Другая игра

День сменялся днем. Медленно, но верно Джон начал терять им счет. Они были однообразны, изнурительно тяжелы и беспросветно серы. Нескончаемые тренировки на сверхсекретной базе по сути мало чем отличались от армейской муштры, за исключением, пожалуй, интенсивности. В первые дни он добирался до своей комнаты чуть ли не ползком. Гражданка расслабила, и даже такая нескучная жизнь с Шерлоком не давала привычной армейской нагрузки. Сейчас тело Джона нехотя вспоминало, что он все же больше солдат, чем доктор, и работа в больнице, его такие обычные пациенты с насморками, простудами или просто с дурным настроением казались чем-то таким далеким и не принадлежащим к этой новой серой и тяжелой жизни. Джон старался не думать о Шерлоке. О том, как детектив справляется без него, о том, что Холмс может страдать. Он усилием воли заставлял себя думать, что с другом все хорошо, и тот спокойно занимается своими расследованиями, живет немного опустевшей без Джона, но все же нормальной жизнью. Эти мысли причиняли боль, Ватсон знал — это неправда, и все же он заставлял себя думать именно так. У Шерлока все в порядке. Ведь именно для этого он и согласился на этот шаг, именно для того чтобы любимый (так Джон в мыслях называл Шерлока — своим любимым) человек был в порядке. Он изводил себя бесконечными тренировками, возвращая телу забытые навыки и притупленные рефлексы, обретая новые: смертельные, убийственные, молниеносные. Он по несколько часов в день проводил в тире, оттачивая и без того блестящие способности. Боевые искусства и спарринги тоже занимали существенную часть его дня. Оставшееся время посвящалось аналитике и изучению новейших технологий, которые могут пригодиться в полевых условиях. Ему приходилось перерабатывать столько новой информации, что голова шла кругом. Когда же бывший доктор добирался до постели, он падал на нее и мгновенно засыпал, радуясь тому, что кошмары его больше не мучают. Он просто проваливался в черноту, а через несколько часов выныривал из нее обратно, словно робот, которого включали и выключали поворотом рычага или нажатием кнопки на пульте управления. В этом было и хорошее — он не думал. А кроме того, он не вспоминал о мирной и такой счастливой жизни на Бейкер-стрит, все эти мысли неизменно возвращали бы его к Шерлоку. К его полному боли крику, который в первое время Джон слышал каждую ночь. Сейчас этого не было. Только чернота. Так было до тех пор пока не появился Майкрофт. Джон помнил предупреждение Антеи, но дни шли, и он с тихой радостью отмечал, что старший Холмс до сих пор не почтил его своим вниманием. Ватсон, который по новым документам теперь именовался Джон Рональд Харрисон, от всей души надеялся, что этот ненавистный ему человек уже и думать забыл о его существовании. Однако в один прекрасный день его вызвали с очередного изматывающего спарринга, где Джон с трудом держал оборону сразу против троих соперников, держал, надо признать, не очень, поединок только начался, а он уже пропустил три удара и заметно прихрамывал. Майкрофт ждал его в небольшом зале для переговоров, разместившись в кожаном кресле и подперев подбородок сцепленными кистями рук. Не нужно было быть Шерлоком, чтобы понять, что старший Холмс не в порядке. Под глазами залегли заметные тени, коих раньше там никогда не бывало, кожа выглядела еще бледнее и суше чем обычно — у мистера Холмса были проблемы, хотя он и пытался это скрыть. Джон, будучи врачом, мог точно сказать, что мистер Холмс почти не спит. Это могло бы его порадовать, однако мысль о том, что стало причиной этой бессонницы, заставила сердце доктора болезненно дрогнуть. Майкрофт смотрел на него с плохо скрываемым раздражением. С чего бы это? Еще один болезненный укол в области сердца. Холмс еще не открыл рта, а Джон уже знал, чем вызвана эта обжигающая его кожу неприязнь во взгляде сидящего в кресле человека. То ли голос разума, то ли вопль интуиции подсказывал, что дело плохо, и дело в Шерлоке. — Что с ним? — без предисловий и политесов спросил Джон, усаживаясь в свободное кресло. Холмс удивленно вскинул бровь. — Вы, Джон, я смотрю, стали невероятно проницательны, — губы Майкрофта искривились в некоем подобии улыбки, — усиленные тренировки хорошо отражаются на Ваших умственных способностях. Джон молча опустился в свободное кресло, пропуская колкость мимо ушей, этот лощеный тип мог говорить что угодно, но волновало доктора в данный момент только одно — Шерлок. Майкрофт холодно разглядывал Ватсона. Этот человек ему не нравился никогда, а теперь — особенно. То, что он сотворил с Шерлоком, не поддавалось никакому логическому осмыслению. Шерлок погибал. С момента начала операции «Лазарь» прошло чуть больше месяца, а если быть совсем точным, тридцать восемь дней, и за это время его брат превратился… Что было в этом простом и до кончиков ногтей понятном человеке такого, что потеряв его Шерлок твердо решил закончить свою жизнь любым доступным путем? О, чтобы свести счеты с жизнью не нужно быть гением, но вот чтобы удержать гения от суицида нужно приложить немалые силы. Да, он запер его, да, практически лишил возможности двигаться и навредить себе, мог насильно подпитывать его через капельницы (брат категорически отказывался от еды и ничего не пил), но удержать младшего от сознательной и рукотворной комы он не мог, это было выше его сил. Майкрофт вздохнул, это решение далось ему тяжело, невероятно тяжело. Но в итоге он пришел к совершенно простому и логически обоснованному выводу — спасти Шерлока сможет только один человек. Тот самый, от которого Майкрофт так желал отделаться. Вся эта затея с тренировками и ссылкой служила только одному — избавиться от доктора Ватсона. Кинуть его на передовую борьбы с сетью Мориарти, где тот рано или поздно бесславно и безвестно закончил бы свою жизнь в какой-нибудь бурной реке с простреленной головой или в бетонных чулках. Люди Мориарти рано или поздно вышли бы на человека который безжалостно убил в упор их босса. Тогда пуля в лоб была бы наиболее желательным для доктора исходом. Но блестящий стратег, коим себя Майкрофт по праву полагал, просчитался с этим обычным человеком вот уже в третий раз. Даже после того как старший забрал брата с кладбища, он все еще надеялся на то, что это очередная блажь Шерлока, которая вот-вот сойдет на нет. Ну погорюет, порыдает и снова вернется к своей прежней жизни, а уж он, любящий старший брат, строго проследит, чтобы в жизненном пространстве Шерлока больше не оказалось людей, способных пошатнуть основы их бытия. Только теперь он осознал, что если бы в тот вечер когда он впервые увидел доктора Ватсона на складе, он проявил жесткость, и доктора убрали бы, таких проблем в их с Шерлоком жизни просто не возникло бы. Но теперь уже было слишком поздно. Чувства, сильные и разрушительные словно болезнь, оплели сердце младшего, и безысходное горе убивало в нем желание жить. Майкрофт любил Шерлока. Его одного во всем мире, другие люди не стоили его благосклонного внимания, но брат… Это было скрыто где-то глубоко под ледяной броней, за которой обычно прятался Майкрофт, это принимало несколько странные формы — проявлять свои чувства Холмсы не умели, здесь они были очень похожи с Шерлоком, во всяком случае до последнего времени, и все же Майкрофт его любил. Признать то, что желание избавиться от доктора вызвано ревностью, было очень непросто, но это был факт такой же очевидный, как и то, что вернуть брата к жизни сможет только один человек. И он сидел сейчас напротив. Джон Ватсон, ненавистный до зубного скрежета. По счастью Майкрофт понял это до того как Джона отправили на первое задание, куда-нибудь на Восток, и доктор был все еще жив. Он устало потер глаза, признавая свое поражение, и, вздыхая как перед прыжком в ледяную воду, тихо произнес: — Вы должны вернуться, Джон, без Вас он умирает.