она еще раз взглянула на Эмму, и к ее глазам опять подступили слезы. Именно поэтому спустя секунду она испарилась в дверном проеме, пряча лицо. Ей жалко меня, а мне жалко ее. Она уже похоронила собственную дочь, позабыв о том, что она борец. Как можно было отпустить руки по отношению к своему собственному ребенку? - Вот мы и снова одни. – шепчу я, слегка улыбнувшись. Доктора говорят, что она не воспринимает информацию из вне, но я почему-то уверен, что она слышит все, что происходит вокруг. Да. Но что в этом плохого? Я люблю оставаться с тобой наедине. - Кара говорит, что я совсем потерял достоинство. Но мне настолько плевать, ты бы знала. Да кого вообще волнует, что думает эта стерва? После того случая в машине мы с Карой делаем вид, что ничего не произошло. Однако я знаю, что придет день, когда я все расскажу Эмме. Это было бы слишком нечестно по отношению к ней. - Я правда скучаю по твоей улыбке, Эм. Я знаю, ты здесь, ты все слышишь и ты можешь частично управлять своим телом…давай же. Подай мне знак. Я просто хочу знать, что моя вера не напрасна. Я не знаю. Я правда не уверена, что смогу…Я попытаюсь, но… Может у меня начались какие-то приступы галлюцинаций, но в следующий момент я увидел, как уголки ее пухлых бледно-розовых губ изогнулись. Я не верил глазам. Зато я верил в Эмму. -Эмма, ты здесь! Да! Я знал! Ты держись! Я рядом! Не слушай никого, ты выкарабкаешься! Я помогу тебе выбраться из этого всего. Мы сделаем это вместе. – слова слетали с моего языка без всякого порядка, сопутствуя истеричные смешки, придающие моему голосу еще более оптимистичную интонацию. Вместе. Сказать, что я был рад – ничего не сказать. И я не знаю, что нашло на меня, но я наклонился над ней так, что наши лица были друг напротив друга, а расстояние между ними составляло лишь ничтожные миллиметры. Мой взгляд бы устремлен в ее пустые холодные карие глаза, которые в следующую же секунду потеплели. Мои губы прикоснулись к ее и слились в коротком поцелуе. Это все еще моя Эмма и она борется. -Вместе. – шепотом повторил я, как только оторвался от ее губ. Вместе.