Кармин

Эмиль на пару мгновений завис, не в силах ни встать, ни сесть после такого приветствия. Но в итоге определился: поднялся, расправив плечи, и сделал еле заметный знак Кольту, чтобы он оставил их вдвоем с Алисой. Жест получился какой-то жалобный и неловкий, так что Кольт сразу додумался сделать вид, будто не заметил и что ему приспичило позвонить. – Самбиеву звякнуть надо, – Кольт указал в сторону многоэтажки, на крыше которой Ренат исполнял какие-то опасные телодвижения: Кольт даже немного забеспокоился, как бы этому непоседливому зверенышу не пришлось поиметь слишком близкое знакомство с силой тяготения. Алиса же даже не взглянула в ту сторону. «Не так-то легко отвлечь от расправы над жертвой, если она её уже сцапала», – рассудил Парамиров и предпочёл отступить на пару метров от зарождающегося эпицентра. Устроился с подветренной стороны на скамейке неподалеку так, чтобы слышать все, что будет обсуждать эта парочка. Звонить Ренату он не стал. Был обеденный час, и вокруг туда-сюда шныряли голодные обитатели школьного городка. Кольт постарался игнорировать посторонний шум и сосредоточиться только на двух голосах. Закрыл глаза. Грохочущий, басящий, будто тяжело и сбивчиво прыгающий по словам, ставший уже привычным, вокальный набор Эмиля. И ровный, не резкий, но мощный, как течение полноводной реки, готовящейся в конце стать водопадом, голос Алисы. Кольт почему-то почувствовал какое-то внезапное умиротворение от сплетения этих звуков, когда они отделились от изначально смысла и сам смысл теперь заключался в простом и естественном следовании за мелодией голосов. Он, вероятно, так и пропустил бы весь разговор, если бы кто-то не наступил ему на ногу. Кольт встрепенулся. – Эмиль, просто скажи мне, что понимаешь, в какой ситуации теперь оказался. – В ситуации? В ситуации! Это вы все не понимаете, в какой ситуации! И я, к твоему сведению, не оказался в ситуации, а сам так захотел. – Бекетов, мне лечь на пол, чтобы разговаривать с тобой на одном уровне? – Да ты осознай, детка, что вас посадили в ваш белый мажорский корпус маменьки и папеньки и контролируют каждый ваш пук и чих! И что вы там все равно что на тарелочке. Нет, дорогая, я в это не играю. Я устанавливаю свои правила! – Да ну? – Ну да! Неужели ты думаешь, что... Но Алиса не дала ему закончить: – Я вчера была у деда. Отпросилась с занятий. Знаешь, неважно он что-то выглядит... Не знаю, сколько он еще протянет… – Алиса явно переборщила с печальными интонациями, для Кольта они прозвучали неприкрыто фальшиво, но её брат, похоже, эту фальшь не уловил. – Ты чё городишь?! Нормально с ним все будет! – проорал Эмиль, явно пытаясь сбить неприятные образы, и после небольшой заминки с вызовом добавил: – Да я прям завтра к нему и заеду! Точно, суббота ж будет! – Вот это я понимаю, достойный внук! Эх, красава, Бекетов! – Кольт услышал издевательские нотки в голосе Алисы. – Ой! Подожди… А ты разве не знаешь? – Ч-что? – Эмиль явно сбился с боевого настоя, предчувствуя подвох. – С территории школы нельзя уйти просто так. Нужно специальное разрешение, чтобы тебя мог забирать кто-то, кроме родителей, а твой отец его не подписывал. И сам за тобой не приедет. Так что ты отсюда никуда не денешься. Кольт наблюдал, как с каждым её словом на лице Эмиля оставалось все меньше уверенности и все отчетливее проступала детскость. Пока Эмиль пытался собраться с мыслями, шлёпая своими толстыми губами в попытках извергнуть речь, Алиса внезапно обернулась к Кольту, будто не смогла удержаться от порыва оценить его реакцию на происходящее. «Значит, все же мебелью меня не считает». Тут Эмиль, будто и сам вспомнив про существование Кольта, сделал размашистый жест в его сторону и проголосил: – Ко-ольт! Кольт нехотя встал и поплелся в сторону парочки, укрытой прохладной тенью дуба; его уже изрядно припекло на солнце, и было не так просто справиться с приятной вялостью во всем теле. – Ты же помнишь Кольта Парамирова? – с преувеличенным воодушевлением начал Эмиль, обхватив за плечи подошедшего друга. – Так вот, мы с ним еще летом решили, что поселимся вместе в обычной общаге. Там возможностей больше. – Для чего? – скептически отреагировала девушка. – Для… для… – Эмиль запнулся, и Кольт понял, что настала его очередь подхватить эту спонтанную ложь. – Для того, чтобы не светить лишними понтами хотя бы. Сама посуди. Белый корпус всего один. Типовых корпусов под двадцать. В белом корпусе живет менее десяти процентов всех обитателей. А в типовых – все остальные девяносто. Как думаешь, где легче проворачивать дела и не привлекать ненужного внимания? Обычно Кольту хватало уверенности, с которой он мог нести любую чушь, чтобы собеседник проникся его словами. Однако с лица Алисы не сходила гримаса тоскливого презрения. Кольт продолжил, стараясь ничем не выдать, что ему есть дело до её реакции: – В общем, если грамотно и своевременно замутим, получим достойный выхлоп, – Кольт почти дословно повторил слова Ренатика, который хоть и с самого первого дня пребывания в школе неугомонно вываливал на Кольта содержимое своей головы, никогда не вдавался в конкретику. Все равно ничего лучше, чем эссе на тему «добрый день, с вами Ренат Самбиев», он не мог предложить Алисе, но надеялся, что она потеряет интерес к столь пространному разговору. – Ты же понимаешь, на территории сейчас очень жёстко, если не собрал свою бригаду, считай, проиграл в естественном отборе, и потом уже ничего не… – Дальше, Парамиров, дальше, – бесцеремонно прервала его Алиса. – Давай без предисловия. Меня интересует, как конкретно ты собираешься заботиться об этом пеньке. Поливать витаминным раствором и гладить по головке явно недостаточно, чтобы он во что-то полноценное переродился, а брехню оставь для мемуаров – обязательно в старости почитаю и поплачу. Ее слова вдруг выстроили перед Кольтом все произошедшее с Эмилем за эту неделю, которая даже не успела кончиться. Сначала обломался с общагой, подрался в первый день (с самим же Кольтом), потом, по-видимому, нарвался на каких-то качков, которые безжалостно его помяли, потом оказалось, что все его счета заморозили и он остался совсем без денег, потом продал навороченный телефон за смешную сумму. Теперь еще оказался бессрочно запертым в школе. И его родственница явно послана судьбой, чтобы подсыпать добавки. Кольт взглянул на своего незадачливого друга. Тот с гримасой снисхождения смотрел в сторону Алисы, но Кольту показалось, что он абсолютно отключился от происходящего, а это выражение лица – просто его дежурная мина, которая сойдет для любого случая. Алиса, похоже, тоже заметила, что Эмиль выпал из текущего момента. «Нельзя ей позволить снова его прессовать», – подумал Кольт, верно считав её намерения, и поспешил продолжить разговор, сменив тон на более грубый. – А тебе-то что за дело до наших планов, а? Может, начнешь с того, что свой интерес озвучишь? – О, посмотри-ка на него, включил режим стервы, а я-то думала, что с парнем разговариваю! Охладись, Парамиров, мне дела нет до ваших междоусобных интрижек и жалких потуг друг друга выгородить. Совет вам да любовь, дорогие. Я бы вас послала, но вижу, вы оттуда, – Алиса ответила злее, чем Кольт ожидал, и, пока он переваривал услышанное, она приблизилась настолько, что их носы почти соприкоснулись, и ласково проговорила: – И не забывай напоминать своей ущербной половинке о том, что если кто-то в силу своей недалёкости не замечает надвигающегося пиздеца, это не значит, что пиздец не надвигается. «Хорошо… А ты заботливая», – он не успел это сказать. Алиса перевела огонь на Эмиля, швырнув ему красный сверток: – И с днем рождения тебя, недомудок! – Так у меня ж двадцать третьего числа был! – возмутился Эмиль так, будто предыдущие высказывания его не касались вовсе. – Это не от меня, – сказала Алиса вместо прощания и, сделав четкий и уверенный разворот, будто поставила роспись в конце важного документа, направилась от них прочь. Эмиль еще несколько секунд смотрел ей вслед, медленно, но неизбежно меняясь в лице, пока оно не приобрело выражение раздосадованности и бессильной ярости. – Сука! Сука такая! Что б тебя! – Эмиль с размаху бросил подарок на газон, метнулся к дереву и принялся его пинать со всей дури, выкрикивая ругательства и злобно пыхтя. Кольту казалось, что ему должно быть больнее от собственных ударов, чем столетнему дубу, для которого эти нелепые мгновения ярости случайного человека не больше чем эхо шепота из чужого и далекого сна. Эмиль застыл; челка прилипла к мокрому лбу, а дыхание звучало так, будто воздух насильно врывался в его организм. Он взглянул на Кольта и прошипел: – Хули ты смотришь?! И тут же, не дожидаясь ответа, ринулся в сторону их общаги, не забыв подхватить с земли красный сверток. Кольт далеко не сразу последовал за ним. Сначала он набрал Ренатику и дал ему какое-то нелепое задание, исключительно чтобы очистить крышу от его присутствия. На крыше он уже был минут через пять. Эмиль еще не попал в его поле зрения, но он четко мог различить сдавленные всхлипы где-то неподалеку. Кольт снял галстук, обмотал один конец вокруг дверной ручки, а другой вокруг какой-то металлической конструкции рядом. Он, конечно, сомневался, что эта нехитрое сооружение сможет кого-то остановить, но все равно решил, что так будет надежнее, чем совсем без предосторожностей. Кольт аккуратно заглянул за угол. Эмиль сидел, уткнувшись лицом в коленки. Брошенный ребенок, который отчаянно прячет свои слезы. Он уже однажды видел такое и надеялся, что ему никогда не придется столкнуться с этим вновь. И вот он словно пробежал дистанцию по кругу и вернулся в исходную точку. И снова надо бежать. А что делать с этим идиотом? В кармане завибрировал телефон. Кольт автоматически взглянул на экран. Сообщение от Самбиева: «Все стало слишком сложным». «И не говори, Ренатик», – грустно усмехнулся Кольт и в этот же момент услышал изумленный и одновременно злой возглас: – Тебе чего здесь надо?! Иди на хуй! Кольт на это только вскинул бровь и, засунув руки в карманы, развязной походкой двинулся к парню. – Я сказал! – взревел Эмиль и вскочил с места. – Как-то неэффективно ты энергию расходуешь, Бекетов. Пинаешь деревья, бегаешь туда-сюда, орёшь, когда нужно молчать, и рыдаешь, когда нужно клыки показывать, с друзьями разговариваешь как с врагами, а с врагами стоишь и писю теребишь. Эмиль уставился на него, вытаращив глаза и сжимая кулаки. Кольт понял, что нужно еще чуть-чуть до полноценного эффекта. – И, кстати, – игриво продолжил он, – «на хуй» вроде где-то здесь? Ты уж точно знать должен. Лицо собеседника окончательно перекосило – он замахнулся, но замах вышел длинный, и Кольт без труда увернулся, так что Эмиль, потеряв равновесие, пролетел мимо и воткнулся в какую-то коробку с хламом. – А таким ты мне больше нравишься! – засмеялся Кольт и едва не пропустил следующий удар. – Да? А как тебе это понравится?! – откликнулся здоровяк и швырнул в голову Кольту старый кроссовок, видимо, попавшийся ему в коробке. Кольт машинально прикрыл лицо и через момент почувствовал, что прижат к теплой поверхности крыши чем-то тяжелым. Над ним навис Эмиль, вцепившись обоими руками в его предплечья. Вид у него был растерянный и удивленный, как будто ему никогда до этого не удавалось побороть сопротивление противника, получить контроль над ситуацией, как будто он и не представлял, что делать дальше. Его дыхание было глубоким и прерывистым, и Кольт поймал себя на том, что считает его вдохи-выдохи. Досчитав до восьми, он тихо сказал: – Мне нравится слушать, как ты дышишь… Эмиль. – Я… что?.. – И я знаю, о чем ты думаешь. – Знаешь?.. – глупо повторил Эмиль, застыв в ожидании. – Да, знаю. «О том, что у тебя больше ничего нет и ты никому не нужен. О том, что они сильнее тебя. О том, что во всем этом нет смыла. И ты боишься. Но ты не прав». – А ты знаешь, о чем думаю я? – Нет… – Я думаю, что никто из них не имеет понятия, на что ты способен. И никто сам не может быть уверенным, на что способен, пока не попробует. И еще, Эмиль, я думаю, что ты безграничный мудак, который вот-вот раздавит своего лучшего друга. Но это уже, так, мелочи. Кольт увидел, что выражение лица Эмиля изменилось: теперь он стал похож на трехлетку на празднике в детском саду – непонимание, растерянность и восторг в одном комплекте. – Эй! – Кольт слегка дернулся, чтобы привести парня в чувство. Эмиль ахнул и сполз с друга. Кольт приподнялся на локтях. – Ну так от кого подарок? – спросил он, мотнув головой в сторону свертка, который, как было теперь заметно, оказался уже раскрытым. – Это… это от мамы, – еле слышно пробормотал Эмиль. – Десять лет от нее ничего не получал… Последняя фраза прозвучала финальным аккордом, после которого любое продолжение будет неуместным. Но Кольт знал, что это обманчивые ощущения. Приветливое осеннее солнце, торопливые облака, секретный шепот листвы, паутина из едва различимых голосов вдалеке, проступающие синяки на руках, непроизнесенные слова, растаявшие на языке, недокуренные дешевые сигареты и двое на крыше типовой многоэтажки – нет, это только начало. Внезапно его охватила такая бешено пульсирующая радость, что он вспомнил, как в младших классах безуспешно пытался представить бесконечно расширяющуюся Вселенную. «Странно. Теперь это так легко».