Хэппи энд для Темного

Все то время, что он провел в бальном зале, держась подальше от основной массы людей, но не отказывая тем, кто подходил, чтобы заключить сделку, Темный чувствовал на себе тяжелый взгляд. Под гнетом осуждающих карих глаз было так тяжело сосредоточиться на своей роли – пронзительно хихикать, острить, смущать чужие умы, отвлекать их от мелких, но очень значительных деталей контракта. И вот этот миг настал. Все его тело дрожало, как натянутая струна, ощущая каждой клеточкой приближение того, кого он боялся и любил больше всего на свете. - Надо поговорить,- раздалось за спиной Румпельштильцхена. Маг медленно развернулся, но увидел лишь быстрым шагом отдалявшуюся фигуру. Мысленно вздохнув, он последовал за сыном в сторону небольшого уединенного балкончика. Едва они оказались вдали от чужих глаз и ушей, как Бей вплотную подступил к отцу, чуть ли не хватая за грудки и обжигая гневным взглядом. - Я же тебя просил! Неужели ты не в состоянии выполнить эту одну-единственную мою просьбу? Может, мне тоже заключить с тобой контракт, ведь их ты почему-то никогда не нарушаешь, в отличие от обещаний мне? - Бей... - Что ты хочешь взамен, чтобы я больше тебя никогда не видел рядом с собой и теми, кто мне дорог? - Мальчик мой. Я клянусь. Я здесь не для того, чтобы тебе вредить, или кому бы то ни было. В последний момент я узнал о помолвке. Я же твой отец... я просто должен был прийти... - Прийти и сломать мне всю судьбу? Если кто-нибудь прознает о нашем родстве, меня просто казнят без лишних разговоров! - Не посмеют! – рыкнул Темный, мгновенно наливаясь бушующей яростью. – Я сровняю всех этих людишек с землей, если хоть волос... Белфайр отступил на шаг назад, его плечи опустились. Он казался уставшим и сломленным. - Вот поэтому я и просил тебя больше никогда не приближаться ко мне и забыть о моем существовании. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них повторил судьбу моей матери. Что бы ни случилось, я готов отдать жизнь за каждого из них, а ты просто не хочешь... не можешь понять. Да и куда тебе? Ты ценишь и любишь лишь свою власть и магию. - Неправда! Дороже тебя у меня нет никого и ничего. Власть мне нужна, чтобы тебя защищать. - Ты отказался выполнить одно-единственное обещание, папа. Мы могли бы быть вместе. Но ты струсил отправиться в мир без магии, где мы могли бы жить в безопасности и быть счастливыми, – горячо заговорил молодой рыцарь. - Мир без магии – это не гарантия счастья и безопасности! Какой бы не был мир – с магией или без – люди везде одинаковы. Мы могли бы вполне оказаться в центре их войны, они могли бы просто убить нас как чужаков, да что угодно! И если бы при этом я оказался прежним старым хромым трусом, лишенным магии... - Голубая фея сказала... - Ты веришь этой подлой твари больше, чем собственному отцу? – в ярости воскликнул Румпельштильцхен и осекся, увидев правду в горящих огнем карих глазах сына. – Ты не веришь мне... Ему показалось, что что-то вдруг порвалось где-то глубоко в его груди. Что-то небольшое, но настолько острое и болезненное, что в изменившихся под действием проклятья рептильих глазах защипало от навернувшихся слез. Почему же так больно? Ведь он знал, прекрасно все знал, и эти слова для него не откровение. Но... - Как бы то ни было, я желаю тебе счастья, Бей. Тебе и твоей новой семье. Я вижу, как они дороги тебе, поэтому хочешь или нет, но я беру их под свою защиту. Это мой тебе свадебный подарок, – ровным голосом произнес он, опустив взгляд на носки своих сапог. – Можешь не беспокоиться меня провожать, выход мы найдем сами. С этими словами он на негнущихся ногах снова вышел в наполненный шумом и весельем зал. - Румпель? Откуда-то рядом появилась Белль, но магу сейчас было не до нее. Он не хотел никого видеть, не хотел ее сочувствия и жалости. Просто убраться отсюда подальше, забиться как побитый пес куда-нибудь в темный угол, в безуспешной попытке зализать незаживающие душевные раны. Но сейчас нервы дребезжали, как стопка кастрюль в руках споткнувшегося пьяницы. Нельзя рисковать использовать телепортацию, чтобы не оказаться разорванным межпространственной материей или не очутиться в каком-нибудь другом мире, откуда можно столетиями искать выход. Ничего, он дойдет и на своих двоих. Решительно расталкивая тех, кто не успел убраться с дороги сам (правда, таких было немного), он направился в сторону огромных двустворчатых дверей, в которые как раз вбежала маленькая девочка лет восьми в пышном розовом платье. Ее лицо было бледным и залитым слезами, когда она, ничего не замечая вокруг, стремглав бросилась к королевской чете. - Генри! – закричала она, захлебываясь рыданиями. Белоснежка встревожено сделала шаг ей навстречу. - Что случилось, Грейс? Краем глаза Румпельштильцхен отметил, как на шум к королю и королеве поспешили принцесса Эмма и Белфайр. Что-то заставило Темного замедлить шаг и прислушаться. - М-мы играли у фонтана, - икая от истерики, бормотала Грейс, вцепившись в лацкан сюртука своего отца – Безумного Шляпника. - Генри изображал рыцаря. Он вскочил на бордюр и начал по нему бегать. А потом поскользнулся и упал. Но он почему-то не вылазит! Там же не глубоко! А он лежит там в воде и не шевелится... Пронзительный крик ужаса сорвался с губ Белоснежки. Король Дэвид и Белфайр с Эммой, которая путалась в своем платье, уже мчались что было сил в сторону выхода. Но их опередили. Когда встревоженная толпа высыпала в дворцовый сад, они застали у фонтана лежавшего на земле мальчика, над которым склонился Темный. - Оставь его! – воскликнул Дэвид, вытягивая меч, но Эмма его остановила: - Подожди, папа, смотри! Черный маг не собирался причинять вреда маленькому принцу. Вся его одежда была насквозь промокшей после того, как он материализовал себя прямо в центре фонтана и подхватил на руки тельце ребенка, который лежал в воде лицом вниз. Белоснежка с криком раненой птицы оказалась на коленях рядом с сыном. - Генри! Она поспешно убрала с его лица налипшие мокрые волосы, открывая взгляду сочащуюся кровью глубокую рану на виске. - О боже! Он не дышит! Лекаря! Сделайте что-нибудь! Вокруг раздались панические крики и плач. Но весь этот шум и гам перекрыл негромкий ровный голос Румпельштильцхена: - Лекарь ему уже не поможет. Мальчик утонул. - Ты же Темный! Верни его! – крикнул Король, падая на колени рядом с женой. Румпельштильцхен молча сокрушенно покачал головой. Он поднял голову и встретился с полными ужаса и отчаяния глазами Бея. - Пожалуйста, сделай что-нибудь, папа, - прошептал он, прижимая к себе сотрясающуюся в рыданиях невесту. - Это пока что возможно, - нехотя признался маг, отведя взгляд, - но мальчик уже почти перешел черту. Цена будет слишком высокой. - Все, что угодно! – крикнул Бей. – Я готов на любую цену! - Я! Я отдам свою жизнь! – прервала его Эмма, вырвавшись из его рук и шагнув к Румпельштильцхену. - Эмма! Вместо ответа, Румпельштильцхен взглянул на рыдающую Белоснежку, которую железной хваткой обнимал бледный как смерть Дэвид, а после снова посмотрел в глаза сыну. - Цена слишком высока, - повторил он. – Я не позволю вам ее заплатить. Я пообещал протекцию этой семье. Поэтому я заплачу сам. Он поднял руки, проведя опущенными вниз ладонями над телом мальчика, окутывая того плотным багрово-фиолетовым облаком магии. Когда то испарилось, несколько секунд ничего не происходило. Вокруг стояло несколько сотен людей, но над садом царила гробовая тишина. А в следующий миг тело на земле конвульсивно дернулось, Генри перевернулся на бок, надрывно выкашливая из себя воду. - Генри! – вся семья бросилась обнимать возвращенного из смерти мальчика. Только Белфайр не отрывал тревожного взгляда от скромно стоявшего чуть в стороне Румпельштильцхена, к которому уже поспешила Белль. - Спасибо, папа, - сказал он, шагнув навстречу отцу и сжав его хрупкое тело в крепких объятьях. - Папа? – удивленно воскликнула Эмма за его спиной. - Пожалуйста, Бей, – тускло улыбнулся Румпельштильцхен, уже чувствуя на затылке дыхание расплаты. Да, он не умрет, но какое-то время определенно очень будет этого желать. Но, черт возьми! Его сын сейчас прижимает его к своей закованной в парадные латы груди, привселюдно называет папой – да если бы он знал раньше, он готов бы был все эти три столетия терпеть любые мыслимые и немыслимые пытки. Вот-вот, уже сейчас... - Румпель? – как будто издалека раздался звонкий и обеспокоенный голос Белль. Белль... ты видишь, все получилось. И это благодаря тебе... А потом пришла БОЛЬ. Окружающий мир перестал существовать, пропали звуки и все другие ощущения. Это не было что-то физическое. Проклятье надежно защищает принявшее его смертное хрупкое тело. Но это не означает, что его обладатель не способен испытывать другие виды страданий. Как раз наоборот. Ни один смертный не способен выдержать и нескольких секунд того, что сейчас творила магия с его душой, выгрызая из нее целые клочья, чтобы сбалансировать возвращение чужой жизни. Это было очень мощное заклятье, заставившее зачерпнуть такое количество силы, какого он еще не брал за раз никогда. Корчась в кромешной тьме своего внутреннего ада, Румпельштильцхен как мантру твердил лишь эти слова, помогавшие удержать на грани остатки рассудка, спрятать их в последний момент как можно дальше перед нашествием новой, еще более мощной волны, чтобы в будущем получить возможность снова вернуть себе некое подобие облика разумного существа: «Ради тебя, Бей». Как будто издалека до него доносились обрывки слов и фраз. Извиваясь в агонии и видя перед закрытыми веками черно-белые всполохи, он лишь отстраненно воспринимал их, слова скатывались, словно вода с камня, не проникая дальше в сознание: «Пап, а зеленый дядя сильно болен? Он умрет?» «Не знаю, сын. Даже не могу сказать, хочу я этого или нет...» «Папа! Папа? Ты слышишь меня! Только не уходи, не сейчас, когда... Боги, я же даже ни разу тебе не сказал за эти годы даже простого спасибо за то, на что ты ради меня пошел, пожертвовал. Я люблю тебя, пап! Только держись!» «Смотрите, у него кровь изо рта хлынула... Вот и пришел конец Темному...» «А это не заразно? Может, стоит его того... куда-нибудь изолировать? Еще какую заразу на город нашлет...» «Но он спас юного Генри... не по-людски как–то...» «Да разве ж он человек?» «Румпель! Только не умирай! Не смей умирать у меня на руках! Я обещаю, что если ты поправишься... я... я тебя поцелую! А если умрешь, я тебя все равно оживлю и снова убью! Ты не имеешь право умереть!» «Может, пока такая возможность, в тюрьму его? Очухается, больше не будет никому вредить, а нет, туда ему и дорога...» «Быстро несите его во дворец! Дэвид! Ты что стоишь как истукан? Помоги Белфайру, он один его не дотащит! Эмма, срочно отошли голубя доктору Франкенштейну!» Голоса все отдалялись и отдалялись, постепенно превращаясь в раздражающее неразборчивое гудение, которое тоже через какое-то время совсем пропало. А потом наступила спасительная тьма.